Алла дудаева вероисповедание. Алла Дудаева: Российская империя обречена

Недавно свою книгу о муже представила вдова первого президента Ичкерии Алла Дудаева. Россиянка по происхождению, она четко позиционирует себя чеченкой. Судьба этой абсолютно творческой женщины — художницы, поэтессы, писательницы — наполнена политической борьбой, лишениями и болью, ведь она отдала свою душу и сердце Чечне в разгар ее трагической истории. О том, что происходит в ее жизни сейчас.

«Ни один чеченец не коснется девушки до замужества»

— Что значит для вас Чечня и как Вам удалось стать ее частью?

— Чеченский народ уникален. Он до сих пор сохраняет древние предания, которые учат молодежь поступать по чести и совести. Эти обычаи передаются из уст в уста, из поколения в поколение, в них звучит незабываемый голос предков.

Чеченский народ сохранил свои традиции, несмотря на 73 года советского правления, несмотря на сегодняшнюю оккупацию — в его обычаях всегда жила душа народа. Прежде всего, это безусловное уважение к старшим: молодежь всегда встает, когда входит старший.

Второе — достойное отношение к женщине. Ни один чеченец не коснется девушки до замужества. Особое внимание к гостям, их защита и уважение. А еще — кровная месть, которую можно ждать годами, но даже через полвека она догонит. В чеченском народе больше всего ценят Честь, а потом уже все остальное. Что касается меня, то я не прилагала особых усилий, чтобы стать частью этого народа, это произошло само собой.

— Как можете объяснить имидж Чечни сейчас, ведь мир, в основном благодаря Кадырову, считает чеченцев агрессивными людьми. Каковы они на самом деле и как побороть эти представления?

— После трех лет временного перемирия спецслужбы России постарались расколоть чеченский народ на почве ислама и сделали все, чтобы начать вторую реваншистскую войну.

Для возбуждения ненависти взорвали два дома со спящими людьми в Москве и один в Волгодонске. Второй раз прошелся каток войны, уничтожая бомбами и «зачистками» население.

Сопротивление чеченский народ оказывал в горах и лесах, но неутомимо работали более пятидесяти фильтрационных лагерей смерти, в результате борьбы погибли четыре президента и 300 000 чеченцев, из них 43 000 детей.

Оставшиеся в живых, были вынуждены покинуть территорию ЧРИ. А те, кто сейчас рядом с Рамзаном Кадыровым — дети этих войн, большинство из них не получили образования. Кадырову они благодарны, потому что он защитил их от федералов, от «зачисток» и угона.

Для них лучше один «свой», Кадыров, каким бы он ни был, чем россияне. Эти «пророссийские чеченцы» сейчас выбрали меньшее из зол и подчиняются только Кадырову.

Они вынужденно стали «мамлюками» на русской земле, пока там есть Путин, который сделал их «козлами отпущения» для своих преступлений в России.

Когда изменится агрессивная политика России в отношении других государств, тогда изменятся и эти «пророссийские чеченцы».

А что касается чеченцев, которые выехали в Европу, то стоит только начаться большим изменениям в России — они вернутся на родину, чтобы продолжить борьбу за ее независимость.

«Российская империя обречена на развал»

— Какая, по Вашему мнению, судьба ждет этот великий народ?

— Я не сомневаюсь, что чеченский народ будет независимым!

Он стал первым «камнем преткновения», о который десятки лет ломала свои стальные зубы трехсоттысячная русская армия, и он обязательно победит. Сейчас он только временно оккупирован.

Но, как только над Россией и Кавказскими горами подует ветер Свободы, народ непременно восстанет!

— Как творческий человек Вы склонны к глубоким философским размышлениям. Как думаете, почему россияне такие агрессивные и экспансивные? Что ждет дальше их империю?

— Лучшая часть русского народа в тюрьмах или уехала за границу, другие молчат, опасаясь новых репрессий. Сейчас видно россиян, которым выгодно поддерживать агрессивную политику Путина, которые наживаются на этих войнах.

Но это временщики, они очень невежественные и продажные, и как только сменится власть, они сбегут или снова перекрасятся. Их время уже заканчивается, и от этого никуда не деться. Российская империя обречена на развал, а «похоронной командой» России будет «желтая раса». Об этом говорил Джохар, и мы сейчас видим, как сбываются его предсказания.

— Расскажите немного о себе сейчас — в каком русле развивается Ваше творчество?

— После небольшого сборника моих стихов «На рубеже веков», опубликованном в Литве в 1993 году, в 2002 году я написала книгу, посвященную Джохару Дудаеву и его удивительному народу — «Миллион Первый».

Кроме этого, у меня много картин в стиле романтического импрессионизма — картины о войне и мирные пейзажи, портреты.

Но самое удивительное то, что в моих картинах совершенно неожиданно появляются непонятные знаки, которые видят другие люди, а потом мне показывают.

Например, во время выставки в центре Стамбула ко мне подошли и начали благодарить за картину «Морская фантазия», только они сказали, что стоило ее назвать «Танец неба». Мне сказали, что я подарила этой картиной надежду на то, что «мевлеви вернутся в Стамбул».

А было все так. Я попросила убрать бронзовый горельеф головы Ататюрка, который был в центре зала, и вместо него повесила большое полотно, три четверти поверхности которого занимало голубое небо, а на одной четвертой был морской берег с несколькими заливами, что в него впадают.

Сначала я не поняла, за что меня благодарят, пока люди не показали полет турецкого мевлеви в самом центре картины.

На все небо, среди облаков, раскинув в полете руки и ноги, «летел» человек в белых длинных одеждах, а заливы образовывали начертание имени Аллаха. Но самое интересное было в истории, связанной с Ататюрком... Турецкие мевлеви были суфиями, их школы были широко известны на Востоке в средние века.

Когда в Турции началось правление Ататюрка — он выселил мевлеви из Стамбула, и они ютились на окраине Турции. А сейчас картина с моим мевлеви заняла место горельефа председателя Ататюрка. Эти случайные турецкие знакомые пригласили меня посетить выступление мевлеви в тайной мечети.

Самым неожиданным для меня, так как я всегда восхищаюсь знаками, приходящими во сне, было познания суфийских школ, в которых учителя спрашивали своих учеников о снах, которые они видели ночью. Они такие сны толковали и жили в полном соответствии с этими знаками.

Перспективы Чечни

— Как с тонкой творческой душевной организацией художника и поэта Вы стали Великой Женщиной Великого Борца? Как выдержали все это, пережили и не сломались?

— Меня всегда поддерживал Джохар, он был настолько многогранной личностью, все успевал и меня подталкивал к действию. Когда он служил в Сибири, договорился с начальником Дома офицеров устроить в гарнизоне выставку моих картин, но меня такая перспектива мало вдохновляла.

Спустя годы, во время встречи с председателем Союза художников, в 1989 году, Джохар договорился, чтобы меня пригласили на Юбилейную выставку художников в город Грозный. Здесь я очень постаралась «не ударить в грязь лицом», и моя картина «Абрек» заняла второе место.

В 1991 году, сразу после инаугурации Джохара, наш дом заполнили журналисты. Джохар не успевал давать всем интервью и отделив часть, подвел меня к ним.

«Я не смогу», — говорила я, но он поддержал: «У тебя все получится! Только не забудь, скажи — нас оценят наши потомки»... Так я и сделала. Мое интервью тогда получилось в самой большой газете «Голос Чечено-Ингушетии», а эти слова Джохара оказались лучшими из всего, что я сказала, именно их редактор сделала заголовком: «Нас оценят наши потомки».

Джохар очень тонко чувствовал живопись и умел вовремя меня остановить, когда я начинала «записывать» картину. Хорошо разбирался в музыке, ценил поэзию. Ему нравились мои стихи, пробовал даже сам писать.

Он любил учиться и быстро схватывал все новое, что происходило в мире и приносило ему жизнь. Когда я начала писать о нем книгу, то удивлялась, как много он успел сделать, несмотря на митинги вооруженной оппозиции и наперекор всему, что готовила Россия в Ичкерии.

Я встречалась со многими людьми, которые были его соратниками, и они говорили, что не смогли бы сделать все это, если бы их не подтолкнул Джохар. Он в них верил, и эта вера вдохновляла их на великие дела. Чеченский народ и Джохар нашли друг друга, и эта любовь стала вечной.

— Ваши дети и внуки рассеяны по всему миру. Есть в их мировоззрении что-то от вас с Джохаром?

— Все дети разделяют стремление Джохара к Свободе и уверены, что суверенитет чеченского народа — это только вопрос времени. Они читают статьи, общаются со своими сверстниками в интернете и видят, что сейчас происходит с Россией.

Время империй прошло, и Российская империя обречена — она просто доживает свой век. Все постсоветские республики и автономии, как и русский народ, будут свободными. Наступает новая эра; мир, полный неизведанных возможностей, раскрывает свои объятия человеку!

— Участвуете ли Вы и Ваши родные в политической и общественной жизни?

— В 2007 году, после заявления Докки Умарова о создании Имарата, бывший министр иностранных дел Ахмед Закаев провозгласил себя «премьер-министром» и создал свой «кабинет министров» в изгнании.

Он нарушил основной принцип Конституции ЧРИ: «Ни один человек, ни группа лиц не имеют права захватить власть без выбора народа». И сразу же начал беспрецедентные по уровню политического цинизма переговоры с марионеткой Кремля Рамзаном Кадыровым.

В знак протеста мы были вынуждены создать свое правительство и президиум, куда вошли чеченцы, которые принимали участие в боевых действиях и за рубежом продолжали работу на своих должностях. В него вошли Ахъяд Идигов и многие другие.

Мы не нарушили конституцию, никто не занимает никаких должностей — все равны и решаем вопросы во время коллективного обсуждения. Если Ахмед Закаев надеется в будущем заменить кабинет Кадырова своим, наша задача — сохранить демократическое волеизъявление чеченского народа и организовать свободные выборы в будущее правительство Чеченской Республики Ичкерия.

Возможно, появятся новые люди, молодые, более достойные — время покажет, но чеченский народ имеет полное право на выбор своего правительства. Выбор в полном соответствии со своей конституцией.

Мы договорились, что он встречает нас в аэропорту, но в зале встречающих - никого. Выхожу на улицу: Вильнюс покрыт то ли туманом, то ли снежной пеленой, на площади безлюдно. Вдруг прямо у ступенек притормаживает черный Saab. Saab не является чеченским народным автомобилем, как Porsche или Land Cruiser 200, но тонкий профиль водителя выдает в нем отца, и я спускаюсь вниз.

Он выходит из машины - высокий, худой, в приталенном сером пальто, черном поло и черных начищенных до блеска туфлях (никаких острых носов!). Вежливо здоровается, по-европейски протягивает руку. Да, это он, Деги Дудаев, сын первого чеченского президента Джохара Дудаева, персона нон грата в сегодняшней Чечне, где даже разговор о нем может стоить посмертной экскурсии в центороевский зоопарк. «Я на пять сантиметров выше отца, но так - да, похож на него сильно. Представь, каково это, когда все тебя сравнивают с отцом и меряют по отцу», - улыбается он, и за этой вежливой улыбкой то ли горечь, то ли сарказм.

За окном мелькает довольно однообразный пейзаж окраин Вильнюса - серые панельные многоэтажки, одетые в темное люди. Дудаеву 29 лет. Девять из них он живет здесь, в пасмурной Литве, транзитной зоне, через которую тысячи чеченцев бежали в Европу во время - и, главное, после - войны.

Редактор сайта Ichkeria.info (добавленного в 2011 году к Федеральному списку экстремистских материалов и сайтов) Муса Таипов, один из сторонников чеченской государственности, политик в изгнании и типичный «белый эмигрант» нового типажа, говорит, что в одной только Франции сегодня более 30 тысяч чеченцев - включая его самого. В столице Австрии Вене - около 13 тысяч.

«Власти европейских стран стараются не афишировать количество чеченских беженцев, но я одно время занимался этим вопросом и контактировал с властями, так что могу сказать, что сегодня в Европе живет не менее 200 тысяч чеченцев». Главные страны - Франция, Австрия, Бельгия, Норвегия, Германия. В Прибалтике чеченцы не задерживались, ехали дальше. Но Дудаев-сын никуда не уехал и остался здесь, на перепутье.

От него ждали каких-то поступков в стиле отца, но ничего пока так и не дождались - в чеченской политике он никак не проявил себя, не возглавил ни какого-нибудь правительства в изгнании, ни фонда имени отца, и все эти три дня я пыталась понять, как живет сын человека, в некотором роде изменившего ход российской истории: две войны, крах политиков и генералов, возможно, будущие военные трибуналы.

Дудаев ведет машину уверенно, пристегнув ремень (в Чечне такое законопослушание считается признаком слабости). Спрашиваю, не скучно ли ему здесь, и вообще - почему Литва? Литва потому, отвечает он, что отец с 1987-го по 1990-й возглавлял в Эстонии тяжелую бомбардировочную дивизию стратегического назначения и как раз застал рождение политического движения за независимость Прибалтики. У него тут к тому же была очень хорошая репутация: ему дали дивизию в Тарту в упадочном состоянии, а он за пару лет сделал ее образцовой - в общем, такой антикризисный менеджер.

Генерал Дудаев тесно дружил и с эстонскими политиками, и с литовскими. Был «одним из трех», как его называли в литовской прессе, наряду с Гамсахурдиа и литовцем Ландсбергисом. Связи Дудаева с Прибалтикой оказались крепкими: в Риге есть улица Дудаева, в Вильнюсе сквер его имени, с фирменной прибалтийской иронией расположенный так, что как бы предваряет посольство РФ в Литве, если въезжать в него из центра города.

Закинув чемодан в отель, мы едем обедать. В рождественской Литве градусов 10-15 мороза. Дудаев паркует свой Saab, и мы заходим в маленький ресторанчик в Старом городе, зелеными стенами и черно-белыми фотографиями напоминающий парижское кафе. Высоченный официант, типичный литовец, зажигает свечку, и в полумраке заснеженного Вильнюса мы говорим по-русски о Чечне и о войне.

«Мы и при жизни отца много переезжали - жили и в Сибири, и в Полтаве, и в Эстонии, но если тогда было чувство, что мы везде дома, то сейчас все наоборот: нет отца, нет дома, нигде. Я как вечный странник и на самом деле нигде толком не живу: езжу к матери в Тбилиси, к брату с сестрой в Швецию, на лыжах езжу кататься в Австрию, купаться в Грецию. Я давно мог переехать куда угодно - в Швецию, Голландию, Германию. Несколько месяцев пожил в Париже, все примерял его на себя. Нет, это все не мое. Меня держит здесь то, что... - он замолкает, подбирая правильные слова. - Тут я еще могу слышать русский язык. В Европе меня не покидает ощущение, что я на краю земли, что все дальше от родного дома. Начинается паника: что я никогда не вернусь. Вот из-за русского языка я и застрял здесь». А что вообще для него значит русская речь? «Это может понять лишь потерявший родину, - вздыхает он. - Ты не поймешь. Когда долго не слышишь родной язык, словно испытываешь голод по нему». А где она тогда, родина? «Чечня. Россия», - удивляется он.

Как удивительно. Кто бы сейчас слышал: сын Джохара Дудаева тоскует по русской речи и России. Отец воевал с Россией, а его сын тоскует по ней и мечтает вернуться. Дудаев не согласен. «Отец не воевал с Россией», - тактично поправляет меня он. Говорит, Джохар понимал, что без России Чечня никуда, уважал русскую литературу, служил ее же армии.

Кстати, Дудаев был первым генералом-чеченцем в армии СССР и одним из лучших военных летчиков страны. «Но он хотел партнерства, хотел, чтобы признали право чеченцев жить своим государством, как хотели этого Грузия, Азербайджан, Армения, Литва, Латвия и так далее». Все, кто хотел, получили свою свободу. Кроме чеченцев.

Я вспоминаю слова своего друга-чеченца, который, рассказывая о дудаевском правлении, сказал, что после прихода Дудаева к власти началась страшная смута, и он твердил, что «если остановятся трамваи, значит, введут войска». И точно, в конце 1994‑го трамваи в Грозном остановились, центр отключил республику от своей линии электропередачи, и это было последней мерой вслед за экономической блокадой. А оказавшись в блокаде, республика стала маргинализироваться, и трамвайную артерию города буквально растаскивали по частям, по проводам и рельсам.

«В ноябре или декабре 1994-го, я точно не вспомню, чеченцы живой цепью, взявшись за руки, встали от Дагестана до границы с Ингушетией - хотели обратить внимание мировой общественности, чтобы нас не бомбили, не тронули», - рассказывает Таипов из Франции. «Отец не хотел войны, но видишь, как все вышло», - это уже Дудаев.

Спрашиваю его: будь отец жив и увидь все то, во что превратилась его борьба, не пожалел бы о том, что сделал? Деги долго молчит: в руке сигарета, взгляд вдаль. «Пойми, я не могу судить своего отца. Все тогда кипело и бурлило, все республики хотели свободы. Это было как эйфория...

Отца поддерживали в Кремле. К нему приезжал Жириновский, его принимали высокие чины в Москве и говорили: давай, молодец, вперед. Это подарило некую иллюзию того, что победа возможна. Хотя бы в том виде, в каком ее получил потом Татарстан, в виде автономии. Но получилось, что Чечню втравили в войну. И Россию втравили в войну. А ведь могли же, могли же договориться и сделать соседей верными друзьями, а не врагами, как сложилось потом со многими. И сама Россия была бы сильней».

Дудаев-младший полагает, что для руководства России чеченский вопрос лежал в области геополитики. «Если посмотреть на карту, Чечня расположена так, что не вырежешь ее отдельно, она связана с остальным Кавказом и самой Россией неразрывно. Мы не сможем поставить границы и отделиться от России, будучи окруженными Россией, являясь, по сути, ее частью. Отделить Чечню - посыпятся Дагестан, Ингушетия, Ставрополье. Поэтому, наверное, вопрос стоял для России так остро: не «терять Чечню или нет», а «терять Кавказ или нет». А покорить Кавказ - это старинная забава Российской империи. Поэтому, наверное, и получилась такая рубка».

Нам приносят наконец мясо. Но оно остывает: я задаю вопрос за вопросом, а он, ища ответы, возвращается в прошлое, и этот контраст прошлого и настоящего таков, что ему буквально становится плохо. Вот представьте: сын президента крошечной страны, которая воюет с империей, золотой мальчик, у которого есть почти все, который ездит в школу с охраной, его отца принимают саудовские короли и турецкие политики, прозападные прибалты шлют денег в помощь, армия одной из самых больших стран мира временно бессильна перед горсткой отчаянных вояк, на новом гербе которых разлегся волк.

(«Этот герб у меня на плече, я его вытатуировал, зная, что нам, мусульманам, не полагаются татуировки, и перед похоронами ее обязательно выжгут с тела, но мне уже будет все равно», - хохочет он, туша сигарету в пепельнице.) Этот волк, символ той Ичкерии, просуществовавшей всего несколько лет, вбитый иглой в кожу, - печать верности тому, чему служил отец. «Эти флаг и герб провисели несколько лет, их сняли, но на мне они останутся до конца».

Перефразируя Хармса, «мог бы стать ты королем, но остался ни при чем». Ему, как сыну, досталось скитание, а другому сыну - так же (и теми же) убитого отца - всё. «Я помню Рамзана, кстати. Он такой парнишка был молчаливый, по поручениям Ахмада бегал, с папочкой под мышкой». - «Помогал - в смысле отцу?» - «В смысле да, семейный бизнес», – отвечает он с едва заметной иронией.

Дудаев курит сигарету за сигаретой. Своей издерганностью, профилем, безупречными манерами и безысходной тоской он начинает мне напоминать Эдриана Броди. Вспоминает, как приехал в Чечню первоклассником, как жил на Катаяме (коттеджный поселок по Старопромысловскому шоссе с сиреневыми аллеями), как был счастлив, потому что у него вдруг появилось столько братьев и сестер, и все говорят на чеченском - языке отца, а потом началась война, и он жил в президентском дворце, его сутками охраняли, и вроде и детства почти не было, а ты все равно счастлив, потому что среди своих, дома.

И последние - самые яркие - годы жизни с отцом, как они вместе стреляли в тире, как отец учил пользоваться оружием, все эти разговоры о жизни, да и сама жизнь - на пределе, на пике, на излете. И как итог: «Сколько я видел богатых домов, дорогих машин и европейских столиц, но нигде и никогда я не буду уже так счастлив, как был счастлив у себя на Катаяме».

«А ты не думал о таком парадоксе, что Рамзан Кадыров - и есть продолжатель дела Джохара Дудаева?» - спрашиваю я. Дудаев едва не поперхнулся. «Смотри, - продолжаю я. - Твой отец играл честно, как советский офицер, который знает, что такое честь и достоинство. Он сказал в открытую, чего он хочет. Рамзан поступает строго наоборот: он говорит то, что хочет слышать Москва, заверяет ее в верности, но законы и власть РФ в Чечне уже не действительны. Нет ни горской демократии, ни Российского государства. Чечня - это маленький султанат».

Дудаев смеется: «Прости, я вспомнил, как Джохару кто-то советовал ввести в Чечне шариат. А отец рассмеялся: “Если я отрублю всем чеченцам руки, то откуда мне взять новых чеченцев?” Я знаю: ты хочешь знать, что я думаю о нем. Сейчас я сформулирую, подожди... Когда у меня спрашивают, как я отношусь к Кадырову, я отвечаю: Кадыров смог сделать то, что другие никогда бы не смогли», - многозначительно говорит он.

Тогда я спрашиваю его о том, кем останется его отец в истории Чечни: человеком, вовлекшим народ в бойню, или идеологом независимости? Дудаев долго молчит. Неприятные вопросы, мучительные, над которыми, уверена, он и сам размышлял не раз. «Я думаю, что, как бы ни изменились времена, сколько бы лет ни прошло, мой отец останется тем, кто он есть, - символом свободы, за которую бывает очень высокая цена».

Тяжесть груза, оставленного отцом, не каждому под силу. Старший сын Дудаева Овлур уехал с семьей в Швецию, отказавшись от данного при рождении имени. Овлур Джохарович Дудаев стал Олегом Захаровичем Давыдовым - смешнее, кажется, не придумать. «Никогда не смогу этого понять», - коротко подводит итог Деги.

Дочь Дана вышла замуж, сменила фамилию и, как и полагается чеченской женщине, воспитывает детей и занимается семьей. Деги, младший, остался единственным сыном своего отца, и, хотя фамилия Дудаев приносит ее владельцу немало проблем, а его перемещения по миру рассматриваются спецслужбами через увеличительное стекло, он несет ее гордо, как родовое знамя.

Интервью заканчивается, мы выходим в вильнюсскую темноту, расцвеченную огнями рождественской иллюминации. Дудаев ведет себя как джентльмен и участливо предлагает взять его под локоть. «Слушай, а поехали к Гамсе? Ну ты же просила кого-то из того времени, кто знал отца, семью, меня, а лучше Гамсы все равно никто не знает. Он приехал несколько дней назад, это знак судьбы».

Мы садимся в машину и едем в отель «за Гамсой». Я пока не совсем понимаю, кто это, потом вижу высокого кавказца, который нетерпеливо дожидается нас в лобби и заинтересованно посматривает в окно. Он садится наконец в машину и с ходу начинает острить и шутить с неподражаемым грузинским акцентом. Его лицо кажется мне знакомым, но откуда - убей, не вспомню.

«Юля, знаете, меня очень тянет на остров Святой Елены – когда я там, у меня такое чувство, как будто домой вернулся. Наверное, в прошлой жизни я там умер!» - «У меня такое же чувство было в Стамбуле, когда я посмотрела из окон гарема на Босфор и зарыдала оттого, что никогда не увижу отчий дом». Дудаев, обернувшись, в восхищении: «Ну вы тут и собрались, а!»

Скрипя по снегу, мы идем от машины к отелю «Рэдиссон», чтобы подняться на 22-й этаж, где из огромных окон Skybar будем смотреть на ночной Вильнюс. Там я узнаю, что Гамса - это Георгий, и лишь потом, что это - Георгий Гамсахурдиа, сын первого грузинского президента, подарившего Грузии независимость. Как ехидно подметил фотограф Леша Майшев: «За этим столом не хватало только сына Каддафи».

Их отцы были дружны и мечтали о создании единого Кавказа. «Кавказ - это не Европа, не Азия, это отдельная уникальная цивилизация, которую мы хотим представить миру». Гамсахурдиа, собственно, помогал Дудаеву юридически безукоризненно провести референдум о независимости и выходе из СССР. Гамсахурдиа убили в 1993-м, Дудаева - в 1996-м. Спустя пару недель, уже будучи в Москве, я получу sms от Гамсахурдиа-младшего: «Представь, на совещании силовиков Рамзик сказал, что дает миллион долларов за мою голову. Я что, так мало стою, я не понял, а?:))»

Пока мы с Дудаевым о чем-то говорим, у Гамсахурдиа звонит телефон, и он уходит. Возвращаясь, сияет. «Боря звонил, говорит мне: ну ты придумал чего-нибудь? Когда мы уже что-нибудь замутим, а?» Борей оказывается Борис Березовский. «Откуда у него силы и деньги на замут? - спрашиваю я. - На Первом канале у нас говорят, что беден как церковная мышь и живет на подачки». Грохот смеха сотрясает столик так, что дребезжат чаш­ки. «Боря - бедный?! А на Первом канале не рассказывают, что детей приносит аист, а? Подождите, я пойду и расскажу это Боре!»

На следующее утро Дудаев заезжает за мной в отель, мы завтракаем, официантка спрашивает на русском: «Вам какой кофе?» «Белый», - отвечает Дудаев. Я вопросительно смотрю на него. «А-а-а, - смеется он, - белый - это с молоком. Черный - без молока. Так литовцы говорят. Знаешь, я говорю на шести языках, жил в разных странах, у меня в голове - как в котле - смешались традиции, культуры, выражения, иногда возникает такая путаница, знаешь, иногда просыпаешься и не сразу понимаешь, где ты и кто ты. Вот так у меня и бывает».

Живя в России, он говорил на русском, потом несколько лет жизни в Чечне - на чеченском, потом Грузия, следовательно, выучил грузинский, потом английский колледж в Стамбуле («первый год молчал, потому что все преподавание на английском, а откуда он у меня был, английский? На второй как заговорил!»), потом Высший дипломатический колледж в Баку («турецкий и азербайджанский почти идентичны, их легче всего было выучить»), потом литовский («вот это язык не для нашего уха, но я уже как полиглот, я где хоть чуть-чуть живу, начинаю говорить на языке»).

Мы заезжаем в пустой офис его компании VEO, специализирующейся на солнечной энергии, установке и продаже солнечных генераторов и панелей. «Раньше занимался логистикой, потом решил заняться альтернативной энергетикой, мы партнеры немцев, они сейчас впереди всех в sun energy». Серый ковролин на полу, компьютеры, офисная техника - все как будто нарочно в серых северных тонах. Квартиру он снимает рядом, в недостроенной зеркальной многоэтажке, одно крыло заселено жильцами, два других - пустые, с зияющими бетонными глазницами.

«Из-за финансового кризиса бросили стройку, это прибалтийский такой прагматизм», - смеется он. Рядом обледенелый, пустынный, как ожившая картинка поверхности Луны, продуваемый ветрами проспект Конституции с зеркальным небоскребом Swedbank. Квартира - технологичная студия с окнами от пола до потолка - холодная и необжитая, солнце в окна не светит, потому что его здесь, видимо, не бывает совсем. Это перевалочный пункт для вещей, сна, но никак не «мой дом - моя крепость». Здесь, кажется, нет ни одной личной вещи, говорящей о хозяине.

«Нет отца, нет дома, нигде», вспоминаю я. В серебристом «макинтоше» смотрим огромный архив фотоснимков: Джохар Дудаев после первого полета на истребителе, в кабине пилота, в строю (все смотрят прямо, он единственный развернут корпусом и смотрит в сторону, и так на многих снимках, точно наполеоновское «это не я иду против течения, а течение против меня»), вручение генеральского звания; потом Грозный, политика, щегольской костюм, горящие глаза и восторженные слушатели...

На черно­белых снимках маленький Деги в генеральской фуражке отца на руках чеченской публицистки и соратницы Джохара Марьям Вахидовой, подпись под фото: Little general. Самая большая серия снимков хранится в папке Daddy and me.

Выходим, и я замечаю, как Дудаев быстро, автоматически открывает-закрывает дверь, выключает освещение на лестничной площадке, бегом спускается, быстро едет, все время что-то пишет в своем смартфоне, словно боится остановиться. Говорю ему об этом. «Если останавливаешься, начинаешь вспоминать, думать, рефлексировать, потому я все время в движении: бизнес, друзья, спортзал, аэропорты. Чечня - как табу. Я вчера с тобой несколько часов проговорил о Чечне и вышел из строя. Это та боль, понимаешь... которая не пройдет никогда».

Этот день мы решаем провести в дороге, едем к Тракайскому замку. Выезжаем на трассу - по обеим сторонам стоят заснеженные сосны и ели: старые, вековые, под тяжелыми шапками и молодняк, присыпанный снежком. «Расскажи про Чечню, как там сейчас?» - вдруг просит он. Я рассказываю - долго, обстоятельно, он не был там с 1999-го, с начала второй войны. Он слушает, молчит, потом задумчи­во произносит: «Знаешь, а может, и хорошо, что сейчас там так...»

Закутанные литовцы пританцовывают от холода, а Дудаев в легкой трикотажной куртке с искусственным мехом: «Да нет, я не мерзну, правда, мы когда жили в Забайкалье, мать меня в комбинезон укутывала и спать на балкон отправляла, на 40-градусный мороз. Ну творческий человек, что сделаешь», - улыбается он.

Возле озера у Тракайской крепости - торговые шатры, я заглядываю, чтобы купить детям подарки, а Дудаев, узнав, что у меня двое сыновей, скупает гостинцы от себя: деревянный пистолет с натянутой резинкой, который издает вполне правдоподобный звук, деревянный рыцарский топорик, меч и рогатку, из которой можно подстрелить слона. Я протестую. «Не спорь, это же мальчишки! Они должны с детства привыкать к оружию и быть с ним на "ты". Тем более, знаешь, времена такие, все идет к большой войне, - я смотрю на его вдруг ставшее серьезным лицо. - Мужчин надо воспитывать с детства».

Он рассказывает, что в третьем классе у него в портфеле лежал старенький ТТ, а сам он разбирал и смазывал маслом пистолеты охраны. Любовь Джохара Дудаева к оружию известна: став президентом, он разрешил владеть им всем мужчинам от 15 (!) до 50 лет. Покидающая республику советская власть оставила после себя военные части и склады с оружием, которые с большим энтузиазмом растащили местные.

Как пишет полковник Виктор Баранец в книге «Генштаб без тайн», Кремль пытался разделить оставшееся в республике оружие по принципу 50 на 50, и Ельцин отправлял на переговоры с Дудаевым министра обороны Грачева, но тот якобы «не успел», и к 1992 году 70 процентов оружия было растащено. К началу войны республика была полностью вооружена, и во вторую войну многие чеченцы «поливали сады маслом» (шутка, которую поймет каждый чеченец). Сам Деги к началу боевых действий получил в подарок от отца пистолет Astra A-100, сделанный по заказу ЦРУ в Испании: «Для меня он лучше всех стечкиных и глоков за точность попадания, возможность установки лазерного прицела сенсором на ручке, отсутствие предохранителя и за размер».

Вечером мы встречаемся втроем. Я достаю свой диктофон, Гамсахурдиа для подстраховки второй. «Мой отец, - начинает рассказ Дудаев, - дружил с Гамсахурдиа, и когда год спустя после референдума и выхода Грузии из СССР Звиад конфликтовал с промосковским Шеварднадзе, его семья оказалась в опасности. Он просил убежища в Азербайджане, ему не дали.

В Армении семью Гамсахурдиа приняли, но под натиском Москвы должны были сдать его. Со дня на день самолетом из Еревана их должны были отправить в Москву и арестовать. Или убить. Тогда отец послал свой личный самолет и шефа охраны Мовлади Джабраилова в Ереван с приказом «без Гамсахурдиа не возвращаться». Тот ворвался в кабинет тогдашнего президента Армении Тер-Петросяна, достал гранату и взялся за чеку».

«Да-да, так и было, - продолжает Гамсахурдиа. - Сказал, что отпустит чеку только тогда, когда вся наша семья приземлится в аэропорту Грозного, и так несколько часов сидел напротив президента Армении, пока из Грозного не сообщили, что все на месте, приземлились. Охрана хотела арестовать его или застрелить, но Тер-Петросян сказал: это мужской поступок, пусть возвращается домой. Вай, Юля, представь, какие были врем­ена, а? Времена мужчин и настоящих поступков!» Так Гамсахурдиа спаслись и ­несколько лет жили в президентском дворце Джохара.

Дудаев вспоминает тот момент, когда семья изгнанника Гамсахурдиа приземлилась в Грозном. «Георгий спустился с трапа самолета и, подняв брови, осмотрелся кругом: это был точно кадр из фильма «Один дома», помнишь, когда герой понимает, что ему предстоит Рождество в Нью-Йорке без родителей. Такой пухлый был мальчик, спокойный с виду, но я, как увидел его, сразу понял: этот парень зажжет!»

Несколько лет дружбы в разбитом бомбежками Грозном под гул военных самолетов, детство, проведенное в четырех стенах и с вечной охраной. «Да не было у нас детства, не было! Вот, вспомнил, вспомнил эпизод из детства!» Дальше рассказывают хором: «Георгий стащил бутылку коньяка, и мы распили его на двоих: мне было 10 примерно, Георгию - 13. И чтобы спастись от Аллы (Дудаевой. - Прим. GQ), мы забрались в отцовский ЗИЛ и там уснули на заднем сиденье. Нас так все искали, чуть с ума не сошли, думали, нас похитили, представь! А мы нахрюкались до потери пульса и уснули. Это был наш такой бунт!»

Уехав в Прибалтику, Дудаев поступил на факультет IT. «А куда еще, я все время сидел взаперти и общался с компьютером». Пережить то острое чувство близости смерти, которое бывает только на войне, в обычной жизни сложно, но можно: Дудаев увлекается сноубордингом и гоночными мотоциклами. На своем Honda CBR 1000RR он разгоняется почти до 300 км/ч. Гамсахурдиа как-то вдруг откровенничает: «Я, когда мне плохо совсем, приезжаю наверх (в горы. - Прим. GQ), в безлюдное место, и кидаю в ущелье гранаты, и этот грохот, взрывы, они меня успокаивают».

Дудаев и Гамсахурдиа младшие вспоминают, как их отцы, сидя вечерами на кухне, рисовали на бумаге большие планы: Конфедерация кавказских народов, новая идея для всей кавказской цивилизации (горский кодекс чести, этикет, культ старших, свободное владение оружием), помноженные на светскость государственного устройства, Конституцию и демократию (тут тон задавал Гамсахурдиа, дворянского рода, белая кость, номинированный Хельсинкской группой на Нобелевскую премию мира в 1978 году).

В 1990-м Джохар Дудаев вернулся со съезда непредставленных народов, проходившего в Голландии, с эскизом нового чеченского флага и герба: 9 звезд (тейпов) и волк, лежащий на фоне солнца. («Немудрено, что чакра у него открылась именно в Голландии», - шутит Деги по поводу озарения отца.) Алла Дудаева (это факт малоизвестный) взяла эскиз и нарисовала герб в том виде, в котором он сейчас известен. «Она равнялась на Акелу из «Маугли», сделала волка грознее, чем было у отца». Сумасшедшее время, запредельный градус чувств. «Отцы мечтали, что создадут совершенно новое образование на политической карте мира». Маленькую, но гордую птичку - как в той притче.

В какой-то мере можно сказать, что у Гамсахурдиа это получилось: Грузию отделял от России Большой Кавказский хребет, а до Чечни имперская рука, точнее ракета, дотянулась беспрепятственно. И если Дудаев-младший пытался убежать от прошлого, занимаясь бизнесом, скитаясь по миру, храня воспоминания в серебристом «макинтоше», то Гамсахурдиа и вправду «зажег». Являясь активным членом команды Саакашвили, он был одним из инициаторов введения безвизового режима сначала для жителей Кавказа, потом в целом. Одно время был объявлен РФ во всемирный розыск по линии Интерпола: кадыровцы обвиняли его в поддержке чеченских террористов в Панкиси. Сам он представляется - «единственный чеченец-грузин», то бишь человек, занимающийся чеченским вопросом в Грузии.

«Вы знаете, наверное, что, для того чтобы чеченец покинул родину, должно было произойти что-то сверхъестественное», - говорит Таипов по скайпу из Франции, где живет с 2004 года. «Так вот в 2004-м, когда был убит Ахмад Кадыров и назначили его сына, случилось следующее: все, кто в 1990-е были патриотами и выступали за независимость - а это в массе своей была интеллигенция, все поняли, что пощады не будет. Мы были свободными, а они нет, понимаете? Потому 2004 год - это вторая волна эмиграции, самая мощная за всю историю чеченского народа. Свободные бежали».

Тут снова возникают невольные параллели с белой эмиграцией, которая продавала фамильные драгоценности за гроши, только бы успеть спастись от тех, «кто был никем, тот станет всем».

«Много ошибок совершает молодое государство, - говорит Гамсахурдиа. - Миша тоже совершил ошибки, конечно, без них не получается, но все-таки он сумел построить правовое государство, заложил фундамент. Джохар тоже совершил ошибки, но он смог тогда заложить основы демократического общества, основы нравственности, которые потом стали яростно разрушать».

Дудаев, например, категорически запрещал пытки пленных. «Он говорил так: в чем вина того солдата, которого Родина послала сюда, по приказу, по разнорядке? Его кинули в мясорубку, он выполняет приказ - зачем зверствовать и унижать его? Однажды он прикладом надавал по рукам Руслану Хайхороеву, полевому командиру из Бамута, за то, что тот позволил себе зверство в отношении российских военнопленных. Если бы отец увидел, как сегодня один чеченец может позволить себе надругаться над другим...» - и над столом повисает тягостное молчание.

Российская пропаганда костерит Саакашвили за поддержку сепаратистов, «террористическое гнездо» в Панкисском ущелье, подозревая происки то ЦРУ, то черта, а все на самом деле просто и сентиментально: это благодарность мальчика с грустными глазами, вышедшего из самолета и держащего за руку отца, спасшим его чеченцам, когда предали и отвернулись все вокруг, а чеченцы - нет. Так что когда в 2010 году Саакашвили сорвал аплодисменты на выступлении в ООН, озвучив «идею Единого Кавказа», мы теперь понимаем, откуда она, эта идея. Из кухни президентского дворца в Грозном, из далеких 1990-х.

Мы сидим в баре «Калифорния», рядом шумная компания литовских баскетболистов, пьем айриш-кофе. («Напиток английских разведчиков», - комментирует Гамсахурдиа.) Приносят счет, и Дудаев, как ястреб, перехватывает чек, чтобы, не дай бог, не заплатил Гамсахурдиа.

Когда он отходит к стойке расплатиться, я слышу Георгия: «Это потому, что он здесь живет, а я приехал в гости, и он вот так меня принимает в гостях, кавказское гостеприимство! Джохар идеально воспитал его, у него честь и порядочность на первом месте, вот это офицерское, понимаешь? Мне кажется, поэтому он держится от всего в стороне, потому что видит грязь на расстоянии и хочет ее обойти».

Возвращаемся в отель за полночь, Вильнюс мерцает снегом и огнями, справа белой горой высится Кафедральный собор, католические кресты, сугробы, люди идут домой. И в этот момент я понимаю, почему Дудаев так и не стал настоящим эмигрантом, не уехал далеко и навсегда, не посвятил себя мемуарам, оппозиционной деятельности, не стал сколачивать капитал на имени отца. Почему он застрял в этой сонной Литве, на снежном полустанке, в этой транзитной зоне, тоскуя по русской речи, любя Россию и свою маленькую Чечню бескорыстно и честно, так, как может любить только потерявший свой дом.

В мае в Литве начался судебный процесс против сына первого президента Ичкерии Джохара Дудаева. Его и троих литовцев обвиняют в изготовлении поддельных документов.

Жизнь после смерти

Одна из самых закрытых чеченских семей оказалась в центре крупного публичного скандала. Сын первого президента Ичкерии Деги Дудаев – на скамье подсудимых.

Личность Джохара Дудаева и по сей день, спустя 17 лет после его гибели, оценивают неоднозначно. Дудаев – самое известное имя первой чеченской кампании, слухи о том, что он выжил после покушения, никогда не прекращались. Только на 15-ю годовщину смерти Дудаева представители спецслужб раскрыли некоторые детали той операции по его ликвидации: например, сообщили, что в окружении генерала был предатель, который и выдал его. Назвали и заплаченную тогда за голову Дудаева цену– 1 млн долларов.

Деги Дудаев – самый младший представитель семьи, но на сегодня, наверное, самый известный. Двое других детей погибшего генерала максимально сторонятся публичности. Старший сын Дудаева – Овлур, 1969 года рождения – даже полностью сменил имя: Овлур Джохарович Дудаев значится теперь в документах как Олег Захарович Давыдов. Литовское гражданство на новое имя было выдано ему за один день, что вызвало недовольство в спокойной Литве – сами граждане страны тогда ждали оформления документов 2 недели. Скорее всего сменить имя на менее одиозное Дудаеву-Давыдову пришлось из-за бизнеса: не так много найдется желающих вести дела с представителем одиозной фамилии. Но инкогнито удалось сохранять недолго, и в итоге Дудаев-Давыдов, по некоторым данным, с семьей переехал в Швецию.

Дочь Джохара Дудаева – Дана – живет с семьей в Стамбуле, тоже максимально дистанцируясь от любой публичности.

Детектор лжи не выявил

Таким образом 29-летний Дудаев-младший – единственный представитель семейства (если не считать его матери Аллы Дудаевой), кто иногда встречается с журналистами. В прошлом году даже появлялся в эфире грузинского телеканала в неожиданном качестве – героя программы «Детектор лжи». Большинство вопросов было об отце и отношении к России.

– Вы ненавидите российский народ?

– Если бы представилась возможность, отомстили бы за отца?

– Были ли в его окружении люди, которые оказались предателями?

– Правда ли, что Дудаев погиб?

– Участвовали ли вы в кровной мести?

Деги оказался первым за историю грузинской программы, кого детектор не смог подловить на лжи, и выиграл главный приз – 20 тысяч лари (примерно 340 тысяч рублей). Правда, Дудаев-младший отказался отвечать на последний – супервопрос, который увеличил бы выигрыш в пять раз. Возможно, его смутил предпоследний вопрос:

– Считаете ли вы, что чеченские традиции ограничивают свободу человека?

Для консервативной кавказской диаспоры это очень рискованный вариант ответа.

Деги Дудаев охотнее говорит об отце, чем о собственной жизни. В мае начался судебный процесс против него. Его и троих литовцев обвиняют в изготовлении фальшивых документов. Прибалтика – удобный транзит в Европу, в том числе и для огромной чеченской диаспоры, которая здесь осела после прихода к власти в республике Рамзана Кадырова. Дудаева взяли с поличным – в своей машине «Ауди А6» он вез семь поддельных европаспортов для чеченцев. По версии следствия, не в первый раз.

– Это серьезное преступление, по нашим законам за него грозит наказание от 6 лет лишения свободы, – прокомментировал «Собеседнику» следователь литовской прокуратуры Томас Сонгайла.

Позже литовские следователи нашли типографию недалеко от Каунаса, где производство паспортов и даже банковских карт было поставлено на поток.

– Пакет документов для выезда в Европу в Прибалтике можно купить, этот черный бизнес существует, и он достаточно развит. Минимальный набор документов для законного пересечения границы стоит от 10 тысяч долларов, – рассказал бизнесмен из Калининграда, связанный деловыми контактами с Литвой.

Судить нельзя отпустить

– Прошло только первое судебное заседание, но оно было коротким, продолжение последует в июне, а затем рассмотрение скорее всего будет вообще перенесено в Вильнюс, – рассказала «Собеседнику» представитель каунасского городского суда Йомиле Юшкайте-Визбарене.

Семья Дудаева хоть и выехала из России сразу после смерти Джохара, тем не менее оставалась в центре внимания. Несколько лет назад Алла Дудаева дала интервью «Собеседнику». Большую часть времени семья прожила именно в Литве, надеясь со временем переместиться в Эстонию, где в молодости служил Джохар Дудаев. Но эстонское правительство так и не приютило у себя Дудаевых, опасаясь ненужных проблем.

Сразу после ареста Деги Дудаева его мать назвала происходящее «провокацией российских спецслужб». Правда, неофициально близкие к Дудаевым источники говорят, что Деги на самом деле «помогал своим родственникам». Нарушив, правда, ряд статей литовского Уголовного кодекса.

– Деги – такой уже европейский чеченец и, можно сказать, весьма благополучный представитель молодого поколения, – рассказал знакомый семьи. – Он закончил дипломатический колледж в Стамбуле, ездил на современной и дорогой модели автомобиля «Ауди», регулярно выезжал за границу. В последнее время он стал активнее светиться, возможно, подумывал о политике, вот ему и перекрыли кислород. Каждый шаг человека с фамилией Дудаев всегда будет известен. Он всегда будет «под колпаком». Он, кстати, очень дружен с сыном экс-президента Грузии Звиада Гамсахурдиа, тоже погибшего при странных обстоятельствах.

Алла Дудаева прокомментировала судебную историю для «Собеседника»:

– Я вам с уверенностью могу сказать: знаю, что мой сын невиновен, и когда будет суд, он это подтвердит! Деги из задержанных оказался самым известным, и из его имени устроили настоящую свистопляску. Вот и сейчас трезвонят о суде, чтобы привлечь внимание к Деги и опять представить его каким-то уголовником. Полным ходом идет настоящая травля нашей семьи, потому что многие на Кавказе до сих пор отдают дань уважения Джохару. СМИ поставлена задача его испачкать. У меня уже настоящая броня против любых выпадов, но теперь взялись за наших детей.
О суде сообщили российские и литовские СМИ. Вопрос очень щекотливый для обеих стран. Вильнюсу, который охотно раздавал гражданство беженцам из России и присвоил имя Джохара Дудаева одному из бульваров в центре города, крайне невыгодна шумиха вокруг процесса.

Как нам стало известно, жена Джохара Дудаева Алла уже переехала жить из Литвы в наиболее комфортную для нее страну – Грузию. Документы на получение грузинского гражданства подал и сам Деги. А значит, в эту и без того запутанную историю уже втянута и третья сторона – Тбилиси.

Волгина Алина

В апреле 1996 года, без малого 20 лет назад, был убит президент Чеченской республики Ичкерия Джохар Дудаев. В 1999 году, когда началась вторая российско-чеченская война, его вдова Алла Дудаева вынуждена была покинуть Чечню и с тех пор жила в изгнании в Грузии, Турции, а сейчас – ​в Швеции.

Алла Дудаева родилась в русской семье, она – дочь офицера Советской армии, но считает себя чеченкой. Алла Федоровна опубликовала книгу о своем муже "Миллион первый", пишет стихи и картины. Разговор, приуроченный к годовщине сталинской депортации чечено-ингушского народа, мы начали с воспоминаний о временах перестройки, когда Джохар Дудаев возглавил движение за независимость Чечено-Ингушетии от России.

– Были очень радужные надежды, был свежий ветер перемен, который нес, казалось, свободу всем народам, России в том числе. Будущее виделось только светлым и радостным. Но все-таки какое-то сомнение закрадывалось в то время. Я даже написала стихотворение, посвященное Горбачеву, которое заканчивалось так: "Не срастутся демократ и партократ. Неизбежны шаг вперед и два назад". Наши надежды разбились, когда саперными лопатками были убиты 14 грузинских девушек, а потом российские танки подошли к литовскому Сейму, захватили башню, и тоже были жертвы. Я думаю: почему наша надежда не оправдалась, почему так случилось? Потому что никто не был наказан за эти военные преступления, за убитых людей. Ведь своих не судят. Это и было началом конца демократических преобразований.

– А кого бы вы хотели увидеть на скамье подсудимых? Вряд ли Горбачева?

– Да, думаю, конечно, не Горбачева. С его стороны было большой смелостью выступить против госаппарата. Но надо было провести следствие, начать с генералов, которые отдали приказы об убийствах, а потом ниточки потянулись бы дальше.

– Вы тогда жили в Эстонии…

Нельзя весь чеченский народ воспринимать как сторонников нынешнего режима

– До 1991 года Джохар был генералом дивизии в Тарту. Первые народные фронты создавались там: в Литве, потом в Эстонии. Это было как весеннее половодье. Мы тогда только учились политике. Я работала в библиотеке, со мной рядом – украинец, он принимал участие в Рухе, украинском народном фронте. В Чечено-Ингушетии все было немного позже, там тоже народ воспрянул и поверил в то, что получит свободы столько, сколько может удержать, как потом сказал Ельцин.

– Чечня в ельцинские годы была центром сопротивления империи. Чеченцы отразили агрессию во время первой войны и победили Россию. Но теперь Чечня стала оплотом путинизма. Кадыров всесилен, и кажется, даже сам Путин боится его одернуть. В чем причины такой перемены, как вы ее объясняете?

– Нельзя весь чеченский народ воспринимать как сторонников нынешнего режима, иначе этот народ не сопротивлялся бы десятки лет российской оккупации. Пять чеченских президентов были убиты во время двух русско-чеченских войн, лучшие воины погибли, а оставшиеся в живых были вынуждены покинуть родину из-за преследований. И не надо забывать о чудовищных пытках, насилии и убийствах, сотнях концлагерей, причем не только на территории Ичкерии, но и в Моздоке, Кисловодске, по всему Ставрополью и Северному Кавказу. Чеченский народ сейчас запуган, вынужден просто выживать по принципу "хоть горшком назови, только в печку не ставь". Тем не менее, внутри народа всегда была жива не просто тяга к свободе, а уверенность в том, что чеченский народ будет свободен. Режим Кадырова сейчас опирается на поддержку Путина, а тот на Кадырова. Этот симбиоз будет существовать до тех пор, пока остается у власти Путин. Так что это не вечно. Судя по событиям, которые сейчас происходят в мире, это будет недолго длиться.

– Не думаете, что Путин будет в 2018 году избран еще раз?

– До 2018 года многое переменится. Судя по надвигающемуся кризису, давлению европейских санкций, общему неприятию вертикали власти, путинского режима и постоянных войн, в которых принимает участие российский народ, я думаю, что большие перемены в России произойдут намного быстрее.

– Сейчас даже говорят, что Кадыров – единственный политик, который может стать преемником Путина. Можете представить такой сценарий?

– Я думаю, это делается для того, чтобы припугнуть тех, которые не поддерживают Путина: если вам Путин не нравится, придет Кадыров. Просто пугают Кадыровым.

– Основания бояться Кадырова есть. Убийство Бориса Немцова, угрозы Касьянову…

– Думаю, ни для кого не секрет, кто является заказчиком убийства Бориса Немцова, это все та же борьба за неограниченную власть перед выборами 2018 года. Сколько за нее уже было убито лучших людей России просто потому, что они могли стать возможными претендентами, сколько сейчас сидит в тюрьмах и лагерях…

– А вы не опасаетесь Кадырова? Кадыровские люди не пытались вам угрожать или, наоборот, как-то переманить на свою сторону? Нет таких сигналов из Грозного?

И как я могу приехать, когда в горах убивают лучших представителей чеченского народа?

– Ко мне был такой интерес 10 лет назад или чуть больше, когда еще во главе Чечни был Ахмат Кадыров, отец Рамзана. Официально приглашал меня приехать через средства массовой информации, обещал, что поможет решить экономические проблемы, якобы я буду залогом мира в Ичкерии. Гарантировал мне безопасность. Но я ему сказала, что в Чечне идет война и он сам себе не может гарантировать безопасность. И как я могу приехать, когда в горах убивают лучших представителей чеченского народа, а меня с почетом будут принимать? Я буду выглядеть предателем. Министр МВД мне тоже предлагал приехать, тоже гарантировал безопасность. А через год Ахмат Кадыров был взорван на стадионе.

– Рамзан уже не приглашал вас?

– Нет, ничего не было. Наверное, моего ответа хватило: он в курсе, знает, как я ответила.

– Есть в Чечне лидер, который, на ваш взгляд, продолжает дело Джохара Дудаева?

Нужно вообще отменить пост президента, ввести парламентское правление, как с древних времен всегда было в Чечне

– В целях безопасности я не хочу называть имена лидеров, не хотела бы этих людей подставлять. Хотя все чеченцы – генералы, как говорил Джохар, в чеченском народе, как ни в каком другом, большое количество пассионариев, людей, способных отдать жизнь за идею свободы и независимости родины. Джохар сравнивал чеченцев с дикими необъезженными конями, которые во время опасности объединяются в круг, защищая в центре стариков, женщин и детей и копытами отбиваясь от врагов, а в мирное время от избытка сил лягают друг друга. Поэтому я уверена, что для чеченского народа нужно вообще отменить пост президента, ввести парламентское правление, как с древних времен всегда было в Чечне. Имам появлялся только во время боевых действий, в мирное время был другой орган управления – мехк-кхел, совет старейшин. Ни для кого не секрет, что президентская форма правления – это всегда борьба за власть, даже со своими бывшими соратниками. Это всегда опасно для народа, потому что эта власть может перерасти в автократическую, как это в России и получилось. Нельзя одному человеку доверять целое государство в полное правление. Может получиться так, что этот человек сам станет марионеткой тех лиц, которые оплачивали его выборы, и тогда жертвами станет весь народ. Я считаю, что нужно бороться не с властью, надо бороться за ее уничтожение. Чем меньше власти, тем лучше.

– Вы стали анархических взглядов придерживаться?

– Нет, не анархических, но я считаю, что парламентское правление самое удобное и для чеченского, и для российского народа. Потому что одна голова хорошо, а много голов лучше. Во-первых, взорвать всех невозможно, и просто этот коллегиальный орган намного умнее и намного способнее к разрешению трудных государственных задач. К тому же, в парламенте могут принять участие все люди, выбранные народом.

– Россия не привыкла жить без царя, при любом режиме повторяется одна и та же схема самодержавия.

Джохар сравнивал чеченцев с дикими необъезженными конями

– И все равно нельзя так много власти отдавать одному президенту. Мне сейчас многие говорят, сокрушаются, что нет Джохара, нет такого сильного лидера, который бы возглавил чеченский народ. Я им говорю: "Все вместе мы Джохар, каждый по отдельности не потянет, но все вместе – Джохар". Как Джохар говорил, "все решает господин народ". Те, кого народ чеченский выберет, они и будут вместе править. Поэтому я считаю, что не надо акцентировать внимание на лидерах: появляются отдельные группы, которые начинают между собой соревноваться, спорить в борьбе за власть, бывшие соратники могут стать врагами. Это чревато опасными последствиями для народа и государства. Лучше всего парламентское правление. Я уже на эту тему разговаривала со многими нашими людьми: возможно, в будущем придется провести референдум, чтобы президентское правление поменять на парламентское. Многие поддерживают.

– Вы говорили, что во времена перестройки дружили с членом украинского Народного Руха. А как вы восприняли последние события в Украине, Майдан, революцию? Есть ли параллели в том, что происходит между Россией и Чечней и между Россией и Украиной, или это все-таки разные истории?

Возлагаю большие надежды на украинский народ, потому что он своим духом мне напоминает чеченский

Я давно не была в Украине, но внимательно слежу за всеми событиями. Из-за России (как было раньше в Чеченской республике Ичкерия) борьбу внутреннюю приходится вести с людьми, которые были посажены от бывшего правительства СССР. Взошли ядовитые зубы дракона, которые были посеяны еще партократами. Потом они воспользовались прихватизацией, сейчас они стали олигархами, покупают совесть и голоса нищих людей во время выборов, используя политтехнологии, чудовищный обман и подтасовки. Универсальные действия во всех захваченных, оккупированных республиках. Какая там забота о жизни народа и о праве на самоопределение! Например, "референдум" был проведен в так называемых Луганской и Донецкой республиках, но я его называю "так называемый референдум", как и те "референдумы", которые проведены в оккупированных республиках, например в Ичкерии. Под дулами автоматов референдум не проводят, волеизъявление народа не спрашивают без участия международных наблюдателей. Тем более, не считаясь с правом государства на целостность его территории. Я думаю, что параллели с Чеченской республики Ичкерия еще и в силе духа украинского народа, волонтеров и руководства АТО, взявших тяжесть войны на свои плечи. И в его политическом обмане. В Ичкерию под видом защиты русскоязычного населения вошла 300-тысячная армия, взялась наводить "конституционный порядок". И в Украину вошла под видом защиты русского населения Луганска и Донецка. Я не сомневаюсь, что Украина станет по-настоящему независимым европейским государством, возлагаю большие надежды на украинский народ, потому что он своим духом мне напоминает чеченский народ. Кроме того, мне очень нравится Михаил Саакашвили, я жила и работала в Грузии. Я была приглашена ведущей на русскоязычный телеканал ПИК с 2009 по 2011 год. Являюсь свидетелем реформаторских преобразований молодого правительства Саакашвили.

– Почему вы решили уехать из Грузии?

Потому что пришло к власти пророссийское правительство Иванишвили. Канал, на котором я три года проработала, был закрыт, начались гонения на самого Михаила Саакашвили. Министр внутренних дел Вано Мерабишвили был на два года заключен в тюрьму. Многие вынуждены были тогда бежать из Грузии. Сейчас, мне кажется, что-то меняется в лучшую сторону.

– Нельзя сказать, что Грузия ведет сейчас пророссийскую политику. Внешняя политика, скорее, такая же, как во времена Саакашвили, только без такой жесткой риторики.

Потому что сейчас там другой президент, которым люди Иванишвили не очень довольны. Много нападок идет на Михаила Саакашвили, а мне бы хотелось рассказать людям, чему я была свидетелем. В 1999 году, в начале второй русско-чеченской войны, я была вынуждена бежать в Грузию. Это были времена Шеварднадзе. В то время Грузия представляла собой темное царство, почти не было электрического света, разбитые дороги, народ нищий и безработный, с крошечной пенсией в 8 лари в грузинских селах, на которую можно было купить только бутылку молока и хлеб. Когда я приехала через 10 лет в 2009 году, я увидела совершенно другую страну, изменившуюся благодаря инвестициям, которые были вложены другими странами с помощью Михаила Саакашвили, создавшего благодатный климат для инвесторов. Были построены электростанции на горных реках. Все грузинские села и города были ярко освещены. Были проведены соответствующие европейским стандартам дороги в самые отдаленные уголки Грузии, вплоть до Панкиси, а пенсия увеличена до 100 лари, всем платили одинаковую пенсию. Полностью была уничтожена система бюрократии и коррупции это было сделано правительством Саакашвили. Меня удивили самые дешевые в мире такси. Таксист мог просто купить табло за 10 лари, повесить на своей старенькой машине и начинать работу, государство с него не брало никаких налогов. Обычно ездили пенсионеры, я с ними беседовала, зарабатывали в месяц по 500-600 лари была большая помощь семьям их детей и внуков. Эта работа для стариков была радостью, потому что они чувствовали себя нужными семье и независимыми. Развивался малый частный бизнес в маленьких магазинчиках и на рынках. Я удивлялась, почему нет современных супермаркетов: оказывается, специально супермаркеты не строили, чтобы не было монополии торговли. Люди приезжали из сел, привозили продукты в эти магазинчики, продавали овощи, фрукты, мясо, молоко, творог, сыр, вино, "Боржоми", все это стоило совсем недорого. Люди мечтали о том, как начать торговлю в России, ведь Грузия страна сельскохозяйственная. Михаилом Саакашвили была открыта граница с Грузией, безвизовый проезд для россиян. Но Путин с той стороны не пропускал грузинские товары. Это обещал сделать Иванишвили, но обещание так и не было выполнено. А насколько Грузия стала красива! Я нигде не видела таких украшений, в три самых темных месяца ноябрь, декабрь и январь на улицах висели гирлянды огоньков в виде стекающих капель, летящих птиц и водяных лилий. По улицам грузинских городов можно было гулять ночью, как днем, так было красиво. Деревья стояли облитые этими огоньками, светящиеся фигурки зверей между ними. Было видно, что Саакашвили очень любил Грузию. Был построен голубой мост, красивый очень, для пешеходов. Стеклянные участки для полицейских, прозрачные, чтобы прохожим было видно, что полиция Грузии не избивает тех, кого арестовывает. Чтобы стать полицейским, надо было сдать очень трудный экзамен. Полицейские были очень вежливые, получали по тысяче долларов, по-моему, хорошая зарплата была для Грузии в то время. В Тбилиси улицы старые ремонтировались, в разные цвета были окрашены, и одновременно соблюдался исторический облик. На проспекте Руставели под землей нашли старый город средневековой каменной постройки. Его не стали закапывать, а тщательно очистили, и это был как нижний этаж для туристов в центре Тбилиси. Выставки, галереи, конференции, приглашались со всех республик Кавказа культурные деятели, историки. Наш канал этой работой занимался, я вела передачи с этими гостями со всего Кавказа. Даже из Москвы к нам приезжали по приглашению, Валерия Новодворская, например, приезжала, художники приезжали, поэты это транслировалось по всей России. Наши передачи имели мирный характер, мы показывали, что, несмотря на пятидневную войну, россиянам нечего боятся, границы Грузии открыты для всех. Такая политика очень честная и добрая была у Михаила Саакашвили.

– Теперь он в Одессе пытается провести реформы. Вы поддерживаете с ним контакт?

Нет, я контакта не поддерживаю, но внимательно слежу за всем, что там происходит.

На телеканале ПИК Алла Дудаева вела программу "Кавказский портрет"

– Вижу, что вы скучаете по Тбилиси. Не думаете вернуться?

С чеченским народом я прожила самые счастливые и самые трудные годы

Думаю, что в будущем приеду в Грузию и вообще на Кавказ. Мне и в Европе нравится, я удивляюсь доброте европейцев, тому, как они принимают столько мусульманских беженцев, с какой добротой они к ним относятся. Я вообще-то объехала много стран, после первой русско-чеченской войны была в Азербайджане, в Турции, в Литве, в Германии, во Франции с выставкой своих картин и презентацией книги. Когда я жила в Турции, я была поражена добротой турецких женщин, которые по полгода шили, вышивали, вязали чудесные прозрачные скатерти или шелковые полотенца, детскую одежду, а турецкие продавцы отдавали бесплатно женщинам для продажи на благотворительных базарах свои товары после их трехразовой уценки. Раз в полгода, осенью и весной, они собирались на этих базарах, выкладывали в самом красивом месте Стамбула на прилавках эти товары, пели красивые песни. Приходил мэр Стамбула, торжественно открывал благотворительную ярмарку, эти вещи покупали, и это все шло на оплату квартир беженцев. Я там продавала свои картины и книгу "Миллион первый" на турецком языке, которую читали турки. И я удивлялась тому, что они воспринимают книгу, как дети. Такой огромный мужчина мог со слезами на глазах мне принести листок, на котором на турецком написал письмо после того, как он мою книгу прочитал, чувства свои к чеченскому народу выразил. Вообще народ турецкий очень сентиментальный. Когда мою книгу перевели на турецкий, я спросила переводчика: "А как стихотворения получились?". Он говорит с такой улыбкой: "Лучше оригинала". Мне немножко обидно стало. Он объяснил, что на тюркских языках это родина поэзии стихи звучат намного лучше. Вообще у всех народов можно чему-то хорошему поучиться. У европейских народов доброте и терпимости. Они идут по улице, даже не зная человека, улыбаются ему навстречу.

– Вы в Стокгольме живете?

Нет, в одном из небольших городков. Не знают они меня, но просто так принято. Люди живут скромно, нет таких дворцов, которые появились в России у нуворишей. Живут скромно, но очень чистые квартиры, красивые дома, но без лишних украшений снаружи. Внутри хорошая сантехника, двери, окна, под окнами батареи, чтобы все было чисто, красиво, на самом высоком уровне. Люди одеваются просто, совсем не так, как в России или в той же Ичкерии, без лишних украшений. Наверное, их украшает доброта души больше, чем все эти украшения. И многие ездят на велосипедах. Иметь дорогую машину здесь считается некрасиво. И как-то хвастаться своим богатством. Ты никогда не отличишь богатого от простого человека, он тоже работает у себя на ферме. У многих фермы: три дня на ферме, три дня в городе, богатые люди так живут в ладу с природой и со всей жизнью.

– У вас тоже есть велосипед?

Да, занимаюсь спортом, в лесу катаюсь, по полям и лугам. Очень хорошо, свежий воздух овевает лицо, я любуюсь ухоженными полями: везде виден труд этих добрых рук, тех, кто тут живет, здесь нет бурьяном заросших полей или разбитых дорог. Великие труженики встают рано утром с восходом солнца, ловят солнце, как они говорят, ложатся спать очень рано, где-то в 9-10 часов.

– Алла Федоровна, вы родились в Подмосковье. У вас есть желание там побывать или не хотите иметь ничего общего с Россией?

Российский народ 25 лет живет в состоянии войны, только хоронят и отправляют на войну своих сыновей

Больше друзей и родственников у меня в Ичкерии, потому что последние 40 лет я жила среди чеченского народа, мои дети и внуки чеченцы. Я больше скучаю по этим друзьям, в России совсем немного осталось. К сожалению, очень поменялся менталитет российского народа. С чеченским народом я прожила самые счастливые и самые трудные годы вместе, мы были как единое целое во время войны, когда вместе молились и просили Аллаха, чтобы он нам прислал победу, вместе хоронили тех, кто погиб, вместе плакали. Российский народ был по противоположную сторону. Многие из его лучших представителей, которые видели несправедливость русско-чеченской войны, отдали свои жизни за то, чтобы эта война прекратилась, говорили правду о чеченском народе. Всему миру известны имена этих людей это Анна Политковская и еще много других, я даже не хочу вам их всех перечислять, потому что их так много. То, что есть в российском народе, люди, которые готовы отдать свою жизнь или свободу в борьбе против агрессивного преступного правительства. Народ российский не строит новых городов сейчас, не сажает садов, нет дорог таких, как в Грузии, здравоохранение и больницы, образование это все на самом низком уровне, все средства вкладываются только в военную промышленность. Народ российский 25 лет уже только воюет, война шла в Чеченской республике Ичкерия, потом в Грузии, в Украине, сейчас в Сирии. Народ российский 25 лет живет в состоянии войны, только хоронят и отправляют на войну своих сыновей. Поэтому поменялся менталитет, я думаю, у большинства. В результате этого правления самого жестокого в мире, преступного и агрессивного режима Россия постепенно сокращается, народ вымирает такими темпами, которые не снились раньше, растет количество беспризорников, люди бедствуют. Но реклама идет совсем другая.

– Сейчас многие в России думают об эмиграции. У вас большой опыт, вы жили во многих странах, что вы посоветуете тем, кто не решается сделать выбор?

Я читаю статьи в интернете и ужасаюсь тому, к чему пришел мир

Если молодые, молодым легче приживаться за границей, получить образование за рубежом. Сменить родину всегда очень тяжело. Мы были вынуждены уехать, потому что нам грозило уничтожение. А в самой России внутри такая война не идет, хотя общественным деятелям угрожают. Я думаю, что это их личное дело, дело их совести. Если они уедут, они не вернутся обратно, потому что их родины уже не будет. Я бы просто посоветовала на время, может быть, спрятаться, но не покидать родину, потому что перемены будут очень скоро, большие перемены. Я вам могу прочитать мое стихотворение, оно о том, как я скучаю.

Ичкерия, любовь моя!
Туда, откуда нет возврата,
Душа моя, лети...
Где каждый листик, камень святы
Колени преклони.
Поправши тысячи смертей,
Вы выходили из огней
Земного ада... И ушли.
А мы опять на полпути...
Тех гор прохладу и в ночи
Ручьев мерцание я вижу...
И звуки сотен голосов,
Снарядов свист
И лязг стволов
Я снова чутким сердцем слышу.
В лезгинке юношей летящих,
Орлиных рук размах, их взор!
Громады гор
Зрачком сдвигавших,
И выходящих на простор
Свободой заражать рабов,
А смертью устрашать врагов!
Ичкерия, любовь моя,
Как по тебе тоскую я!
Что мне сказать тебе?
В изгнанье я и минуты не жила.
Твоей надеждою жива,
Я умираю каждый миг,
Когда идешь ты на закланье...
Не вечно зло, уйдет оно,
А с ним и все твои страданья.
Вздохнешь всей грудью, и тогда
Уйдут российские войска,
Исполнятся все предсказанья...
Растает снег, придет весна,
Рассыпав тысячи знамений,
Счастливой жизни поколений,
Тобой добытых из огня,
Ичкерия, любовь моя!

– Алла Федоровна, вы считаете себя, в первую очередь, поэтом, художником, или политика занимает вас больше всего?

Книга Аллы Дудаевой "Миллион первый" вышла в России в серии "Жизнь запрещенных людей"

Я себя никогда не считала политиком. У меня были выставки, презентации моей книги это была моя культурно-информационная работа во всех странах, чтобы просто рассказать о том, чему я была свидетелем. В политику была ввязана поневоле. Потому что когда мой муж Джохар Дудаев был выбран президентом, нам задавали вопросы о политике, приходилось много читать и думать. Я до сих пор читаю статьи в интернете и ужасаюсь тому, к чему пришел мир. Я хотела еще в 2007 году создать союз городов мира, писала обращения, мне отвечали из разных стран, чтобы прекратились все войны на этой земле. Это не получилось, сейчас одним нажатием кнопки можно уничтожить целый город. Огромными шагами идет прогресс создания оружия. Мне кажется, нужно менять морально людей, потому что их облик не соответствует этому прогрессу, современной технике. Люди должны учиться доброте, должны учиться любить друг друга и понимать, что в каждом народе есть свои герои, что каждый народ хочет быть свободным. Для этого, конечно, должно быть общение. Чеченский народ никогда не хотел зла российскому и другим народам. На Кавказе все народы жили в мире и согласии, так же, как сейчас живут в Европе народы, которые даже не имеют сильных армий, потому что они отвыкли воевать. Воюет только Россия, ее агрессивное правительство, которое посылает на войны российских сыновей. Значит, менять надо это правительство.

– 23 февраля – день Защитника Отечества в России и день депортации чечено-ингушского народа…

– Джохар, выступая в 50-ю годовщину депортации в Ичкерии, произнес замечательную речь. Он сказал, что хватит горевать, плакать, как чеченский народ привык в этот день, день памяти жертв депортации. Тогда была уничтожена половина чеченского народа в лагерях или сожжена в домах, как в ауле Хайбах . Он сказал: хватит нам лить слезы, давайте сделаем этот день днем возрождения чеченской нации. И мне тоже не нравится, что это День Советской армии. Кругом война, а тут военный праздник, а в Чечне это день горя. Давайте лучше сделаем так, чтобы это был день возрождения для всех народов, возрождения доброты, мира, прекращения войн на нашей планете. Пусть это наивная утопическая мечта, но если очень верить в нее, может быть, она и сбудется.