«Кавалер узнавал, чья я дочь, и… улетучивался» - звезда рассказала о знаменитом отце и отношениях с мужчинами.

Банкир Анатолий Цоир стал для Ксении Чилингаровой не только любимым мужчиной, но и деловым партнером. Фото: личный архив.

Имя ее отца — Артура Чилингарова — на слуху. Мало того что доктор географических наук, исследователь Арктики и Антарктики, государственный и политический деятель, так еще и фигура колоритная, в друзьях у которого значатся именитые люди искусства. И, как говорится, яблоко от яблони недалеко падает. Ксения Чилингарова успевает писать ироничные колонки в журналы, блистать на телеэкране, заниматься бизнесом, а на досуге изучать искусствоведение.

Ксения рассказывает, что девчонкой вместе с подружками отправилась к гадалке, и если другим прорицательница обещала солидных мужей и детишек, то ее убеждала в скором открытии третьего глаза. Возможно, кстати, не ошибалась, потому как интуиции Чилингаровой не занимать. Не раз она ее выручала, направляла, показывая свое дело, своего мужчину… Одним словом, вектор нашей беседы определился как-то сам собой.

Ксения, по натуре вы папина дочка, верно?
Ксения Чилингарова: «Да, по характеру точно. И по внешности. Хотя последнее спорно. Конечно, я черненькая, смуглая, словно бы вечно загорелая, но если меня отмыть, как шутили мои одноклассники, то я копия моей мамы — блондинки с голубыми глазами. У нас даже интонация голоса совпадает».

Наверняка вы были непоседливым, неусидчивым, любопытным ребенком…
Ксения: «Именно, но я все-таки девочка и вела себя прилично. Зато мой старший брат не отличался примерным поведением, и все родительские силы были направлены на его усмирение. Ему специально вызывали педагога по математике на дом, и они корпели над учебниками, а мама стояла рядом с прыгалками вместо ремня — для пущего устрашения… У меня до сих пор перед глазами эта картина. (Улыбается.) При том, что у нас вся семья, по сути, гуманитарии. Папа — организатор экспедиций в Арктику, дедушка по маминой линии — профессор русского языка и литературы, бабушка — директор школы, дядя — доктор социологических наук. Мама закончила в родном Тамбове лингвистический вуз, по специальности она учитель английского языка. Но никогда по профессии не работала, трудилась в международной организации труда, заведовала библиотекой иностранной книги. Я помню, как меня маленькую она брала с собой на эти многочисленные книжные выставки, ярмарки. Соответственно, сегодня я тоже неплохо говорю по-английски и по-французски. Правда, от немецкого языка (который также знает мама) я отказалась — недостаточно романтичным он для меня выглядел».

Ваш брат яркая личность. Одно то, как он повышал вашу самооценку, заявляя, что вы не подходите ни под один стандарт красоты, чего стоит…
Ксения: «Да, но мне это не мешало оставаться весьма кокетливой. (Улыбается.) Что-то я, наверное, взяла от той, в честь которой получила имя. Это папина тетка, которую я величала бабушкой, царство ей небесное. На войне, а потом и дома ее звали Киса. Она была настоящей фронтовичкой, с кучей медалей, заводная… Помню, как мы с ней ходили сдавать пустые бутылки, а на обратном пути, когда ждали автобуса на остановке, она легко мне могла сказать: „Ну что, Ксюш, станцуешь?!“ И я танцевала без всяких комплексов. Всегда любила внимание. Брат мой, кстати, совершенно другой — интроверт. В детском саду ждал маму, тихо сидя в углу на стульчике, а невкусные котлеты, которые давали там на обед, надежно прятал, чтобы его не заставляли их есть».

Чем Николай ныне занимается?
Ксения: «В банке работает. Бизнесмен. Но погружен он в историю искусства. Коля обладает феноменальной памятью, практически про любое живописное полотно он может сказать, к какой школе оно принадлежит, кем написано. История также является его хобби, он знает ее досконально. Возможно, если бы волна 90-х годов не унесла его в предпринимательство, он был бы сейчас ученым».

Насколько велико было влияние отца на вас?
Ксения: «Оно было огромным. Я его боялась, как и все, но папа редко появлялся дома. Приезжал всегда с подарками — шкурами зверей, чучелами пингвинов… И вот отец, конечно, отличался строгостью. Причем его кавказская кровь почему-то именно на мне срабатывала. Он мог повысить на меня голос, отругать за непослушание. Мне запрещалось все, в том числе гулянки с подружками. Один раз меня не отпустили на день рождения к однокласснику. Я рыдала, поскольку там собирался весь класс. Понятно, что и ко мне в гости никто не приходил».

В институтские годы папа смягчился, стал лоялен к вашим кавалерам?
Ксения: «Нет, ни один кавалер так и не переступил порог нашей квартиры. Все они прятались от папы как могли. Однажды один молодой человек приехал за мной, чтобы забрать в театр, но, когда узнал, что отец дома, не решился подняться — припарковался у помоечки и ждал, пока я выйду. (Улыбается.) Почти со всеми история повторялась. Правда, те, кто не боялся знакомиться, хотя бы просто поздороваться с папой, вызывали у меня огромное уважение. Но это были единицы. Я не понимала, почему имя Артура Чилингарова вызывает у ребят, моих ровесников, такой панический ужас. Наверное, да простят меня мои знакомые, это связано с авторитетом грозного альфа-самца, которого менее мощные особи опасаются. Все как в дикой природе. Пожалуй, единственный, кто не испугался моей фамилии, мой бывший муж — Дмитрий Коган. Но объясняется это лишь тем, что он был не в курсе, кто мой папа. Полярники — для него иной мир, поэтому Дмитрий — первый мужчина, которого я пригласила домой».

Сколько вам тогда было лет, и где вы познакомились?
Ксения: «Двадцать шесть. И встретились мы в караоке. Видите, моя жизнь полна сумбура — я совсем не пою, в детстве фортепьяно бросила. А тут подруга позвала, и там был ее приятель с товарищем. Он мне сразу не понравился. А уж когда сказали, что это скрипач, я совсем приуныла — наверняка зануда. Хотя мысль, что с этим человеком у меня что-то будет, мелькнула. Дима оказался интересной личностью, человеком с широким кругозором, способным запомнить как сотни страниц нотного текста, так и другую информацию. Дима увлечен историей советского периода нашей страны, и его мама рассказывала, что ребенком он знал поименно всех членов Политбюро. Меня это так тронуло. (Улыбается.) Я представила, как он, маленький мальчик, не шел играть во двор, а сидел в комнате перед телевизором, старательно учил гаммы и попутно запоминал тех, кто появлялся на экране».

На Дмитрия вы произвели впечатление на первой же встрече?
Ксения: «Тоже нет. На мне был модный тогда over-saze свитер, и он его не оценил, я показалась ему толстой. (Улыбается.) Скорее, вторая встреча помогла нам взглянуть друг на друга другими глазами. Мы встретились в ресторане, я была напряжена, не знала, о чем разговаривать. Приготовилась поднимать темы литературы, но Дима меня мгновенно расслабил: заказал себе немного виски и рассказал матерщинный анекдот. Диалог наладился, стал живым».

Получается, с Коганом были ваши первые серьезные отношения?
Ксения: «Да. До этого были какие-то встречи, но я ни с кем не жила вместе. Со стороны противоположного пола я чувствовала внимание, постоянно у меня были какие-то ухажеры, но они мне не подходили по критериям, которые я сама придумала. Понимаете, в детстве мама давала мне читать очень много книг романтической направленности. Когда я приезжала в Тамбов, к родственникам, там все купались в речке, загорали, а я сидела и зачитывала до дыр „Войну и мир“ Толстого. Так что я такой тургеневской барышней росла, идеалисткой. Питалась какими-то платоническими влюбленностями, мне хотелось страдать, как это положено в романах… До самого окончания вуза была такой. И не сильно, откровенно говоря, изменилась впоследствии. Всегда ждала какого-то героя, чтобы он преодолевал жуткие препятствия на пути ко мне… Драматургии желала. Обожаю „Гордость и предубеждение“, и мне кажется, до сих пор жду своего мистера Дарси». (Улыбается.)

Отчего ваш брак с Дмитрием Коганом вы назвали инфантильным, вам ведь было не по восемнадцать лет, а уже почти тридцать?
Ксения: «Безусловно, это звучит странно. Но тем не менее у меня не было до этого опыта совместной жизни с общим хозяйством. Мне нравилось ощущать себя в роли жены. Я мечтала о гостеприимном доме, где бы накрывался длинный стол, приглашались многочисленные гости, мы делились бы какими-то впечатлениями… В родительском доме все было именно так. Отлично помню телеведущего, путешественника Юрия Сенкевича, лучшего друга отца. Он был невероятным жизнелюбом, очень теплым человеком. Они садились, как два капитана, и делились воспоминаниями. Юрий Александрович умер, когда ехал на день рождения к папе — стало плохо с сердцем… В нашей с мужем семье не было таких традиций. Ввиду Диминого графика подобные посиделки были нереальными. Он либо на гастролях, либо часами занимался, слушал музыку, и посторонний народ в квартире был ему совсем ни к чему. Лишь меня он просил посидеть рядом в качестве музы, но я не профессионал, не могу дать дельный совет. Правда, теперь я фанат классической музыки. (Улыбается.) Кроме того, я благодарна бывшему супругу, что он выбил из меня творчество. Рядом с Димой сложно тоже оставаться творческой личностью, надо быть боевой подругой. Не кухаркой и домработницей, а человеком, который растворен в концертной деятельности мужа. Два года до свадьбы и три после я честно пыталась быть такой, но выяснила, что я совсем не „душечка“. Восхищаюсь дамами, которым удается все время быть прочной стеной для своего мужчины-творца. Видимо, я не принадлежу к их числу. Из нашей пары не получилось такого союза, как у Спиваковых, допустим. Конечно, многое зависит от мужчины. Есть те, кто позволяет своим половинам делать свою карьеру, а есть те, кто выступает против. Дима был слишком властным, и в какой-то момент я поняла, что нам дальше не по пути. Но расстались мы мирно, сегодня дружим, я хожу на его концерты».

С другими мужчинами вам тоже удалось сохранять добрые взаимоотношения?
Ксения: «После развода у меня были романы, и действительно почти со всеми остались чуть ли не дружеские отношения. Быть может, оттого, что я к мужчинам отношусь с состраданием. Отдаю себе отчет, насколько тяжело быть в их шкуре, и сочувствую. Хотя иной раз, когда люди ведут себя уж крайне некрасиво, я не продолжаю общение. Я не из тех, кто проверяет телефоны и карманы пиджака, но не настолько толерантна, чтобы смириться с изменой. Кроме того, я не прощаю предательства своих чувств. Несколько раз сталкивалась с подобным. Например, у меня был бурный роман с одним человеком, эмоции захлестывали. Я уже была готова дальше строить наши отношения, а мужчина, который был старше аж на двадцать лет, вдруг испугался накала чувств. И вместо того, чтобы поговорить начистоту, обидно тихо слился. Вот такое недопустимо. Когда через полгода он вернулся, уже с дарами, созревший для чего-то серьезного, во мне все перегорело, и нам не о чем было беседовать».

Какие выводы вы сделали после развода и на какие грабли в будущем постараетесь не наступать?
Ксения: «Я все свои надрывные переживания вываливала на мужа, и он делал то же самое. Теперь я полагаю, надо быть сдержаннее, не весь эмоциональный поток выкладывать. В конце концов, для этой цели существует психолог, священник или дневник. Надо крайне внимательно относиться к произнесенным в пылу ссоры словам. В какой-то момент можно легко перемахнуть точку невозврата. Обида будет не заглаживаться, а, наоборот, разрастаться и разъедать. Унижающая фраза никуда не денется, как бы вы ни старались. Мы с Димой столько раз переходили эту грань, я знаю, о чем говорю».

В одном из интервью вы сказали, что сегодня женщины вполне могут позволить себе вести в отношениях…
Ксения: «Я имела в виду, что мы отважнее мужчин, быстрее кидаемся в омут с головой. И все мои знакомые мужчины утверждают как один, что их выбирают женщины. Мы же всегда угадываем своего мужчину, интуитивно чувствуем, что у нас именно с ним могут возникнуть совпадения. И я не осуждаю тех, кто проявляет активность в отношениях. Почему нет? Мужчине обязательно надо дать понять, что пора бы уже проявить инициативу с его стороны. (Улыбается.) Как бы то ни было, главное предназначение женщины — создать семью. Просто лично меня судьба словно бы уводила от этого в другом направлении. Возможно, наверху на меня имеются иные планы… Но я уверена: не стоит паниковать, торопиться, мы все успеем, надо лишь расслабиться и почувствовать ритм, как в танцах. Можно и в пятьдесят лет найти свое счастье».

Вы необычайно двойственны: с одной стороны, такая девочка-девочка, любящая наряды и светские тусовки, а с другой — руководитель, целенаправленно продвигающий вперед свой бизнес…
Ксения: «Все так и есть, я же Близнецы по гороскопу. Эти две части вечно борются между собой, а я ищу баланс. Бывший муж развивал во мне мужские черты, впрочем, как и нынешний мой молодой человек. Планомерное развитие бизнеса все-таки несколько отодвигает женственность. А порой так хочется побыть слабой, беззащитной блондинкой, как моя мама, которая недавно, к счастью, уже по прибытии, заблудилась в аэропорту, и обеспокоенный папа бегал, искал ее везде». (Улыбается.)

С юных лет вы писали стихи и довольно рано выпустили свой сборник «Отражение». Замечательно, что рифмы к вам приходят и сегодня.
Ксения: «Да, хотя мама говорила, что это девичье, пройдет. (Улыбается.) Но пока пишу в стол. Для стихосложения требуются соответствующий душевный настрой, бесконечное любовное томление, печаль, переживания за судьбу страны и, несомненно, большое количество свободного времени, поэтому у многих людей эта способность исчезает. Помимо стихов меня занимает и проза. В голове роится множество сюжетов, и я не теряю надежды когда-нибудь их оформить в книгу».

Ахматова писала: «…он говорил о лете и о том, что быть поэтом женщине — нелепость…». Как мужчины реагируют на вашу склонность к сочинительству?
Ксения: «В юности я наивно полагала, что сильный пол растает, когда я буду читать стихи при луне, но позже поняла, как это пугает. Пару лет назад у меня был поклонник, солидный бизнесмен, который увлекался поэзией. И вот как-то туманным вечером мы бродили с ним у Новодевичьего монастыря. Все шло хорошо, пока он декламировал Бродского, но затем он перешел на стихи собственного сочинения. В таком соседстве это выглядело ужасно. Причем стихи его не были слабыми, но в тот день я отчетливо поняла, что поэта рядом с собой не потяну». (Улыбается.)

Интернет уже давно пестрит информацией о вашем романе с израильским инвестиционным банкиром Анатолием Цоиром. При каких обстоятельствах вы встретились?
Ксения: «Случайно. Два года назад. Моя ближайшая подруга Кристина, владелица галереи, отправлялась на свидание, но, видимо, не слишком ожидаемое, потому как взяла меня для компании. А тот мужчина захватил с собой друга. Получилось такое голливудское кино, когда я нехотя поехала, а там познакомилась с Толей. Искра пробежала сразу, и я не сомневалась, что эта наша встреча не последняя. В беседе я призналась, что изучаю историю искусств, и мой преподаватель рекомендует мне сходить с кем-то в Пушкинский музей… Это было такое ретросвидание, прямо как в советские годы».

У вашего избранника обширная биография: восемнадцать лет брака, трое взрослых детей… Вас это не пугало?
Ксения: «Во-первых, Толя уже был разведен, а во-вторых, к детям я отношусь исключительно положительно. Толя — прекрасный отец, и это только добавляет ему плюсов. Достался мне мужчина с прошлым, и что в этом такого?! У меня нет ревности к той его жизни. По сути, мы явились неким лекарством друг для друга, такой тихой гаванью после предыдущих штормов».

Анатолий помогает вам и в бизнесе?
Ксения: «Да, он является моим партнером в компании по производству и продаже теплой зимней одежды для суровой, морозной погоды. Я уже давно хотела каким-то образом продолжить деятельность папы, а уж после своей поездки на Северный полюс это желание лишь укрепилось. Заслуга Анатолия в том, что он мне показал эту незаполненную нишу. А чуть позже я начала заниматься еще одним проектом — открыла магазин повседневной женской одежды с либеральными ценами. Кстати, мои выходы в свет поднимают продажи. (Улыбается.) Вообще здорово, когда тебя окружают личности незаурядные. Папа много лет дружит с Кобзоном, Лещенко, Михалковым, Пугачевой. А недавно благодаря ему я познакомилась с князем Монако Альбертом. Папа помогал его экспедиции на Северный полюс, ее целью было привезти кости мамонта в местный музей. После этого Альберт наградил папу орденом, позвал нас на оперу и устроил пышный прием у себя во дворце».

Вы явно в курсе модных тенденций…
Ксения: «Я шопоголик, которого исцеляет от хандры прогулка по магазинам. Скорее всего, именно по этой причине в прошлом году в моей жизни появилась программа „Снимите это немедленно“. Это еще одна грань, которую я с азартом осваивала и надеюсь на продолжение. Тем более, когда я училась на факультете журналистики, мечтала работать в кадре. Я верю в визуализацию и имею карту желаний. Это доска, к которой я прикрепляю написанные на листочках планы».

И какие там пункты?
Ксения: «Свадьба, дети. Загородный дом с большой собакой. Успешный бизнес с немалым оборотом. И собственные книги».

Зимой в России перестают существовать все модные тенденции, а главной целью на каждый день становится выжить после вынужденного выхода на улицу. В эти непростые времена мы решили взять интервью у Ксении Чилингаровой - журналистки, дочери путешественника и основательницы самой теплой российской марки Arctic Explorer

Н икто не любит признаваться в своих страхах: быть несгибаемым и отважным в глазах других куда приятнее, чем признаваться в том, что чего-то боишься. Ксения Чилингарова, однако, секрета из своих слабостей не делает. Вот только все ее страхи ничуть не мешают ей ввязываться в авантюры, браться за новые проекты и даже покорять Северный полюс — в преодолении себя журналистка и хозяйка молодой марки Arctic Explorer и видит смысл жизни. Боишься? Это нормально — просто сделай шаг вперед. Такая философия нам очень нравится, тем более что о своих сражениях с собственной нерешительностью Ксения рассказывает ужасно весело. Так же как и обо всем остальном: о своем отце и лучших подарках на свете, которые он привозил из своих путешествий, о попугае по имени Нора и ее маленьком женихе и, конечно, об Arctic Explorer (о своей марке ее владелица может говорить 24 часа в сутки).

Насколько я знаю, вас на открытие марки вдохновил ваш отец, путешественник-полярник. Но как именно, в какой момент вам пришла в голову идея запуска собственного бренда?
Я всегда хотела что-то сделать, чтобы сохранить наследие моего отца, чтобы оно не исчезло и не забылось. Вышедшие книжки — а про него написано уже несколько книг, в том числе и в серии ЖЗЛ — это, конечно, хорошо. Но это все, скажем так, очень суровое, местами чересчур пафосное. Да и по большому счету тома эти просто стоят на полках, не напоминая о себе. А мне хотелось создать что-то живое, чтобы осталось надолго, перешло бы, например, моим детям, потом детям моих детей и поколениями бы оставалось в нашей семье. Наверное, если бы мы жили в Америке, был бы уже какой-нибудь музей...

А сейчас ничего такого нет?
Нет, никакого музея... Эта мысль, о необходимости что-то сделать, меня буквально преследовала, особенно после того, как я вернулась из экспедиции на Северный полюс, которая сильно поменяла мои взгляды на мир. И как-то мой партнер Анатолий (Анатолий Цоир. — Прим. Buro 24/7 ) увидел меня в куртке, которую специально сделали к той поездке, — я в ней гуляла по городу, потому что она была очень теплая, в ней было комфортно, плюс ко всему, вокруг нее еще оставался этот флер путешествий. На ней было написано мое имя, я чувствовала себя крутой полярницей, победившей все свои страхи, преодолевшей невероятные препятствия — в общем, практически героиней блокбастера.
Так вот, Анатолий увидел меня в этой куртке и очень заинтересовался. И когда узнал, что это моя полярная куртка, тоже захотел такую. А изготавливают их только на одном производстве, где еще в советское время обшивали к экспедициям папу. И Анатолий уговорил меня поехать туда, пообщаться с людьми — вот там-то, на месте, когда мы увидели, как они это делают, какое у них качество, нас обоих осенило. В от же оно, лежит на поверхности: нет ведь, по сути, ни одного классного национального бренда, который говорил бы: «Мы производим качественные теплые вещи».

Классного и при этом не мехового точно нет. Не было.
Мы удивились, почему, имея такие традиции производства зимней одежды — реально очень теплой, качественной, — никто этим толком не пользуется. Люди не знают, как это представить, как продвигать, даже какую модель сделать. То есть умеют хорошо шить, но совершенно не умеют себя продавать. И мы поняли, что должны сделать это сами. Это было именно то, что я искала, и то, о чем думал мой партнер: он все время удивлялся, что в России нет какого-то классного бренда мужской одежды.
Так возникла идея, а дальше все понеслось: появились соратники, единомышленники. Например, наша приятельница, очень известный детский иллюстратор Анна Хохлова, которая нарисовала нам лого. Это тоже очень смешная история, потому что она сначала рисовала для лого папин портрет, а потом позвонила нам и сказала: «Нет, это невозможно», — потому что он выходил похожим на какого-то террориста. Решили искать что-то еще, и в итоге кому-то пришла в голову мысль про ледокол. Потому что ледокол — это совершенно уникальный корабль, который прорезает лед, прокладывает путь остальным. И мы так же прокладываем путь всем, кто хочет открывать свой бренд в России. Мы ведь все-все производим здесь, только какие-то детали закупаем в Корее, но это вынужденная мера, потому что тут у нас просто нет фурнитуры.

Мне всегда было интересно, каково это — быть дочерью путешественника, человека, который нечасто бывает дома, а возвращается обязательно с кучей историй. Какие у вас были отношения с отцом, с такой фигурой исчезающей и появляющейся?
Да, все так: дочь путешественника — это девочка, которая действительно редко видит своего отца. Мой папа был не лучшим рассказчиком... Хотя на самом деле, когда у него есть настроение, он может говорить так, что его заслушаешься — веселится, рассказывает шутки-прибаутки, как он летел на самолете и чуть не разбился, а единственное, о чем в этот момент подумал, — зачем женился. И истории про все эти путешествия, про сложности, преодоление каких-то трудностей... Но такое достаточно редко происходило — в основном все, наверное, выдавалось маме, а уже она пересказывала нам. Мама у меня отличница, у нее красный диплом, она из очень интеллигентной семьи: бабушка — директор школы, дедушка — профессор русского языка. Да и сама она по образованию учительница английского. И вот мама нам в лучших сказочных традициях рассказывала о папиных приключениях, и это все выливалось в бесконечную историю, где всегда один-единственный главный герой.
Я не очень понимала, что такое Северный полюс: в 10 лет вы, конечно, знаете, где это находится, но что там происходит, понять сложно. Я, например, долго пыталась разобраться, где живут пингвины, а где белые медведи. В результате разобралась: пингвины на Южном полюсе, медведи — на Северном.

Я вот тоже сейчас пыталась угадать, пока вы говорили, — не угадала.
Вот видите! Многие, кстати, не знают этого. А еще папа всегда привозил домой из своих экспедиций какие-то страннейшие вещи.

Что, например?
Во-первых, — да простят меня экологи! — чучело пингвина у меня есть дома. Еще есть какие-то поделки, которые жители Севера вырезают на бивнях моржей. Вообще папа ездил не только по Северному и Южному полюсам, он по всему миру путешествовал, дружил с Сенкевичем, и они вместе тоже много где побывали. Папа был, например, в Никарагуа — я это хорошо запомнила, потому что оттуда везти было нечего, и он привез попугая.

Настоящего?
Да, настоящего живого попугая. Папа тащил его в коробке, и дома оказалась, что это девочка.

Как бедняга, интересно, выдержала такую долгую дорогу!
Да ничего, эта попугаиха еще долго жила потом с нами, перекусала всех наших родных: она была большая и совершенно не поддавалась дрессировке.

Я слышала, что самки попугаев еще не очень разговорчивые, и их труднее научить говорить, чем самцов.
Наша точно была не болтливой, она немногое умела говорить. Например, кричала «Мама!» как безумная — повторяла за нами с братом. И у нее были две любимые темы: музыка, играющая перед новостями, и телефонный звонок. Она могла делать так «тр-р-тр-р-алло!» безостановочно, пока ее не накроешь тряпкой. А потом мамина подруга решила, что Норе, поскольку она из Никарагуа и в Москве совсем одна, скучно и ей нужен друг. Но такого же друга найти в Советском Союзе было сложно, и она подарила нам волнистого попугайчика. Это была странная пара: большая женщина и небольшой такой мужичок.
В общем, папа всегда появлялся у нас в жизни как праздник. И я жила в таком сказочном, почти выдуманном мире, очарованная этими рассказами о приключениях. З наете, я играла в такую игру в детстве, где я была, естественно, принцессой, а мой папа был богом солнца — бог солнца же все может.

Потрясающее, должно быть, ощущение: папа может все, он такой большой и всемогущий великан.
Если честно, мне сейчас 33 года, а я до сих пор в полной уверенности, что мой папа, конечно, не Супермен, но, возможно, Бэтмен. Супермен все-таки инопланетянин, а вот Бэтмен — реальный человек, который может творить невероятные вещи. Папа, например, несмотря на свой возраст, а ему сейчас 76, ровно шесть лет назад умудрился погрузиться на дно Северного Ледовитого океана. И поставил там флаг, чем вызвал бурю эмоций у всех. Мой приятель из Канады позвонил мне и сказал: «Ты знаешь, что твой папа чуть не начал войну между нашими странами?», — а я ему говорю: «Нет, он исследователь, он просто поставил флаг. Если вы этого не сделали раньше, это ваша проблема».

А вы в детстве себя представляли когда-то его спутницей в этих путешествиях?
У меня были какие-то свои фантазийные путешествия, но я как-то никогда не представляла себя в эти моменты рядом с отцом. Папа не позволял даже думать об этом, он всегда говорил, что женщинам в экспедиции не место!

Серьезно? Но ведь вы же потом все-таки побывали на Северном полюсе?
Ну да, но вы бы знали, как долго мне пришлось его уговаривать! Вообще я, конечно, была комнатным растением: папа так меня любил, что пытался всеми способами оградить от любых препятствий в жизни. Я даже очень долго не умела водить машину, — в принципе, и сейчас не очень умею, — потому что он мне всегда говорил: машина это не нужно, опасно, страшно.

Вот вы удивительный человек — машину до сих пор не водите, потому что опасно-страшно, а на полюсе побывать успели.
У меня на самом деле было много разных страхов, но в один момент я решила, что пора рубить этот узел и как-то бороться с собой. Ведь из этого жизнь и состоит — из борьбы со своими страхами. И я поняла, попав на Северный полюс, что и папа тоже на самом деле всю свою жизнь сражается с ними. И, мне кажется, чем сильнее его страх, тем дальше он забирается. В глубине души он тоже, может, думает: «Я безвольный, я боюсь», — но просто делает шаг. Это такой вот способ борьбы с внутренними демонами.

И вы поступаете по жизни так же.
В какой-то степени да. Например, по профессии я была и остаюсь журналистом. И первым местом моей работы стал журнал «Профиль». Естественно, я, придя туда, хотела писать аналитические статьи, но отправили меня в светскую хронику — для аналитических статей там было энное количество журналистов, а я была просто стажером после института. И первым моим заданием было пойти в итальянское посольство и сделать оттуда репортаж. Я пришла, поняла, что никого здесь не знаю, жутко стесняюсь и вообще вокруг меня толпа каких-то людей — что я буду писать? Я же не могу выдумать все!

Ну кое-кто и так делает!
Да, была у меня такая мысль первая: надо напридумывать что-нибудь! Но я ее быстро отогнала. Мне надо было как-то действовать. А ведь это очень сложно: преодолеть себя, подойти к человеку, представиться. И я вот прямо как сейчас помню, как подошла к кому-то, выбрала его просто методом тыка: «Здравствуйте, я Ксения Чилингарова из журнала "Профиль". Расскажите, что вы делаете на этом мероприятии?» С о временем я расслабилась, и теперь подходить к людям, общаться, начинать разговор мне не составляет никакого труда. Вот такой опыт приобрела.
А еще я всю жизнь боялась высоты и на лыжах кататься научилась очень поздно. Приятельница помогла мне найти инструктора, а он ездил только с профессионалами, чуть ли не два раза был под лавиной. И тут я, взрослая тетя, в первый раз на лыжах. Азы какие-то он мне объяснил и говорит: «Ну, поехали». Завез меня на горку — а там туман, плохая видимость! — и исчез внизу. И я стою с этими палками, лыжами, думаю: «Как ехать, куда, даже не видно ничего». Паника страшная, на глазах слезы. И зачем я это придумала, сидела бы сейчас, пила глинтвейн спокойно, зачем?.. Стою, значит, и мимо меня в этот момент какая-то гусеница из трехлетних, максимум пятилетних детей проезжает спокойненько. И вот тут я говорю себе: «Ксень, возьми себя в руки, ты не тряпка». И спускаюсь вниз — вся зареванная, но спускаюсь. И когда я наконец оказалась внизу, то испытала невероятнейший кайф.

Ваша дизайнерская инициатива — это ведь тоже такой очевидный риск. У вас уже была сложившаяся карьера в другой области, и вдруг вы решили сменить сферу деятельности достаточно резко.
Вы знаете, у меня никогда не было амбиций дизайнера: я журналистка, и меня вполне устраивало просто писать обо всем этом, но чтобы производить... Я понимала, что это очень сложно, что есть свои подводные камни и, главное, огромное количество людей, которые понимают и знают об этой сфере больше, чем я. Я вообще считаю, что каждый человек должен заниматься своим делом. А когда начинаешь хвататься за все подряд, то у тебя все рассыпается. Поэтому я сейчас не пишу никуда, у меня просто нет на это времени.

То есть основное и единственное ваше занятие на данный момент — это Arctic Explorer.
Да, я живу «Арктиком», могу разговаривать об этом 24 часа в сутки. И я очень благодарна Анатолию, который сказал, что, если хочешь заниматься этим вместе со мной, мы должны сами от и до изучить весь процесс. Не то чтобы мы вышивали что-нибудь или на машинке строчили, конечно, нет, мы не шили и не кроили, а, естественно, взяли производство. Но я вот, например, в ужасе узнала, что такое накладная.

То есть и бизнес-вопросами вы решили заняться сами?
Абсолютно. Все, от заказа куртки до ее поставки в магазин, мы с Толей прошли вместе. Даже первый наш склад был у него дома: в комнате лежали куртки, жилетки, мы все перебирали, я заполняла артикулы — все это вручную. Как дети. С другой стороны, сейчас, когда у меня уже работают наемные сотрудники, я могу им все объяснить лучше, чем кто-либо. Я езжу туда, где мы продаемся, — а продаемся мы в ЦУМе и «Цветном» — провожу тренинги с продавцами. Кто, если не я, объяснит им, чем мы отличаемся от конкурентов, на какой температурный режим куртки рассчитаны, из каких они материалов и чем эти материалы особенные. Погружение в процесс занимает достаточно долгое время, мы первый год просто изучали все это, читали исследования наших конкурентов: кто как выходил на рынок, какие были прорывы.
Наши прямые конкуренты Canada Goose, например, начинали с рабочей одежды. Было маленькое производство в Канаде, домашнее — семья владела им много лет, пока не пришел один из сыновей хозяина и не сказал: «Давайте продавать как что-то модное». Рабочая одежда — не только для рабочих, она может быть для людей на улицах или людей, снимающих кино. Так бренд Canada Goose, например, и попал в индустрию — через кино.

У вас, я знаю, тоже есть опыт сотрудничества с кинематографистами. Расскажете?
Да, есть, причем ничего специально мы не придумывали и не готовили. Так сложилось, что Федя Бондарчук, увидев одну нашу куртку, захотел такую себе, и с этого момента мы начали сотрудничать, одели не только его, но и всю команду. Потом появился Резо, который снимал фильм «Без границ» — мы и его команду утеплили. Только они не сказали нам, — это была для нас совершенная неожиданность! — что куртка попала в кадр, и сразу на одном из главных героев. Поэтому когда в кино я это увидела, я прямо в зале начала кричать от радости. Вообще все это, конечно, у меня вызывает дикий восторг. Например, я прихожу в ресторан, вижу в гардеробе свои куртки, и у меня начинается просто истерика радости — особенно в первое время. Я могла прямо там закричать: «Это наша куртка, это наша куртка!» А гардеробщики не могли понять: мол, почему ваша, вы же одетая стоите.

Вот особенно интересно, как очень личный подход к очень личной истории в вас сочетается с таким очень отстраненным отношением к бизнесу. И все в одном человеке — такое редко бывает.
К счастью, Анатолий — человек из финансовой индустрии и с другим складом мышления, он всегда говорит, если меня заносит. И возвращает с небес на землю. Он мой вдохновитель: постоянно восхищается тем, какая я рискованная, как быстро умею принимать решения. Эта способность у меня, видимо, тоже от папы, только мне решать проблемы приходится не на Северном полюсе, а в офисе. В экспедиции от скорости твоей реакции часто зависят жизни всех членов команды. Был, например, один случай, когда ночью, пока все спали, начал ломаться лед — дело было на дрейфующей станции, она дрейфовала до этого целый год. Отец проснулся, услышав треск льда. Времени раздумывать тут нет: у тебя есть буквально секунды, чтобы принять правильное решение. Папа должен был решить, на какой стороне остаться. На одной была дорогая аппаратура для исследований, на другой — склад, на третьей — палатки. Папа, естественно, выбрал ту сторону, где склад и где была вся еда. Все, что успели, перенесли туда, а оборудование бросили. Это было оперативное решение, чтобы выжить в таких суровых условиях.

Бизнес, говорят, тоже занятие не для слабых духом.
Да, особенно в нашей стране — это суровые условия. Закаляют. Мне всегда говорили, что наши производства не держат сроки. Я не верила, а оказалось, что так и есть. При этом у нас, например, работают очень хорошие, реально толковые люди. Переоборудовали старое производство, которое открылось еще в советское время, и пытаются что-то делать. Они шикарные с точки зрения качества, немножко кондовые с точки зрения дизайна и совершенно расслабленные с точки зрения сроков. И твоя задача, если ты что-то у них заказываешь, — сделать так, чтобы они собрались. Чтобы качество осталось тем же, но они это все применили на новый дизайн. И им сложно бывает объяснить, что модели, которые мы делаем, не обязательно будут пошиты в точности по привычному макету полярных курток.

А как именно вы приспосабливаете куртки к повседневной носке? Все-таки в большинстве городов России условия пусть и суровые, но не настолько, как где-нибудь на Северном полюсе.
Мы пытаемся без ущерба для качества убрать какие-то излишки, чтобы сделать куртки более удобными для города, — и для женщин, и для мужчин. Например, чуть-чуть уменьшаем набивку, но при этом сохраняем температурный режим. Более того, я еще пытаюсь поработать с искусственными материалами, потому что хочу немного снизить цену — найти какую-то формулу, которая помогла бы нам стать более доступными.

Я смотрела цены у вас на сайте и подумала как раз, что они уже довольно приемлемые. 30—35 тысяч за такую куртку кажется очень человечной суммой.
Для многих в сегодняшней ситуации все-таки много. Если ты, допустим, зарабатываешь 60 тысяч рублей, для тебя это уже большая сумма. Конечно, мы все равно не сможем конкурировать по цене с какими-то китайскими пуховиками или с Zara — в этой среде мы просто не выживем. Но все-таки пытаемся быть более доступными. На сегодняшний день я стараюсь еще научить наших людей перестать зацикливаться на натуральном мехе: меня раздражает эта опушка, я сама снимаю ее со всех своих курток. Но большинство людей, особенно в регионах, хотят мех.

А над чем еще вы сейчас работаете, что еще скоро изменится в Arctic Explorer?
Cейчас у нас в разработке одна история, которую мы придумали всей командой. Может быть, вы знаете, есть военно-морские флаги и алфавит, в котором каждый флажок — это определенная буква. Он есть на русском, а есть на латинице — это международная система. Мы взяли их за основу и уже к весне, скорее всего, выпустим свитшоты со словами, написанными с помощью флажков. Посмотрим, как это будет. А потом эту же идею хочу использовать для шевронов.

Да, это ведь одна из главных ваших фишек — съемные шевроны.
Это правда, я помешана на шевронах и вообще на идее того, что свою куртку можно преображать, как тебе хочется, после покупки. Это на самом деле арктическая такая история: после каждой экспедиции ты нашиваешь себе шеврон — название экспедиции, год. Как скаутские значки за достижения. Конечно, мы не можем сами просто нашивать шевроны на рукава курткам — человек должен сам этого захотеть, у него должна быть возможность это сделать. Сейчас мы, например, с компанией Disney выпустили шевроны с героями «Звездных войн». То есть у наших клиентов уже сейчас есть возможность снять наше лого (логотип марки с ледоколом тоже вышит на шевроне, который крепится на липучке на плечо. — Прим. Buro 24/7 ) и прикрепить вместо него, например, Дарта Вейдера. Почему-то все помешаны именно на этом персонаже, но я прошу обратить внимание на магистра Йоду — он тоже получился очень милым! Я и сама, кстати, поклонник «Звездных войн», так что ужасно рада, что этот проект состоялся. Это ведь тоже про путешествия, только космические.

И на какой вы, кстати, стороне?
Я, конечно, на светлой, но и темная сторона мне тоже нравится! В ней есть своя привлекательность. По крайней мере мужчины всегда там симпатичные.

Ну симпатичнее магистра Йоды быть несложно.
Это точно. (Смеется.) Только технически я пока не придумала, как это будет. Мне бы хотелось, чтобы это было как у Анны Хиндмарч, чтобы шевроны были как наклейки — это запатентованная техника, и в России пока такого нет. Но я хочу прийти к тому, чтобы продавать куртку голой, без отметок, и чтобы потом каждый мог прикреплять те, которые ему нравятся.

Как альбом для наклеек, знаете, из 90-х.
Да, точно. Или как джинсовая куртка, которую обкалывали значками, обклеивали переводными картинками, обшивали... Но пока это технически невозможно. Если кто-то у себя дома прошьет нашу куртку иглой, то ее испортит — пух начнет лезть.

Вы, кажется, уже выпускали тематические коллекции именно шевронов?
Была коллекция, посвященная освоению Cеверного и Южного полюсов, они шли к куртке «Ледокол», и до сих пор эта модель продается с дополнительными шевронами из этой серии. Мы планируем выпускать и другие серии, посвященные разным памятным событиям. Но пока начнем с сигнальных флажков. Там помимо алфавита есть еще флаги, которые обозначают целые фразы: «Я на буксире» или «Отвези меня на буксире», или «Я сегодня на рейде». В нашей обычной жизни у них есть и двойной смысл, поэтому, кажется, для пятничной тусовки такое может здорово подойти.

А расшифровки будут прилагаться? Ведь как иначе остальные узнают, что вы хотите, чтобы вас отвезли на буксире?
Конечно, мы будем прилагать буклеты! Даже к толстовкам с флагами будет прилагаться описание этого алфавита, чтобы человек мог сам понять, что написано у него на груди.

А вы, кстати, никогда не думали опубликовать рассказы своего отца в виде какой-то детской книги?
Да, думала. У меня сейчас есть одна идея, с детской литературой пока, правда, не связанная. В январе, надеюсь, пройдет встреча с издательским домом, который очень хочет книгу о женах полярников. В том числе, ясное дело, про маму с отцом, но не только — про жену Папанина, например. Собирается материал, который я должна буду изучить и, если договоримся, с радостью возьмусь за это дело. Мне очень понравилась идея, потому что всегда за великим мужчиной стоит женщина.

Или наоборот.
Ну или наоборот. Там вообще есть очень интересные истории. Например, у Амундсена жена была оперной певицей — очень самодостаточной, очень известной. И тем не менее она по году-два жила без мужчины и ждала своего супруга из экспедиций. А у одного российского исследователя-полярника была жена-француженка. Она сначала уехала с ним в Россию, а потом вместе с ним путешествовала и даже не думала сидеть дома. То есть это все очень разные истории, которые, мне показалось, будут интересны читателям.

А женщины-полярники были? Они будут в этой книге?
Были, конечно, но в этой книге их не будет, может, в другой раз. А еще у нас сейчас в планах кино. В октябре выйдет фильм «Ледокол», который снял замечательный режиссер Николай Хомерики по истории, за которую папа получил звезду героя. Про корабль «Сомов», который застрял во льдах, и экспедицию, которую возглавил мой отец, чтобы этот корабль спасти. Это первое. И есть второе: мы сейчас пишем сценарий об истории любви моих родителей, которая началась на Новой Земле, а именно в Амдерме, где родился мой брат. Акушерка уехала в ноябре месяце, в полярную ночь, на съезд акушеров-гинекологов, зная, что у нее роженица, и моя мама рожала вместе с местной жительницей, ненкой. Забавных историй там масса, не буду все раскрывать. Но, в общем, вместе с командой Резо делаем вот такое кино.

Книга, фильмы — не знаю, как вы это все успеваете...
Я и сама не знаю. (Смеется.)

Дмитрий Коган, талантливейший скрипач России, покоривший Европу и мир, народный артист нашей страны, скончался 29 августа 2017 года. Не стало легенды России из-за продолжительной болезни. Причина смерти - онкологическое заболевание. О том, что его больше нет, сообщила помощница. Она и проинформировала общественность о причине смерти.

Дмитрий Коган, скрипач: личная жизнь 2017, дети, жена, развод - биография

Дмитрий Коган родился 27 октября 1978 года в Москве в семье скрипачей. Бабушка - Елизавета Гилельс, дедушка - Леонид Коган, оба талантливые скрипачи. Родители: отец Павел Коган, мать - Любовь Казинская, дирижер и пианистка. Он пошел по стопам своей семьи и тоже посвятил себя этой профессии. Все знали о том, что он будет талантливым музыкантом ещё с самого детства. Уже в 6 лет мальчика отдали заниматься в московскую государственную консерваторию. А в 1996-ом он стал студентом Московской консерватории. Там он учился до 1990-го года.

В 10 лет Дмитрий уже начал выступать с симфоническим оркестром, а в 15!!! лет покорил Большой зал Московской консерватории. А в 19, уже покорил Америку! С этого начался его легендарный музыкальный путь. Мир музыки не знает, как пережить такую утрату.

Публикация от Dmitri Kogan/Дмитрий Коган (@dmitri_kogan) Дек 24 2016 в 12:46 PST

О личной жизни скрипача известно немного. Его супругой была Ксения Чилингарова. В браке с ней музыкант прожил три года. В 2009 они сыграли свадьбу, но уже в 2012 году их ждал развод. Папа жены Дмитрия был полярным исследователем и депутатом ГосДумы. Деток у пары не было.

Напоминаем, похороны состоятся в Москве 2 сентября. Место пока не известно. Вероятно, эта информация появится позже.