Поэт - красивый, двадцатидвухлетний - дразнит обывательскую, размягченную мысль окровавленным лоскутом своего сердца. В его душе нет старческой нежности, но он может вывернуть себя наизнанку - так, чтобы были одни сплошные губы. И будет он безукоризненно нежный, не мужчина, а - облако в штанах!
Он вспоминает, как однажды в Одессе его любимая, Мария, обещала прийти к нему. Ожидая её, поэт плавит лбом стекло окошечное, душа его стонет и корчится, нервы мечутся отчаянной чечеткой. Уже двенадцатый час падает, как с плахи голова казненного. Наконец появляется Мария - резкая, как «нате!», - и сообщает, что выходит замуж. Пытаясь выглядеть абсолютно спокойным, поэт чувствует, что его «я» для него мало и кто-то из него вырывается упрямо. Но невозможно выскочить из собственного сердца, в котором полыхает пожар. Можно только выстонатъ в столетия последний крик об этом пожаре.
Поэт хочет поставить «nihil» («ничто») над всем, что сделано до него. Он больше не хочет читать книг, потому что понимает, как тяжело они пишутся, как долго - прежде чем начнет петься - барахтается в тине сердца глупая вобла воображения. И пока поэт не найдет нужных слов, улица корчится безъязыкая - ей нечем кричать и разговаривать. Во рту улицы разлагаются трупики умерших слов. Только два слова живут, жирея, - «сволочь» и «борщ». И другие поэты бросаются прочь от улицы, потому что этими словами не выпеть барышню, любовь и цветочек под росами. Их догоняют уличные тыщи - студенты, проститутки, подрядчики, - для которых гвоздь в собственном сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете. Поэт согласен с ними: мельчайшая песчинка живого ценнее всего, что он может сделать. Он, обсмеянный у сегодняшнего племени, видит в терновом венце революций шестнадцатый год и чувствует себя его предтечей. Во имя этого будущего он готов растоптать свою душу и, окровавленную, дать, как знамя. Хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана! Поэту противен Северянин, потому что поэт сегодня не должен чирикать. Он предвидит, что скоро фонарные столбы будут вздымать окровавленные туши лабазников, каждый возьмет камень, нож или бомбу, а на небе будет околевать красный, как марсельеза, закат. Увидев глаза богоматери на иконе, поэт спрашивает ее: зачем одаривать сиянием трактирную ораву, которая опять предпочитает Варавву оплеванному голгофнику? Может быть, самый красивый из сыновей богоматери - это он, поэт и тринадцатый апостол Евангелия, а именами его стихов когда-нибудь будут крестить детей. Он снова и снова вспоминает неисцветшую прелесть губ своей Марии и просит её тела, как просят христиане - «хлеб наш насущный даждь нам днесь». Ее имя величием равно для него Богу, он будет беречь её тело, как инвалид бережет свою единственную ногу. Но если Мария отвергнет поэта, он уйдет, поливая дорогу кровью сердца, к дому своего отца. И тогда он предложит Богу устроить карусель на дереве изучения добра и зла и спросит у него, отчего тот не выдумал поцелуи без мук, и назовет его недоучкой, крохотным божиком. Поэт ждет, что небо снимет перед ним шляпу в ответ на его вызов! Но вселенная спит, положив на лапу с клешами звезд огромное ухо.
Поэт – красивый, двадцатидвухлетний – дразнит обывательскую, размягченную мысль окровавленным лоскутом своего сердца. В его душе нет старческой нежности, но он может вывернуть себя наизнанку – так, чтобы были одни сплошные губы. И будет он безукоризненно нежный, не мужчина, а – облако в штанах!
Он вспоминает, как однажды в Одессе его любимая, Мария, обещала прийти к нему. Ожидая ее, поэт плавит лбом стекло окошечное, душа его стонет и корчится, нервы мечутся отчаянной чечеткой. Уже двенадцатый час падает, как с плахи голова казненного. Наконец появляется Мария – резкая, как “нате!”, – и сообщает, что выходит замуж. Пытаясь выглядеть абсолютно спокойным, поэт чувствует, что его “я” для него мало и кто-то из него вырывается упрямо. Но невозможно выскочить из собственного сердца, в котором полыхает пожар. Можно только выстонать в столетия последний крик об этом пожаре.
Поэт хочет поставить “nihil” (“ничто”) над всем, что сделано до него. Он больше не хочет читать книг, потому что понимает, как тяжело они пишутся, как долго – прежде чем начнет петься – барахтается в тине сердца глупая вобла воображения. И пока поэт не найдет нужных слов, улица корчится безъязыкая – ей нечем кричать и разговаривать. Во рту улицы разлагаются трупики умерших слов. Только два слова живут, жирея, – “сволочь” и “борщ”. И другие поэты бросаются прочь от улицы, потому что этими словами не выпеть барышню, любовь и цветочек под росами. Их догоняют уличные тыщи – студенты, проститутки, подрядчики, – для которых гвоздь в собственном сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете. Поэт согласен с ними: мельчайшая песчинка живого ценнее всего, что он может сделать. Он, обсмеянный у сегодняшнего племени, видит в терновом венце революций шестнадцатый год и чувствует себя его предтечей. Во имя этого будущего он готов растоптать свою душу и, окровавленную, дать, как знамя.
Хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана! Поэту противен Северянин, потому что поэт сегодня не должен чирикать. Он предвидит, что скоро фонарные столбы будут вздымать окровавленные туши лабазников, каждый возьмет камень, нож или бомбу, а на небе будет околевать красный, как марсельеза, закат.
Увидев глаза богоматери на иконе, поэт спрашивает ее: зачем одаривать сиянием трактирную ораву, которая опять предпочитает Варавву оплеванному голгофнику? Может быть, самый красивый из сыновей богоматери – это он, поэт и тринадцатый апостол Евангелия, а именами его стихов когда-нибудь будут крестить детей.
Он снова и снова вспоминает неисцветшую прелесть губ своей Марии и просит ее тела, как просят христиане – “хлеб наш насущный даждь нам днесь”. Ее имя величием равно для него Богу, он будет беречь ее тело, как инвалид бережет свою единственную ногу. Но если Мария отвергнет поэта, он уйдет, поливая дорогу кровью сердца, к дому своего отца. И тогда он предложит Богу устроить карусель на дереве изучения добра и зла и спросит у него, отчего тот не выдумал поцелуи без мук, и назовет его недоучкой, крохотным божиком.
Поэт ждет, что небо снимет перед ним шляпу в ответ на его вызов! Но вселенная спит, положив на лапу с клещами звезд огромное ухо.
Краткое содержание “Облака в штанах” Маяковского
Другие сочинения по теме:
- Ранний период творчества поэта представлен многими открытиями в области стихосложения. Практически сразу отказавшись от попыток литературного подражания, Маяковский буквально ворвался...
- В. Маяковский – один из лучших поэтов начала ХХ века, века глубоких социальных перемен. Поэма “Облако в штанах” была закончена...
- В Афинах самым знаменитым философом был Сократ. За свою философию он потом поплатился жизнью: его привлекли к суду и казнили...
- Тема, о которой хочет говорить поэт, перепета много раз. Он и сам кружил в ней поэтической белкой и хочет кружиться...
- Поэма создавалась на протяжении 1914 – первой половины 1915 года и сначала называлась “Тринадцатый апостол”. Сам Маяковский определял композицию произведения...
- Ы Рассказ написан от лица мальчика Вити. Ему велели перебирать картошку. Бабушка отмерила ему “урок” двумя брюквами, и он все...
- На голове Маяковского ладонь солнца – священнослужителя мира, отпустителя всех грехов. Земля говорит ему: “Ныне отпущаеши!” Пусть глупые историки, науськанные...
- Поэма носит автобиографический характер. 1 Маяковский начинает свою поэму заявлением, что былинные времена прошли. Пора отказаться от былин, эпосов и...
- Ы Обращаясь к толпе, В. Маяковский пытается объяснить, почему он несет свою душу на блюде к обеду идущих лет. Стекая...
- Действие пьесы происходит в СССР в 1930 г. Изобретатель Чудаков собирается включить сконструированную им машину времени. Он объясняет своему приятелю...
- Действие пьесы происходит в Тамбове: первых трех картин – в 1929 г., остальных шести картин – в 1979 г. Бывший...
- Облака Облака являются взвешенным продуктом конденсации водяного пара в атмосфере, состоят они из мелких капель воды, кристаллов льда, которые называются...
- Исполнение художественных произведений – это особый вид искусства, которое имеет свои законы. Чтец-исполнитель – это интерпретатор художественного произведения: средствами выразительного...
- Большое место в многогранном поэтическом творчестве Маяковского занимает сатира. Сатира – вид комического, наиболее беспощадно осмеивающий несовершенство мира, человеческие пороки....
- I. Владимир Маяковский – лидер русского футуризма. (В. Маяковский – один из основателей и ярчайший поэт русского футуризма.) II. Футуризм...
- Одно из самых замечательных произведений Маяковского – поэма “Про это” – как раз менее других исследована, она не раз получала...
Поэт - красивый, двадцатидвухлетний - дразнит обывательскую, размягчённую мысль окровавленным лоскутом своего сердца. В его душе нет старческой нежности, но он может вывернуть себя наизнанку - так, чтобы были одни сплошные губы. И будет он безукоризненно нежный, не мужчина, а - облако в штанах!
Он вспоминает, как однажды в Одессе его любимая, Мария, обещала прийти к нему. Ожидая её, поэт плавит лбом стекло окошечное, душа его стонет и корчится, нервы мечутся отчаянной чечёткой. Уже двенадцатый час падает, как с плахи голова казнённого. Наконец появляется Мария - резкая, как «нате!», - и сообщает, что выходит замуж. Пытаясь выглядеть абсолютно спокойным, поэт чувствует, что его «я» для него мало и кто-то из него вырывается упрямо. Но невозможно выскочить из собственного сердца, в котором полыхает пожар. Можно только выстонать в столетия последний крик об этом пожаре.
Поэт хочет поставить «nihil» («ничто») над всем, что сделано до него. Он больше не хочет читать книг, потому что понимает, как тяжело они пишутся, как долго - прежде чем начнёт петься - барахтается в тине сердца глупая вобла воображения. И пока поэт не найдёт нужных слов, улица корчится безъязыкая - ей нечем кричать и разговаривать. Во рту улицы разлагаются трупики умерших слов. Только два слова живут, жирея, - «сволочь» и «борщ». И другие поэты бросаются прочь от улицы, потому что этими словами не выпеть барышню, любовь и цветочек под росами. Их догоняют уличные тыщи - студенты, проститутки, подрядчики, - для которых гвоздь в собственном сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете. Поэт согласен с ними: мельчайшая песчинка живого ценнее всего, что он может сделать. Он, обсмеянный у сегодняшнего племени, видит в терновом венце революций шестнадцатый год и чувствует себя его предтечей. Во имя этого будущего он готов растоптать свою душу и, окровавленную, дать, как знамя.
Хорошо, когда в жёлтую кофту душа от осмотров укутана! Поэту противен Северянин, потому что поэт сегодня не должен чирикать. Он предвидит, что скоро фонарные столбы будут вздымать окровавленные туши лабазников, каждый возьмёт камень, нож или бомбу, а на небе будет околевать красный, как марсельеза, закат.
Увидев глаза богоматери на иконе, поэт спрашивает ее: зачем одаривать сиянием трактирную ораву, которая опять предпочитает Варавву оплёванному голгофнику? Может быть, самый красивый из сыновей богоматери - это он, поэт и тринадцатый апостол Евангелия, а именами его стихов когда-нибудь будут крестить детей.
Он снова и снова вспоминает неисцветшую прелесть губ своей Марии и просит её тела, как просят христиане - «хлеб наш насущный даждь нам днесь». Ее имя величием равно для него Богу, он будет беречь её тело, как инвалид бережёт свою единственную ногу. Но если Мария отвергнет поэта, он уйдёт, поливая дорогу кровью сердца, к дому своего отца. И тогда он предложит Богу устроить карусель на дереве изучения добра и зла и спросит у него, отчего тот не выдумал поцелуи без мук, и назовёт его недоучкой, крохотным божиком.
Сердце двадцатидвухлетнего парня поэта заигрывает с мыслями, возникающими у него в голове. Конечно, в эти годы у него нет такой нежности, как, например, у старика. Но этот молодой человек может вывернуть себя так, что получится все тело из нежности. Получиться одно только облако в штанах.
Молодой поэт вспоминает интересный момент из своей жизни. Когда он находится в городе Одесса и ждет свою возлюбленную, которая должна придти к нему на свидание. Мысли поэта в полном беспорядке. Он стоит и своим лбом плавит стекло, прислонившись к нему. Он ждет уже более двенадцати часов. И вот уже скоро должна придти она. Его любимая. И вот оно счастье! Приходит Мария и сразу сообщает юному поэтому, что выходит замуж. Поэт где-то в глубине души пытается выглядеть непоколебимым, может быть показаться ей спокойным после таких слов. Но сердце зажжено, в нем уже полыхает костер и переливающихся чувств. В теле горит пожар.
Молодой поэт жаждит воспеть nihil. Он хочет поставить его во главу угла. Во главу над всем что сделано. Ни чтенье книг, ни пенье больше не возбуждают в нем чувств. И улица уже не заговорит на привычном ей языке. Потому что, сам поэт не сможет найти уже подходящих слов. Где то в глубине улицы, лежат мертвые слова. Мертвые и не ожившие. И возможно никогда им не придется больше перейти дорогу той улицы. По тем улицам бегут проститутки, студенты и подрядчики. И боже! Как им сложно бежать. И поэт их понимает. Он полностью согласен с ними. Все то, что он может сделать ничто перед песчинкой живого. Молодой поэт чувствует себя началом начал, и стартом войны, как в шестнадцатом году. Если бы только было можно разорвать свою несчастную душу и дать ее людям как знамя. Чтобы они шли вместе с ней.
Только не надо осмотров. Как хорошо, когда в них укутана душа. Поэт ничего не должен говорить. Сегодня ему противен всякий Северянин. В глазах поэта, в его зрачках, показываются картины фонарных столбов, на которых весят окровавленные туши людей. Людей погибших от революций. Туши тех, которые брали в своих руки камни, ножи и бомбы. И над этим всем горит красный закат.
Подойдя к иконе, поэт хочет спросить ее, боже зачем же давать силу тому, охранять того и дарить ему сияние, если этот человек снова предаст? Ведь этот человек предпочтет Варавву, чем мученику с Голгофы? Может быть стоит дать силу именно ему? Любить его, молодого поэта? Быть может именно он тот самый тринадцатый апостол Евангелия. Сейчас он чревовещает стихи, а завтра этими стихами будут крестить в церквях приносимых со священной водой младенцев?
Молодой поэт снова вспоминает свою Марию, ту его возлюбленную, которая уже тут. У него в голове крутятся черты ее тела. Он просит этот тело. Просит именно так, как это делают христиане в своих молитвах к богу. Для него имя его Марии будет навсегда священно и неприкасаемо. Он будет беречь ее, как инвалид бережет свою последнюю ногу, как птица бережет свое единственное оставшееся крыло. Молодой поэт, где то в глубине души уже решил для себя, если Мария его бросит он назовет бога не богом, но маленьким, никчемным божиком. Который не видит ничего перед собой, который не видит души людей и трепетанье этих душ. Оставляя им только муки и сожаленья и не более того. Только муки.
Молодой поэт бросил вселенной вызов, он снял перчатку со своей руки. Но вселенная молчит. Предательски молчит, не говоря совершенно ничего.
Краткое содержание романа «ОБЛАКО В ШТАНАХ» пересказала Осипова А. С.
Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «ОБЛАКО В ШТАНАХ». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.
Облако в штанах
В. Маяковский
Облако в штанах
Поэт - красивый, двадцатидвухлетний - дразнит обывательскую, размягченную мысль окровавленным лоскутом своего сердца. В его душе нет старческой нежности, но он может вывернуть себя наизнанку - так, чтобы были одни сплошные губы. И будет он безукоризненно нежный, не мужчина, а - облако в штанах!
Он вспоминает, как однажды в Одессе его любимая, Мария, обещала прийти к нему. Ожидая её, поэт плавит лбом стекло окошечное, душа его стонет и корчится, нервы мечутся отчаянной чечеткой. Уже двенадцатый час падает, как с плахи голова казненного. Наконец появляется Мария - резкая, как «нате!», - и сообщает, что выходит замуж. Пытаясь выглядеть абсолютно спокойным, поэт чувствует, что его «я» для него мало и кто-то из него вырывается упрямо. Но невозможно выскочить из собственного сердца, в котором полыхает пожар. Можно только выстонатъ в столетия последний крик об этом пожаре.
Поэт хочет поставить «nihil» («ничто») над всем, что сделано до него. Он больше не хочет читать книг, потому что понимает, как тяжело они пишутся, как долго - прежде чем начнет петься - барахтается в тине сердца глупая вобла воображения. И пока поэт не найдет нужных слов, улица корчится безъязыкая - ей нечем кричать и разговаривать. Во рту улицы разлагаются трупики умерших слов. Только два слова живут, жирея, - «сволочь» и «борщ». И другие бросаются прочь от улицы, потому что этими словами не выпеть барышню, любовь и цветочек под росами. Их догоняют уличные тыщи - студенты, проститутки, подрядчики, - для которых гвоздь в собственном сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете. Поэт согласен с ними: мельчайшая песчинка живого ценнее всего, что он может сделать. Он, обсмеянный у сегодняшнего племени, видит в терновом венце революций шестнадцатый год и чувствует себя его предтечей. Во имя этого будущего он готов растоптать свою душу и, окровавленную, дать, как знамя.
Хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана! Поэту противен Северянин, потому что поэт сегодня не должен чирикать. Он предвидит, что скоро фонарные столбы будут вздымать окровавленные туши лабазников, каждый возьмет камень, нож или бомбу, а на небе будет околевать красный, как марсельеза, закат.
Увидев глаза богоматери на иконе, поэт спрашивает ее: зачем одаривать сиянием трактирную ораву, которая опять предпочитает Варавву оплеванному голгофнику? Может быть, самый красивый из сыновей богоматери - это он, поэт и тринадцатый апостол Евангелия, а именами его стихов когда-нибудь будут крестить детей.
Он снова и снова вспоминает неисцветшую прелесть губ своей Марии и просит её тела, как просят христиане - «хлеб наш насущный даждь нам днесь». Ее имя величием равно для него Богу, он будет беречь её тело, как инвалид бережет свою единственную ногу. Но если Мария отвергнет поэта, он уйдет, поливая дорогу кровью сердца, к дому своего отца. И тогда он предложит Богу устроить карусель на дереве изучения добра и зла и спросит у него, отчего тот не выдумал поцелуи без мук, и назовет его недоучкой, крохотным божиком.
Поэт ждет, что небо снимет перед ним шляпу в ответ на его вызов! Но вселенная спит, положив на лапу с клешами звезд огромное ухо.
oblakovshtanakh
История народа и законы развития языка. Вопросы метода в языкознании. Как написать школьное сочинение. Книжные предисловия - сборник сочинений и эссе по литературе