В крестьян-ской избе страшное горе: умер хозяин и кормилец Прокл Сева-стьяныч. Мать привозит гроб для сына, отец едет на клад-бище, чтобы выдол-бить могилу в промерзлой земле. Вдова крестья-нина, Дарья, шьет саван покой-ному мужу.

У судьбы есть три тяжкие доли: повен-чаться с рабом, быть матерью сына раба и до гроба поко-ряться рабу — все они легли на плечи русской крестьянки. Но несмотря на стра-дания, «есть женщины в русских селе-ньях», к которым словно не липнет грязь убогой обста-новки. Краса-вицы эти цветут миру на диво, терпе-ливо и ровно вынося и голод, и холод, оста-ваясь краси-выми во всякой одежде и ловкими ко всякой работе. Они не любят безделья по будням, зато в празд-ники, когда улыбка веселья сгоняет трудовую печать с их лиц, такого сердеч-ного смеха, как у них, не купишь за деньги. Русская женщина «коня на скаку оста-новит, в горящую избу войдет!». В ней чувству-ется и внут-ренняя сила, и строгая дель-ность. Она уверена, что все спасенье состоит в труде, и поэтому ей не жалок убогий нищий, гуля-ющий без работы. За труд ей возда-ется сполна: семей-ство её не знает нужды, дети здоровы и сыты, есть лишний кусок к празд-нику, хата всегда тепла.

Такой женщиной была и Дарья, вдова Прокла. Но теперь горе иссу-шило её, и, как ни стара-ется она сдер-жать слезы, они невольно падают на её быстрые руки, сшива-ющие саван.

Сведя к соседям зазяб-нувших внуков, Машу и Гришу, мать и отец обря-жают покой-ного сына. При этом печальном деле не гово-рится лишних слов, не выда-ется наружу слез — как будто суровая красота усоп-шего, лежа-щего с горящей свечой в головах, не позво-ляет плакать. И только потом, когда последний обряд совершен, насту-пает время для причи-таний.

Суровым зимним утром савраска везет хозяина в последний путь. Конь много служил хозяину: и во время крестьян-ских работ, и зимой, отправ-ляясь с Проклом в извоз. Зани-маясь извозом, торо-пясь в срок доста-вить товар, и просту-дился Прокл. Как ни лечили кормильца домашние: окаты-вали водой с девяти веретен, водили в баню, проде-вали три раза сквозь потный хомут, спус-кали в прорубь, клали под куриный насест, моли-лись за него чудо-творной иконе — Прокл уже не поднялся.

Соседи, как водится, плачут во время похорон, жалеют семью, щедро хвалят покой-ника, а после с Богом идут по домам. Воро-тив-шись с похорон, Дарья хочет пожа-леть и прилас-кать осиро-тевших ребя-тишек, но времени на ласки у нее нет. Она видит, что дома не оста-лось ни полена дровишек, и, снова отведя детей к соседке, отправ-ля-ется в лес все на том же савраске.

По дороге через блестящую от снега равнину в глазах Дарьи пока-зы-ва-ются слезы — должно быть, от солнца... И только когда она въез-жает в могильный покой леса, из груди её выры-ва-ется «глухой, сокру-ши-тельный вой». Лес равно-душно внимает вдовьим стонам, навеки скрывая их в своей нелю-димой глуши. Не отерев слез, Дарья начи-нает рубить дрова «и, полная мыслью о муже, зовет его, с ним говорит...».

Она вспо-ми-нает свой сон перед Стасовым днем. Во сне обсту-пила её несметная рать, которая вдруг обер-ну-лась ржаными коло-сьями; Дарья взывала к мужу о помощи, но он не вышел, оставил её одну жать пере-спевшую рожь. Дарья пони-мает, что сон её был вещим, и просит у мужа помощи в том непо-сильном труде, который её теперь ожидает. Она пред-став-ляет зимние ноченьки без милого, беско-нечные полотна, которые станет ткать к женитьбе сына. С мыслями о сыне приходит страх за то, что Гришу безза-конно отдадут в рекруты, потому что некому будет за него засту-питься.

Сложив дрова на дровни, Дарья соби-ра-ется домой. Но потом, маши-нально взяв топор и тихо, преры-висто воя, подходит к сосне и засты-вает под нею «без думы, без стона, без слез». И тут к ней подби-ра-ется Мороз-воевода, обхо-дящий свои владенья. Он машет над Дарьей ледяной булавой, манит её в свое царство, обещает приго-лу-бить и согреть...

Дарья покры-ва-ется свер-ка-ющим инеем, а снится ей недавнее жаркое лето. Ей видится, что она копает карто-фель на полосах у реки. С нею дети, любимый муж, под сердцем у нее бьется ребенок, который должен появиться на свет к весне. Засло-нив-шись от солнца, Дарья смотрит, как все дальше уезжает воз, в котором сидят Прокл, Маша, Гриша...

Во сне она слышит звуки чудесной песни, и последние следы муки сходят с её лица. Песня утоляет её сердце, «в ней доль-него счастья предел». Забвенье в глубоком и сладком покое приходит к вдове со смертью, её душа умирает для скорби и страсти.

Белка роняет на нее ком снега, а Дарья стынет «в своем закол-до-ванном сне...».

Николай Алексеевич Некрасов

«Мороз, Красный нос»

В крестьянской избе страшное горе: умер хозяин и кормилец Прокл Севастьяныч. Мать привозит гроб для сына, отец едет на кладбище, чтобы выдолбить могилу в промёрзлой земле. Вдова крестьянина, Дарья, шьёт саван покойному мужу.

У судьбы есть три тяжкие доли: повенчаться с рабом, быть матерью сына раба и до гроба покоряться рабу — все они легли на плечи русской крестьянки. Но несмотря на страдания, «есть женщины в русских селеньях», к которым словно не липнет грязь убогой обстановки. Красавицы эти цветут миру на диво, терпеливо и ровно вынося и голод, и холод, оставаясь красивыми во всякой одежде и ловкими ко всякой работе. Они не любят безделья по будням, зато в праздники, когда улыбка веселья сгоняет трудовую печать с их лиц, такого сердечного смеха, как у них, не купишь за деньги. Русская женщина «коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт!». В ней чувствуется и внутренняя сила, и строгая дельность. Она уверена, что все спасенье состоит в труде, и поэтому ей не жалок убогий нищий, гуляющий без работы. За труд ей воздаётся сполна: семейство её не знает нужды, дети здоровы и сыты, есть лишний кусок к празднику, хата всегда тепла.

Такой женщиной была и Дарья, вдова Прокла. Но теперь горе иссушило её, и, как ни старается она сдержать слезы, они невольно падают на её быстрые руки, сшивающие саван.

Сведя к соседям зазябнувших внуков, Машу и Гришу, мать и отец обряжают покойного сына. При этом печальном деле не говорится лишних слов, не выдаётся наружу слез — как будто суровая красота усопшего, лежащего с горящей свечой в головах, не позволяет плакать. И только потом, когда последний обряд совершён, наступает время для причитаний.

Суровым зимним утром савраска везёт хозяина в последний путь. Конь много служил хозяину: и во время крестьянских работ, и зимой, отправляясь с Проклом в извоз. Занимаясь извозом, торопясь в срок доставить товар, и простудился Прокл. Как ни лечили кормильца домашние: окатывали водой с девяти веретён, водили в баню, продевали три раза сквозь потный хомут, спускали в прорубь, клали под куриный насест, молились за него чудотворной иконе — Прокл уже не поднялся.

Соседи, как водится, плачут во время похорон, жалеют семью, щедро хвалят покойника, а после с Богом идут по домам. Воротившись с похорон, Дарья хочет пожалеть и приласкать осиротевших ребятишек, но времени на ласки у неё нет. Она видит, что дома не осталось ни полена дровишек, и, снова отведя детей к соседке, отправляется в лес все на том же савраске.

По дороге через блестящую от снега равнину в глазах Дарьи показываются слезы — должно быть, от солнца… И только когда она въезжает в могильный покой леса, из груди её вырывается «глухой, сокрушительный вой». Лес равнодушно внимает вдовьим стонам, навеки скрывая их в своей нелюдимой глуши. Не отерев слез, Дарья начинает рубить дрова «и, полная мыслью о муже, зовёт его, с ним говорит…».

Она вспоминает свой сон перед Стасовым днём. Во сне обступила её несметная рать, которая вдруг обернулась ржаными колосьями; Дарья взывала к мужу о помощи, но он не вышел, оставил её одну жать переспевшую рожь. Дарья понимает, что сон её был вещим, и просит у мужа помощи в том непосильном труде, который её теперь ожидает. Она представляет зимние ноченьки без милого, бесконечные полотна, которые станет ткать к женитьбе сына. С мыслями о сыне приходит страх за то, что Гришу беззаконно отдадут в рекруты, потому что некому будет за него заступиться.

Сложив дрова на дровни, Дарья собирается домой. Но потом, машинально взяв топор и тихо, прерывисто воя, подходит к сосне и застывает под нею «без думы, без стона, без слез». И тут к ней подбирается Мороз-воевода, обходящий свои владенья. Он машет над Дарьей ледяной булавой, манит её в своё царство, обещает приголубить и согреть…

Дарья покрывается сверкающим инеем, а снится ей недавнее жаркое лето. Ей видится, что она копает картофель на полосах у реки. С нею дети, любимый муж, под сердцем у неё бьётся ребёнок, который должен появиться на свет к весне. Заслонившись от солнца, Дарья смотрит, как все дальше уезжает воз, в котором сидят Прокл, Маша, Гриша…

Во сне она слышит звуки чудесной песни, и последние следы муки сходят с её лица. Песня утоляет её сердце, «в ней дольнего счастья предел». Забвенье в глубоком и сладком покое приходит к вдове со смертью, её душа умирает для скорби и страсти.

Белка роняет на неё ком снега, а Дарья стынет «в своём заколдованном сне…».

В крестьянской семье случилось горе: скончался хозяин и кормилец Прокл Севастьяныч. Теперь его родным приходится заниматься похоронами: мать заказывает гроб для сына, отец отправляется на кладбище, где будет похоронен его сын, а вдова, Дарья, шьёт саван покойному мужу.

Судьба преподносит три сложных варианта: повенчаться с рабом, быть матерью сына раба и до гроба покоряться рабу. Именно они все и взвалились на русскую крестьянку.

Она видит спасение лишь в труде, поэтому не стыдится быть с убогим. Взамен она получает благополучную и здоровую семью, ее семья ни в чем не нуждается, в хате всегда тепло, а детки веселы и здоровы. Такой выступает и вдова Дарья. Однако после смерти Прокла, она не может прогнать от себя горе и печаль, руки отказываются что-то делать, как бы она ни старалась.

Машу и Гришу – дети вдовы Дарьи, были отправлены к соседям. Вот, и наступило время для прощания и слез. Как ни странно, но целый обряд ни кто и слезинки не проронил, только когда обряд подходил к завершению, наступил час для причитаний. Вот так, во время зимней погоды на крестьянских работах Прокл и простудился. Как бы над ним не трепетали родственники, ни чего ему не помогало.

Похоронив кормильца, Дарья возвращается домой и жалеет осиротевших деток, однако понимает, что не может так с ними долго сидеть, потому что нужны дрова. Она снова отводит детей к соседке, а сама отправляется в лес, где она полностью поддается своим эмоциям. Только он может принять ее стоны и навсегда скрыть в своей глуши ее слезы.

Нарубив дров, она аккуратно их складывает, собираясь отправиться домой. Ничего не осознавая, она просто берет топор и склоняется возле сосны, где и застывает. Вот, к ней подбирается Мороз-воевода, который обходил в это время лес. Он приводит Дарью в сознание и предлагает ей остаться с ним, в его царстве. Вдруг она покрывается инеем и ей снится сон, в котором присутствую и ее детки, и любимый муж. У нее хорошие известия, в ней зародилась новая жизнь. Во сне она ощущает, как с ее лица уходит последняя печаль и мука.

Сочинения

В крестьянской избе страшное горе: умер хозяин и кормилец Прокл Севастьяныч. Мать привозит гроб для сына, отец едет на кладбище, чтобы выдолбить могилу в промерзлой земле. Вдова крестьянина, Дарья, шьет саван покойному мужу.

У судьбы есть три тяжкие доли: повенчаться с рабом, быть матерью сына раба и до гроба покоряться рабу - все они легли на плечи русской крестьянки. Но несмотря на страдания, «есть женщины в русских селеньях», к которым словно не липнет грязь убогой обстановки. Красавицы эти цветут миру на диво, терпеливо и ровно вынося и голод, и холод, оставаясь красивыми во всякой одежде и ловкими ко всякой работе. Они не любят безделья по будням, зато в праздники, когда улыбка веселья сгоняет трудовую печать с их лиц, такого сердечного смеха, как у них, не купишь за деньги. Русская женщина «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!». В ней чувствуется и внутренняя сила, и строгая дельность. Она уверена, что все спасенье состоит в труде, и поэтому ей не жалок убогий нищий, гуляющий без работы. За труд ей воздается сполна: семейство её не знает нужды, дети здоровы и сыты, есть лишний кусок к празднику, хата всегда тепла.

Такой женщиной была и Дарья, вдова Прокла. Но теперь горе иссушило её, и, как ни старается она сдержать слезы, они невольно падают на её быстрые руки, сшивающие саван.

Сведя к соседям зазябнувших внуков, Машу и Гришу, мать и отец обряжают покойного сына. При этом печальном деле не говорится лишних слов, не выдается наружу слез - как будто суровая красота усопшего, лежащего с горящей свечой в головах, не позволяет плакать. И только потом, когда последний обряд совершен, наступает время для причитаний.

Суровым зимним утром савраска везет хозяина в последний путь. Конь много служил хозяину: и во время крестьянских работ, и зимой, отправляясь с Проклом в извоз. Занимаясь извозом, торопясь в срок доставить товар, и простудился Прокл. Как ни лечили кормильца домашние: окатывали водой с девяти веретен, водили в баню, продевали три раза сквозь потный хомут, спускали в прорубь, клали под куриный насест, молились за него чудотворной иконе - Прокл уже не поднялся.

Соседи, как водится, плачут во время похорон, жалеют семью, щедро хвалят покойника, а после с Богом идут по домам. Воротившись с похорон, Дарья хочет пожалеть и приласкать осиротевших ребятишек, но времени на ласки у нее нет. Она видит, что дома не осталось ни полена дровишек, и, снова отведя детей к соседке, отправляется в лес все на том же савраске.

По дороге через блестящую от снега равнину в глазах Дарьи показываются слезы - должно быть, от солнца… И только когда она въезжает в могильный покой леса, из груди её вырывается «глухой, сокрушительный вой». Лес равнодушно внимает вдовьим стонам, навеки скрывая их в своей нелюдимой глуши. Не отерев слез, Дарья начинает рубить дрова «и, полная мыслью о муже, зовет его, с ним говорит…».

Она вспоминает свой сон перед Стасовым днем. Во сне обступила её несметная рать, которая вдруг обернулась ржаными колосьями; Дарья взывала к мужу о помощи, но он не вышел, оставил её одну жать переспевшую рожь. Дарья понимает, что сон её был вещим, и просит у мужа помощи в том непосильном труде, который её теперь ожидает. Она представляет зимние ноченьки без милого, бесконечные полотна, которые станет ткать к женитьбе сына. С мыслями о сыне приходит страх за то, что Гришу беззаконно отдадут в рекруты, потому что некому будет за него заступиться.

Сложив дрова на дровни, Дарья собирается домой. Но потом, машинально взяв топор и тихо, прерывисто воя, подходит к сосне и застывает под нею «без думы, без стона, без слез». И тут к ней подбирается Мороз-воевода, обходящий свои владенья. Он машет над Дарьей ледяной булавой, манит её в свое царство, обещает приголубить и согреть…

Дарья покрывается сверкающим инеем, а снится ей недавнее жаркое лето. Ей видится, что она копает картофель на полосах у реки. С нею дети, любимый муж, под сердцем у нее бьется ребенок, который должен появиться на свет к весне. Заслонившись от солнца, Дарья смотрит, как все дальше уезжает воз, в котором сидят Прокл, Маша, Гриша…

Во сне она слышит звуки чудесной песни, и последние следы муки сходят с её лица. Песня утоляет её сердце, «в ней дольнего счастья предел». Забвенье в глубоком и сладком покое приходит к вдове со смертью, её душа умирает для скорби и страсти.

Белка роняет на нее ком снега, а Дарья стынет «в своем заколдованном сне…».

В крестьянской избе страшное горе: умер хозяин и кормилец Прокл Севастьяныч. Мать привозит гроб для сына, отец едет на кладбище, чтобы выдолбить могилу в промерзлой земле. Вдова крестьянина, Дарья, шьет саван покойному мужу.

У судьбы есть три тяжкие доли: повенчаться с рабом, быть матерью сына раба и до гроба покоряться рабу – все они легли на плечи русской крестьянки. Но несмотря на страдания, “есть женщины в русских селеньях”, к которым словно не липнет грязь убогой обстановки. Красавицы эти цветут миру на диво, терпеливо и ровно вынося и голод, и холод, оставаясь красивыми во всякой одежде и ловкими ко всякой работе. Они не любят безделья по будням, зато в праздники, когда улыбка веселья сгоняет трудовую печать с их лиц, такого сердечного смеха, как у них, не купишь за деньги. Русская женщина “коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!”. В ней чувствуется и внутренняя сила, и строгая дельность. Она уверена, что все спасенье состоит в труде, и поэтому ей не жалок убогий нищий, гуляющий без работы. За труд ей воздается сполна: семейство ее не знает нужды, дети здоровы и сыты, есть лишний кусок к празднику, хата всегда тепла.

Такой женщиной была и Дарья, вдова Прокла. Но теперь горе иссушило ее, и, как ни старается она сдержать слезы, они невольно падают на ее быстрые руки, сшивающие саван.

Сведя к соседям зазябнувших внуков, Машу и Гришу, мать и отец обряжают покойного сына. При этом печальном деле не говорится лишних слов, не выдается наружу слез – как будто суровая красота усопшего, лежащего с горящей свечой в головах, не позволяет плакать. И только потом, когда последний обряд совершен, наступает время для причитаний.

Суровым зимним утром савраска везет хозяина в последний путь. Конь много служил хозяину: и во время крестьянских работ, и зимой, отправляясь с Проклом в извоз. Занимаясь извозом, торопясь в срок доставить товар, и простудился Прокл. Как ни лечили кормильца домашние: окатывали водой с девяти веретен, водили в баню, продевали три раза сквозь потный хомут, спускали в прорубь, клали под куриный насест, молились за него чудотворной иконе – Прокл уже не поднялся.

Соседи, как водится, плачут во время похорон, жалеют семью, щедро хвалят покойника, а после с Богом идут по домам. Воротившись с похорон, Дарья хочет пожалеть и приласкать осиротевших ребятишек, но времени на ласки у нее нет. Она видит, что дома не осталось ни полена дровишек, и, снова отведя детей к соседке, отправляется в лес все на том же савраске.

По дороге через блестящую от снега равнину в глазах Дарьи показываются слезы – должно быть, от солнца… И только когда она въезжает в могильный покой леса, из груди ее вырывается “глухой, сокрушительный вой”. Лес равнодушно внимает вдовьим стонам, навеки скрывая их в своей нелюдимой глуши. Не отерев слез, Дарья начинает рубить дрова “и, полная мыслью о муже, зовет его, с ним говорит…”.

Она вспоминает свой сон перед Стасовым днем. Во сне обступила ее несметная рать, которая вдруг обернулась ржаными колосьями; Дарья взывала к мужу о помощи, но он не вышел, оставил ее одну жать переспевшую рожь. Дарья понимает, что сон ее был вещим, и просит у мужа помощи в том непосильном труде, который ее теперь ожидает. Она представляет зимние ноченьки без милого, бесконечные полотна, которые станет ткать к женитьбе сына. С мыслями о сыне приходит страх за то, что Гришу беззаконно отдадут в рекруты, потому что некому будет за него заступиться.

Сложив дрова на дровни, Дарья собирается домой. Но потом, машинально взяв топор и тихо, прерывисто воя, подходит к сосне и застывает под нею “без думы, без стона, без слез”. И тут к ней подбирается Мороз-воевода, обходящий свои владенья. Он машет над Дарьей ледяной булавой, манит ее в свое царство, обещает приголубить и согреть…

Дарья покрывается сверкающим инеем, а снится ей недавнее жаркое лето. Ей видится, что она копает картофель на полосах у реки. С нею дети, любимый муж, под сердцем у нее бьется ребенок, который должен появиться на свет к весне. Заслонившись от солнца, Дарья смотрит, как все дальше уезжает воз, в котором сидят Прокл, Маша, Гриша…

Во сне она слышит звуки чудесной песни, и последние следы муки сходят с ее лица. Песня утоляет ее сердце, “в ней дольнего счастья предел”. Забвенье в глубоком и сладком покое приходит к вдове со смертью, ее душа умирает для скорби и страсти.

Белка роняет на нее ком снега, а Дарья стынет “в своем заколдованном сне…”.

(No Ratings Yet)

Краткое содержание поэмы Некрасова “Мороз, Красный нос”

Другие сочинения по теме:

1. Можно предложить сравнить пейзаж главы XVI с пейзажем пушкинского “Зимнего утра”. Есть ли в них что-то общее? Читатели замечают, что...
2. Мальчик Саша смотрит на портрет молодого генерала – это его дедушка, которого он никогда не видел. На все расспросы о...
3. В семье степных помещиков растет, как полевой цветок, дочь Саша. Родители ее – славные старички, честные в своем радушии, “лесть...
4. Часть 1. Юбиляры и триумфаторы “Бывали хуже времена, / Но не было подлей”, – читает автор о 70-х гг. XIX...
5. Сын Ваня спрашивает у своего отца генерала, кто построил железную дорогу. Генерал приписывает ее строительство графу Петру Андреевичу Клейнмихелю. Рассказчик...
6. В одном доме жили две девочки – Рукодельница да Ленивица, а при них нянюшка. Рукодельница была умная девочка: рано вставала,...
7. “…безумие и ужас. Впервые я почувствовал это, когда мы шли по энской дороге – шли десять часов непрерывно, не замедляя...
8. Самый знаменитый рассказ Гаршина. Не являясь строго автобиографическим, он тем не менее впитал личный опыт писателя, страдавшего маниакально-депрессивным психозом и...
9. Княгиня Трубецкая Зимней ночью 1826 г. княгиня Екатерина Трубецкая отправляется вслед за мужем-декабристом в Сибирь. Старый граф, отец Екатерины Ивановны,...
10. Действие начинается в июле 1942 г. с отступления под Осколом. Немцы подошли к Воронежу, и от только что вырытых оборонительных...
11. Однажды на столбовой дороге сходятся семь мужиков – недавних крепостных, а ныне временнообязанных “из смежных деревень – Заплатова, Дырявина, Разутова,...

Мороз, Красный нос

В крестьянской избе страшное горе: умер хозяин и кормилец Прокл Севастьяныч. Мать привозит гроб для сына, отец едет на кладбище, чтобы выдолбить могилу в промерзлой земле. Вдова крестьянина, Дарья, шьет саван покойному мужу.

У судьбы есть три тяжкие доли: повенчаться с рабом, быть матерью сына раба и до гроба покоряться рабу; все они легли на плечи русской крестьянки. Но несмотря на страдания, "есть женщины в русских селеньях", к которым словно не липнет грязь убогой обстановки. Красавицы эти цветут миру на диво, терпеливо и ровно вынося и голод, и холод, оставаясь красивыми во всякой одежде и ловкими ко всякой работе. Они не любят безделья по будням, зато в праздники, когда улыбка веселья сгоняет трудовую печать с их лиц, такого сердечного смеха, как у них, не купишь за деньги. Русская женщина "коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!". В ней чувствуется и внутренняя сила, и строгая дельность. Она уверена, что все спасенье состоит в труде, и поэтому ей не жалок убогий нищий, гуляющий без работы. За труд ей воздается сполна: семейство её не знает нужды, дети здоровы и сыты, есть лишний кусок к празднику, хата всегда тепла.

Такой женщиной была и Дарья, вдова Прокла. Но теперь горе иссушило её, и, как ни старается она сдержать слезы, они невольно падают на её быстрые руки, сшивающие саван.

Сведя к соседям зазябнувших внуков, Машу и Гришу, мать и отец обряжают покойного сына. При этом печальном деле не говорится лишних слов, не выдается наружу слез - как будто суровая красота усопшего, лежащего с горящей свечой в головах, не позволяет плакать. И только потом, когда последний обряд совершен, наступает время для причитаний.

Суровым зимним утром савраска везет хозяина в последний путь. Конь много служил хозяину: и во время крестьянских работ, и зимой, отправляясь с Проклом в извоз. Занимаясь извозом, торопясь в срок доставить товар, и простудился Прокл. Как ни лечили кормильца домашние: окатывали водой с девяти веретен, водили в баню, продевали три раза сквозь потный хомут, спускали в прорубь, клали под куриный насест, молились за него чудотворной иконе - Прокл уже не поднялся.

Соседи, как водится, плачут во время похорон, жалеют семью, щедро хвалят покойника, а после с Богом идут по домам. Воротившись с похорон, Дарья хочет пожалеть и приласкать осиротевших ребятишек, но времени на ласки у нее нет. Она видит, что дома не осталось ни полена дровишек, и, снова отведя детей к соседке, отправляется в лес все на том же савраске.

По дороге через блестящую от снега равнину в глазах Дарьи показываются слезы - должно быть, от солнца... И только когда она въезжает в могильный покой леса, из груди её вырывается "глухой, сокрушительный вой". Лес равнодушно внимает вдовьим стонам, навеки скрывая их в своей нелюдимой глуши. Не отерев слез, Дарья начинает рубить дрова "и, полная мыслью о муже, зовет его, с ним говорит...".

Она вспоминает свой сон перед Стасовым днем. Во сне обступила её несметная рать, которая вдруг обернулась ржаными колосьями; Дарья взывала к мужу о помощи, но он не вышел, оставил её одну жать переспевшую рожь. Дарья понимает, что сон её был вещим, и просит у мужа помощи в том непосильном труде, который её теперь ожидает. Она представляет зимние ноченьки без милого, бесконечные полотна, которые станет ткать к женитьбе сына. С мыслями о сыне приходит страх за то, что Гришу беззаконно отдадут в рекруты, потому что некому будет за него заступиться.

Сложив дрова на дровни, Дарья собирается домой. Но потом, машинально взяв топор и тихо, прерывисто воя, подходит к сосне и застывает под нею "без думы, без стона, без слез". И тут к ней подбирается Мороз-воевода, обходящий свои владенья. Он машет над Дарьей ледяной булавой, манит её в свое царство, обещает приголубить и согреть...

Дарья покрывается сверкающим инеем, а снится ей недавнее жаркое лето. Ей видится, что она копает картофель на полосах у реки. С нею дети, любимый муж, под сердцем у нее бьется ребенок, который должен появиться на свет к весне. Заслонившись от солнца, Дарья смотрит, как все дальше уезжает воз, в котором сидят Прокл, Маша, Гриша...

Во сне она слышит звуки чудесной песни, и последние следы муки сходят с её лица. Песня утоляет её сердце, "в ней дольнего счастья предел". Забвенье в глубоком и сладком покое приходит к вдове со смертью, её душа умирает для скорби и страсти.

Белка роняет на нее ком снега, а Дарья стынет "в своем заколдованном сне...".