(Карательная практика в отношении военнослужащих, осужденных в годы Великой Отечественной войны по 58-й статье УК РСФСР. По материалам Вологодской области)

За победу в Великой Отечественной войне советский народ заплатил огромную цену. И хотя точных сведений до сих пор нет, потери Красной армии за 1941—1945 гг., по мнению военных историков, составили 8 668 400 человек (Гриф секретности снят: Потери Вооруженных сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах / Под общ. ред. Г.Ф. Кривошеева. М., 1993. С. 129) . В это число вошли погибшие на полях сражений, пропавшие без вести, умершие от ран, не вернувшиеся из плена.

История, однако, умалчивает о тех, кто уже на Родине оказался за колючей проволокой по печально известной 58-й статье Уголовного кодекса РСФСР (58 ст. УК РСФСР (в ред. 1926 г.) гласила: «Контрреволюционным признается всякое действие, направленное к свержению, подрыву и ослаблению власти рабоче-крестьянских советов и избранных ими… правительств Союза ССР, союзных и автономных республик или к подрыву или ослаблению внешней безопасности Союза ССР и основных хозяйственных, политических и национальных завоеваний пролетарской революции». Наибольшую известность из составов этой статьи получили: измена Родине (58-1), участие в антисоветском заговоре (58-11), шпионаж (58-6), вредительство (58-7), диверсии (58-9), контрреволюционная пропаганда и агитация (58-10), контрреволюционный саботаж (58-14), терроризм (58-8) и др. Данная статья имела аналоги во всех УК союзных республик) и откуда не вернулся.

Согласно данным Главной военной прокуратуры, только за измену Родине (ст. 58-1 п. «б»)( Литерное, т.е. буквенное обозначение «б» пункта 1 ст. 58 санкционировало меру уголовного наказания в отношении изменников Родины из числа военнослужащих) в годы Великой Отечественной войны были осуждены 125 933 военнослужащих (Отсутствуют данные за 2-е полугодие 1945 г. и 1946 г. См.: Епифанов А.Е. Ответственность за военные преступления, совершенные на территории СССР в годы Великой Отечественной войны. 1941—1956 гг. Волгоград, 2005. С. 265).

Безусловно, большинство из них заслуженно понесли суровое наказание. Но если учесть крайнюю идеологизацию советского правосудия и ужесточение мер наказания в условиях военного времени, нельзя отрицать и политические мотивы, которые во многом конкретно предопределяли степень вины тех или иных лиц и являлись базой для вынесения приговоров, нередко не адекватных тяжести преступления (К сожалению, провести четкую грань между настоящими предателями и невинно осужденными за измену Родине не представляется возможным, поскольку многие архивные дела до настоящего времени еще не рассекречены).

Чтобы карательные меры властей выглядели как исполнение воли народа, в прессе развернулась кампания по обличению дезертирства и тому подобных явлений. Так, в ноябре 1941 года на страницах областной газеты «Красный Север» появилась статья «Мысли о плене» некоего военнослужащего Н. Багрова, в которой автор излагал, на наш взгляд, официальную позицию по данному вопросу. В частности, он писал: «…только с твердой убежденностью, что командиры Красной армии не сдаются, можно воевать хладнокровно и уверенно… Сдача в плен всегда считалась в армейской среде позором… Предать Родину — что может быть ужаснее этого преступления… Тот, кто сдается в плен, предает своих близких, обрушивает на них гнев народа и карающую силу закона. Кличка «отец, мать, жена, сын или дочь предателя» будут повсюду преследовать близких людей. И семья трижды проклянет его за несмываемый позор…» (Багров Н.Мысли о плене // Красный Север. 1941. 14 нояб. С. 2).

Военнослужащие Красной армии (многие из числа окруженцев первых месяцев войны), арестованные за сдачу без сопротивления в плен или попытку перейти на сторону противника, в полной мере испытали на себе репрессивные меры как изменники Родины. Особые совещания, суды и военные трибуналы по литерному пункту «б» статьи 58-1 выносили им не подлежавшие обжалованию приговоры — высшую меру наказания. Некоторые из приговоренных к расстрелу не доживали до назначенной кары и умирали в тюрьме. Например, в декабре 1941 года не была осуществлена исключительная мера в отношении бывшего военнослужащего А.З. Голубева, осужденного по этой статье: он скончался в больнице тюрьмы № 1 г. Вологды (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 29. Оп. 2. Д. 7. Л. 148).

Вместе с тем следует отметить, что начиная с 1942 года количество «расстрельных» приговоров по статье 58-1 п. «б» стало постепенно снижаться. В случаях, когда при пересмотре дел обвиняемых в порядке надзора Военная коллегия (Приговоры и определения Военной коллегии были окончательными и кассационному обжалованию и опротестованию не подлежали. Они могли быть пересмотрены только в порядке надзора Пленумом Верховного суда СССР по протесту Прокурора СССР или Председателя Верховного суда СССР. О каждом приговоре к высшей мере наказания (расстрелу) все военные трибуналы были обязаны немедленно сообщать по телеграфу председателю Военной коллегии и соответствующему прокурору) Верховного суда СССР «не усматривала» необходимости применения полной санкции данной статьи, расстрел заменялся 10 годами лишения свободы в исправительно-трудовом лагере с последующим поражением в правах на 5 лет. Так, в первом полугодии 1943 года подобная замена была произведена Военколлегией одному из бывших бойцов Красной армии, которого за измену Родине военный трибунал войск НКВД по Вологодской области приговорил к высшей мере наказания (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 18. Оп. 1. Д. 17. Л. 4).

В ряде случаев протесты на приговоры выносил лично Председатель Верховного Суда СССР. В частности, так «повезло» осужденному К. Даминову, который ожидал исполнения приговора в тюрьме № 4 г. Череповца. Военным трибуналом 37-й отдельной стрелковой бригады 2-й резервной армии он был приговорен 4 ноября 1942 года к расстрелу по совокупности статей 19-58-1б (попытка измены Родине), 19-58-11 (попытка создания контрреволюционной организации) и 58-10 ч. 2 (контрреволюционная агитация в военной обстановке).

Иными словами, он обвинялся не только в намерении лично перейти на сторону врага, но и в создании из красноармейцев своего взвода группы, вместе с которой и хотел перебраться к немцам. Заодно ему инкриминировались: восхваление фашистского строя, распространение клеветнических измышлений о плохом питании в Красной армии и призывы к членовредительству. Правда, из всего «набора» обвинений Военколлегия на основании доводов протеста исключила два первых. Учитывая, что обвинения Даминову были предъявлены по показаниям свидетеля, признанного психически неполноценным, наказание ему было определено только по статье 58-10 ч. 2 и смягчено до десяти лет лагеря и пяти последующих за ними лет поражения в правах. Правда, и этот срок для осужденного оказался непосильным. Он не пробыл в неволе и двух лет — умер в областной больнице для осужденных в поселке Шексна 24 июня 1944 года от дистрофии и туберкулеза легких.

Следует отметить, что в соответствии с примечанием 2 к статье 28 Уголовного кодекса РСФСР военные суды стали широко практиковать в отношении осужденных военнослужащих отсрочки исполнения приговоров до окончания военных действий с условием направления их на фронт. К примеру, только за июль—август 1944 года трибуналы 2-го Белорусского фронта применили такую отсрочку к 54 проц. общего числа осужденных за этот период (Военные трибуналы — органы советского правосудия. М., 1958. С. 102).

Несмотря на то что отсрочка не допускалась к осужденным за контрреволюционные преступления, бандитизм, убийство, разбой и другие наиболее тяжкие преступления (См. подробнее: Ткачевский Ю.М. Ответственность за воинские преступления во время Великой Отечественной войны (1941—1945) // Вестник Московского университета. Сер. 11. Право. 2005. № 3. С. 37), военные трибуналы нередко заменяли в отношении осужденных по 58-й статье высшую меру наказания десятилетним сроком заключения, который в свою очередь заменялся направлением их в действующую армию. В таких случаях применение отсрочки исполнения приговора связывалось не только с личностью виновного, но и с обстоятельствами, характеризующими преступление. Пересмотр приговора оправдывался обстановкой военного времени и предоставлением возможности оступившимся искупить свою вину в борьбе с врагом. Например, красноармейцы А.И. Старыгин и Т.Ф. Слепов, осужденные 26 июня 1942 года военным трибуналом Вологодского гарнизона Архангельского военного округа по статье 58-1 п. «б», были освобождены из-под стражи в тюрьме № 1 г. Вологды и переданы в военкомат для последующей отправки на фронт (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 29. Оп. 2. Д. 7. Л.311).

Первоначально такие военнослужащие направлялись в строевые, а затем в штрафные части, которые были созданы по приказу наркома обороны СССР И.В. Сталина № 227 от 28 июля 1942 года (Положение о штрафных ротах действующей армии и Положение о штрафных батальонах, куда направлялись лица офицерского состава, были утверждены 20 сентября 1942 г. и объявлены приказом НКО СССР № 298 от 28 сентября 1942 г.) . Всего за годы войны было сформировано 65 штрафных батальонов и 1037 штрафных рот. Через них прошло 427 910 человек, или 1,24 проц. общей численности Вооруженных сил СССР (Пыхалов И.В.Великая Оболганная война. М., 2005. С. 437, 438. Вышедший на экраны фильм«Штрафбат» создает иллюзию того, что количество штрафных подразделений было непомерно велико, и именно штрафники приняли на себя основное бремя войны). Осужденные из числа штрафников, проявившие себя достойными бойцами, освобождались от наказания с последующим снятием судимости.

Красноармейцы, побывавшие в немецком плену и арестованные отделами «Смерш» (Главное управление контрразведки НКО «Смерш» («Смерть шпионам») и его органы на местах были созданы на базе особых отделов НКВД в апреле 1943 г. Аналогичная структура была создана в Наркомате ВМФ СССР) , часто необоснованно выдавались за лиц, якобы завербованных германской разведкой, а потому активно «разрабатывались» оперативными частями тюрем с целью выявления, какое задание было ими получено. К примеру, в тюрьме № 1 г. Вологды уже были определены заранее стандартные обвинения к подобным заключенным: переход линии фронта, чтобы снова влиться в ряды Красной армии и вести контрреволюционную агитацию среди бойцов за сдачу в плен. Разумеется, все агентурные материалы подтверждались следствием, арестованные признавали свою вину и сурово наказывались: их ожидал, как правило, расстрел, либо его смягченный вариант в виде 10 лет заключения с последующим поражением в правах на 5 лет (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 8. Оп. 1. Д. 51. Л. 11; Д. 52. Л. 18об).

Как свидетельствуют источники, этот срок для большинства, получивших клеймо изменника Родины, становился «смертью в рассрочку». Подарив жизнь, Советское государство предоставляло им возможность искупить вину ударным лагерным трудом. А поскольку законодательство тех лет относило осужденных по любому из пунктов 58-й статьи к категории особо опасных государственных преступников, то в лагерях они направлялись на самые тяжелые работы. При существовавших нормах выработки и крайне плохом питании здоровья хватало ненадолго.

Просьбы о помиловании, как правило, отклонялись «в силу тяжести совершенных преступлений». К примеру, такую формулировку отказа на заявление о помиловании получил 12 марта 1947 года заключенный Опокского исправительно-трудового лагеря А. Данилов. Бывшему младшему лейтенанту (из числа окруженцев), осужденному по статье 58-1 п. «б», не помогла даже отличная характеристика, выданная администрацией лагерного участка. В ней, в частности, отмечалось его добросовестное отношение к труду, хорошее поведение в быту и отсутствие административных взысканий за все время пребывания в лагере. Заметим, что осужденный, отбывая здесь свой срок с 1944 года, работал молотобойцем и выполнял норму на 120 проц. Через год после отказа на просьбу «вернуть свободу и дать возможность встать в ряды свободного советского народа» он умер от туберкулеза легких.

Картина репрессивной деятельности советского правосудия в отношении изменников Родины будет не полной, если не упомянуть о том, что при осуждении по статье 58-1 п. «б» страдали не только они сами, но и их семьи. Например, 20 сентября 1943 года были заключены под стражу и этапированы из д. Кузьмо-Демьянское Мяксинского района в тюрьму № 4 г. Череповца колхозница О.Н. Лобашова вместе с тремя малолетними детьми. Они подлежали высылке в Коми АССР по делу мужа и отца, осужденного 28 ноября 1942 года военным трибуналом 55-й армии (55-я армия под командованием генерал-майора артиллерии В.П. Свиридова в этот период вела боевые действия на Ленинградском фронте. В конце декабря 1943 г. объединена с 67А) по ст. 58-1 п. «б». Этот красноармеец был обвинен в попытке перехода на сторону врага во время нахождения на передовой.

Бывшим военнослужащим, оказавшимся в годы войны в местах заключения на территории Вологодской области по 58-й статье, помимо «измены Родине» (58-1б) чаще других составов преступления инкриминировались также контрреволюционная агитация (58-10) и контрреволюционный саботаж (58-14). Судебные процессы по подобным делам проводились в закрытых заседаниях и не подлежали освещению в печати. Только показательные судебные процессы в отношении нацистских преступников и их пособников — изменников Родины находили отражение в центральных газетах. Местная пресса лишь перепечатывала эти материалы («О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и их пособников»: Указ Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г)

В частности, в июле 1943 года на страницах «Красного Севера» широко освещался процесс по делу о зверствах немецко-фашистских захватчиков и их пособников на территории г. Краснодара и Краснодарского края. В числе обвиняемых был и бывший военнослужащий И.Ф. Котомцев, который после добровольной сдачи в плен поступил на службу в полицию, а затем в гестапо. За участие в карательных операциях он был приговорен к смертной казни через повешение (См.: Красный Север. 1943. 17 июля. С. 1; 21 июля. С. 2)

Следует отметить, что трудящиеся Вологодской области, как и страны в целом, «горячо одобряли приговоры военных трибуналов над немецкими извергами и предателями» (Красный Север. 1943. 22 декабря. С. 1).

Категорию осужденных за контрреволюционную агитацию попадали и те военнослужащие Красной армии, которые были уличены особыми отделами НКВД и «Смерш» в распространении так называемых пораженческих слухов, содержавших антисоветские высказывания. Эти слухи носили самый разнообразный характер, но большей частью касались положения дел на фронтах, экономического и военного потенциала СССР, отношения немцев к пленным красноармейцам и местному населению и т.п. Подобные крамольные мысли, случайно высказанные красноармейцами вслух при бдительных сослуживцах, сотрудниках госпиталей и других добровольных помощниках оперативных работников, оборачивались для них расплатой «по самому крупному счету». В военной обстановке предел наказания по статье 58-10 не ограничивался. И если в начале войны за контрреволюционную агитацию профашистского пораженческого характера в основном расстреливали, то позже стали направлять на 10 лет в лагеря.

Например, в мае 1943 года такой срок и последующее поражение в правах на 5 лет за «изменническую агитацию» получил боец А.И. Данилов, который после возращения из госпиталя в беседе со своими новыми сослуживцами «поделился воспоминаниями» о факте добровольного посещения с группой солдат блиндажа противника в сентябре 1941 года.

Неосторожное откровение стоило ему дорого. В августе 1943 года он умер от пеллагры в отдельном лагерном пункте № 9 Управления исправительно-трудовых лагерей и колоний по Вологодской области.

За бывшими красноармейцами, осужденными по 10 пункту 58-й статьи в бытность их на военной службе, в местах заключения следили особо бдительно, по крупицам собирая информацию об их антисоветских настроениях. Такие лица состояли на особом оперативном учете, на них заводились специальные агентурные дела.

Если компрометирующих материалов собиралось достаточно, то уже раз наказанных повторно привлекали к уголовной ответственности за так называемую контрреволюционную деятельность. Так что для большинства осужденных, получивших дополнительные сроки по 58-й статье в местах лишения свободы, снятие обвинения происходило посмертно. В то же время нельзя не отметить, что значительная часть агентурных дел оставалась нереализованной (Что касается дальнейшей судьбы нереализованных агентурных дел, то все они уничтожались по истечению пятилетнего срока хранения как «не представлявшие оперативной ценности»).

В ряде случаев оперативным работникам не удавалось набрать улик на новое следственное дело. Нередко разработки подозреваемых прекращались ввиду их смерти или этапирования в другие места заключения. К примеру, по причине смерти в конце ноября 1943 года было закрыто агентурное дело на бывшего бойца 29-й запасной строительной бригады И.М. Решетникова, осужденного военным трибуналом на 10 лет по статье 58-10, который якобы продолжал вести пораженческую контрреволюционную агитацию (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 29. Оп. 2. Д. 125. Л. 238).

Условия военного времени не могли не отразиться на практике применения мер уголовного наказания. За отдельные виды преступлений предусматривалось ужесточение этих мер. Как свидетельствуют документы, в первый период войны за небрежное исполнение воинских приказов, дезертирство с передовой и т.п. красноармейцев в большинстве случаев судили не по статье Уголовного кодекса РСФСР 193 (воинские преступления), а по статье 58-14 (контрреволюционный саботаж). Не принималась во внимание реальная обстановка на фронте, а учитывались лишь отягчающие обстоятельства при совершении подобных преступлений. В результате осужденных, как правило, приговаривали к высшей мере наказания — расстрелу. Так, в марте 1942 года военный трибунал войск НКВД по Вологодской области вынес столь суровую кару по этой статье двум бывшим бойцам Красной армии — В.И. Фарутину и И.Д. Фомину (И.Д. Фарутин 12 января 1965 г. был реабилитирован Вологодским областным судом).

Необходимо отметить, что приговоры приводились в исполнение непосредственно в тюрьмах. Начиная со второй половины 1942 года количество расстрелов резко пошло на убыль, а судебные органы стали реже усматривать необходимость применения статьи 58-14 за сугубо воинские преступления и возвратились к довоенной практике их квалификации — по 193-й статье УК РСФСР.

Следует сказать, что в годы войны осужденные по 58-й статье из числа военнослужащих значительно повышали и без того высокий уровень смертности лагерного контингента на Вологодчине. Большая часть из них оказывалась за колючей проволокой физически и морально истощенными, с недолеченными ранами. Некоторые умирали еще в пути. Так, 29 апреля 1943 года в областном пересыльном пункте была зафиксирована смерть бывшего красноармейца 2-й резервной армии Р.Л. Геденрейха, осужденного в декабре 1942 года на 10 лет ИТЛ за контрреволюционную агитацию. Многие нашли свой последний приют на кладбищах лагерных пунктов и колоний спустя всего несколько месяцев после прибытия этапа.

К примеру, бывший военнослужащий И.И. Данилин, осужденный в декабре 1942 года военным трибуналом 54-й армии (54-я армия под командованием генерал-лейтенанта А.В. Сухомлина в декабре 1942 г. участвовала в боях на Волховском фронте, в Ленинградской битве 1941— 1944 гг.), умер 17 января 1943 года в стационаре отдельного лагерного пункта № 1 от дистрофии 2-й степени (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 33. Оп. 1. Д. 2662. Л. 12).

Наибольшая смертность среди заключенных, судя по архивным документам, наблюдалась в 1942—1943 гг. Таким образом, нельзя не признать того факта, что довольно значительное число лиц, оказавшихся в годы войны, а также после победы в заключении, попали за колючую проволоку необоснованно, а лишь в силу специфики советского правосудия. Многие из них так и не дождались освобождения, хотя не являлись ни политическими противниками режима, ни военными преступниками.

Н.А. БЕЛОВА.

«Отношение большевистской власти к воинам Красной Армии, попавшим в плен, сложилось еще в годы Гражданской войны. Тогда их расстреливали без суда и следствия»… Такими словами фронтовик академик Александр Яковлев в своей книге «Сумерки» обозначил одну из самых страшных бед Великой Отечественной, с первого дня которой плен стал жестоким испытанием для миллионов советских солдат и офицеров. Большинству он стоил жизни, а выжившие почти полтора десятка лет носили на себе клеймо предателей и изменников.

Статистика войны

Точных данных о советских военнопленных нет до сих пор. Германское командование указывало цифру в 5 270 000 человек. По данным Генштаба Вооруженных Сил РФ, число пленных составило 4 590 000.

Статистика Управления уполномоченного при СНК СССР по делам репатриации говорит, что наибольшее количество пленных пришлось на первые два года войны: в 1941 году - почти два миллиона (49%); в 1942-м - 1 339 000 (33%); в 1943-м - 487 000 (12%); в 1944-м - 203 000 (5%) и в 1945 году - 40 600 (1%).

Подавляющее большинство солдат и офицеров попало в плен не по своей воле - брали раненых, больных. В плену погибло до 2 000 000 солдат и офицеров. Обратно в СССР репатриировано свыше 1 800 000 бывших военнопленных, из которых около 160 000 отказались вернуться.

Согласно сводке донесений немецких штабов, с 22 июня 1941-го по 10 января 1942 года фашисты взяли в плен 3 900 000 человек, среди них более 15 000 офицеров.

Меж двух огней

Однако вся эта человеческая трагическая цифирь появилась лишь после Дня Победы. В первые же дни Великой Отечественной еще не было данных о ходе боевых действий, но репрессивный аппарат советской власти уже предвидел возможные негативные последствия и считал нужным их пресекать на корню.

На шестой день войны, 28 июня 1941 года, под грифом «Совершенно секретно» был издан совместный приказ НКГБ, НКВД и Прокуратуры СССР «О порядке привлечения к ответственности изменников родины и членов их семей». В таковые записали и семьи пропавших без вести. Под следствие попадали даже военнослужащие, пробывшие за линией фронта всего несколько дней. Бойцов и командиров, вырвавшихся из окружения, встречали как потенциальных предателей.

По советскому законодательству, действовавшему до войны, сдача в плен, не вызывавшаяся боевой обстановкой, считалась тяжким воинским преступлением и каралась высшей мерой наказания - расстрелом с конфискацией имущества. Кроме того, советским законодательством была предусмотрена ответственность за прямой переход военнослужащего на сторону врага, бегство или перелет за границу. Эти преступления рассматривались как измена Родине и карались смертной казнью, а совершеннолетние члены семьи изменника привлекались к уголовной ответственности. Таким образом, из советского законодательства явствует, что военнослужащий, попавший в плен по независящим от него обстоятельствам, в условиях, вызванных боевой обстановкой, привлечению к ответственности не подлежал. В законодательстве не было никаких ограничений в отношении материального обеспечения, выдачи пособий и оказания льгот членам семей военнослужащих, попавшим в плен.

Однако в реальных условиях войны для предотвращения случаев сдачи в плен руководство страны во главе со Сталиным использовало карательные средства.

Постановлением Государственного комитета обороны СССР от 16 июля 1941 года плен и нахождение за линией фронта квалифицировались как преступления. А ровно через месяц появился приказ Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии № 270 «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия». Его не публиковали, а лишь зачитали «во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах и штабах».

В частности, в приказе говорилось, что «позорные факты сдачи в плен нашему заклятому врагу свидетельствуют о том, что в рядах Красной Армии имеются неустойчивые, малодушные, трусливые элементы», которые «прячутся в щелях, возятся в канцеляриях, не видят и не наблюдают поля боя, а при первых серьезных трудностях в бою пасуют перед врагом, срывают с себя знаки различия, дезертируют с поля боя. Трусов и дезертиров надо уничтожать».

Председатель Государственного Комитета Обороны Иосиф Сталин приказывал «командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров». Вышестоящие командиры обязывались расстреливать «подобных дезертиров».

Сталин требовал драться до «последней возможности», а если «начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться в плен - уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи».

Очевидно, что Иосифу Виссарионовичу судьба попавших в плен соотечественников была глубоко безразлична. Хорошо известны его высказывания, что в «Красной Армии нет военнопленных, есть только предатели и изменники Родины. Советский Союз не знает пленных, он знает лишь мертвых и предателей».

В этом духе был сочинен и другой не менее жестокий приказ № 277 от 28 июля 1942 года, больше известный под названием «Ни шагу назад!».

Сталин устал отступать и потребовал «упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности». Для этого было все, но не хватало «порядка и дисциплины в ротах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях». «В этом теперь наш главный недостаток, - был убежден «отец народов». - Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину». «Паникеры и трусы должны истребляться на месте», - требовал вождь.

Командиры, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, объявлялись предателями Родины и подлежали расстрелу.

Приказом № 227 создавались штрафные батальоны из провинившихся солдат и офицеров «в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости», чтобы «дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины». Эти же приказом главнокомандующего сформировались заградительные отряды, чтобы «поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов».

Горькая правда войны: в плен нельзя - объявят предателем, и не отступишь - свои же расстреляют. Со всех сторон - смерть…

Из фашистких лагерей - в родной ГУЛАГ

Для выживших в плену советских военнопленных после Победы испытания не закончились. Это по международному праву военный плен не считался преступлением. У советского права было свое мнение. Каждый военнослужащий, выходивший из окружения, совершивший побег из плена или освобожденный Красной Армией и союзниками по антигитлеровской коалиции, подвергался проверке, граничившей с политическим недоверием.

В соответствии с постановлением ГКО от 27 декабря 1941 года бывшие военнопленные направлялись через сборно-пересыльные пункты Наркомата обороны под конвоем в специальные лагеря НКВД для проверки. Условия содержания бывших военнопленных в них были установлены такие же, как для преступников, содержащихся в исправительно-трудовых лагерях. В обиходе и документах их именовали «бывшими военнослужащими» или «спецконтингентом», хотя в отношении этих лиц никаких судебных и административных решений не принималось. «Бывшие военнослужащие» лишались прав и преимуществ, полагавшихся за воинские звания, выслугу лет, а также денежного и вещевого довольствия. Им запрещалось переписка с родными и близкими.

Пока проводились проверки, «спецконтингент» привлекался к тяжелому принудительному труду на рудниках, лесозаготовках, строительстве, в шахтах и металлургической промышленности. Им устанавливались предельно высокие нормы выработки, формально начислялась незначительная зарплата. За невыполнение задания и за малейшие проступки их подвергали наказанию как заключенных ГУЛАГа. Проще говоря, попали из фашистского огня да в советское полымя.

Статистика войны

По сведениям Управления уполномоченного Совнаркома СССР по делам репатриации, на октябрь 1945 года было учтено оставшихся в живых 2 016 480 освобожденных советских военнопленных. Имеются сведения, что к середине 1947 года на Родину из них вернулось 1 836 000, включая поступивших на военную и полицейскую службу к противнику, остальные остались за рубежом. Одни из вернувшихся на Родину были арестованы и осуждены, другие направлены на 6-летнее спецпоселение, третьи зачислены в рабочие батальоны НКО. По данным на 1 августа 1946 года, только 300 000 военнопленных было отпущено домой.

После окончания войны из плена на родину вернулось 57 советских генералов: 23 из них были приговорены к высшей мере (8 - за измену Родине), 5 - осуждены на срок от 10 до 25 лет, 2 - умерли в тюрьме, 30 - прошли проверку и продолжили службу.

По данным академика Александра Яковлева, за время войны только военными трибуналами было осуждено 994 000 советских военнослужащих, из них свыше 157 000 - к расстрелу, то есть практически пятнадцать дивизий были расстреляны сталинской властью. Более половины приговоров приходится на 1941-1942 годы. Значительная часть осужденных - бойцы и командиры, бежавшие из плена или вышедшие из окружения.

На проблему бывших военнопленных в Советском Союзе обратили внимание после смерти Сталина. 17 сентября 1955 года был принят указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941-1945 годов». Как ни странно, но в первую очередь власть решила помиловать тех, кто служил в полиции, в оккупационных силах, сотрудничал с фашистами. Амнистия не относилась и к тем людям, которые уже отбыли свои сроки на каторгах, в специальных лагерях, в рабочих батальонах.

Публикация указа вызвала поток писем в высшие партийные и правительственные инстанции. В результате была создана комиссия под председательством маршала Жукова. 4 июня 1956 года Жуков представил доклад, в котором впервые были приведены убедительные свидетельства произвола в отношении военнопленных. В итоге 29 июня 1956 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли секретное постановление «Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей», которое «осудило практику огульного политического недоверия к бывшим советским военнослужащим, находившимся в плену или окружении противника».

С многих сотен тысяч бывших военнопленных, оказавшихся в плену врага не по собственной воле, власть смыла клеймо позора, ею же и нанесенное.

Во времена Великой Отечественной на фронт попадали разные люди. особенным явлением стало участие в войне зеков. первоначально криминальный элемент призыву не подлежал. Но катастрофические потери первых месяцев войны все изменили.

За искуплением – на фронт

В конце лета и осенью 1941 года в Западных и Центральных регионах Советского Союза в связи с продвижением противника возникла острая необходимость эвакуации более чем 750 тыс. арестантов. В связи с переполненностью тыловых тюрем часть заключенных пришлось расстреливать.

Однако все изменило постановление Верховного суда СССР от 22 января 1942 года, согласно которому «осуждение лиц, совершивших уголовное преступление, к лишению свободы на срок не свыше 2 лет без поражения в правах не является препятствием к призыву или мобилизации этих лиц в Красную Армию или Военно-Морской Флот».

Советское командование учитывая тяжелое положение на фронте и катастрофическую нехватку солдат вынужденно было пойти на беспрецедентный шаг – отправку на фронт узников ГУЛАГА. В 1942–1943 годах специальными постановлениями Государственного Комитета Обороны на фронт направляется более 157 тысяч зеков. Впрочем, это постановление не касалось политических заключенных и осужденных за бандитизм. Также отправке на фронт не подлежали временно пораженные в правах, однако в 1943 году очередь дошла и до них.

Историк Юрий Рубцов ссылаясь на архивные данные говорит, что «за все годы войны исправительно-трудовые лагеря и колонии досрочно освободили и передали в действующую армию более 1 миллиона человек. Из них только 10% были направлены в штрафники. Большинство же пополнили обычные линейные части». Война предоставляла заключенным прекрасный шанс с оружием в руках заслужить прощение, и многие горели желанием этим шансом воспользоваться. Для осужденных на фронте широко применялась отсрочка исполнения приговоров.

Отличившиеся в боях нередко освобождались от наказания, с них снимали судимость. Часть заключенных, в прошлом прошедших службу в РККА, отправлялась на фронт немедленно. За этой категорией зеков специально приезжали представители командования, которые давали высокие оценки боеспособности подобного контингента. Особенно активно из лагерей пополнение стало черпаться на завершающем этапе войны. «Страшную силу», по словам нацистов, они представляли в войсках маршала Рокоссовского, освобождавших Польшу и Германию.

Стихия на свободе

Нередко от командиров можно было услышать, что зеки воевали старательнее, чем обычные солдаты: всем хотелось оправдаться. То, что для красноармейцев было старательностью, для немцев оборачивалось настоящим кошмаром.
На Ухтинском направлении в районе Кеми сражалось подразделение, в основном сформированное из заключенных Сорокского лагеря. Как свидетельствует очевидец, при атаке немецких войск, вдвое превышавших количество обороняющихся, один из бойцов не выдержал длительного сидения в обороне и с нецензурной бранью в адрес противника бросился вперед. Его примеру последовали остальные: бросок был настолько стремительным, что немцы, не выдержав натиска, отступили с большими потерями.

Известный советский актер Евгений Весник, под командованием которого в артиллерийской батарее служили зеки, вспоминал: «Они воевали прекрасно. Были смелы, дисциплинированы. Я представлял их к наградам. И мне было абсолютно всё равно, за что они судимы. Их награждали за то, что они прекрасно проявляли себя в боях». Значительно более тяжелые испытания ждали бывших «гулаговцев» в штрафных батальонах, где выжить под перекрестным огнем немецких частей и собственных заградотрядов было настоящим чудом.

Вот свидетельство замполита штрафного батальона 397-й Краснознамённой стрелковой дивизии, который пополнился заключенными с Урала: «Под непрерывными бомбовыми ударами вражеской авиации бойцы перебрались на другой берег реки (Оки) и выполнили поставленную задачу. Не успели отдышаться, как поступил новый приказ: взять деревню Сохановский посёлок… Здесь фашисты создали сильно укреплённый оборонительный рубеж. Отрыли окопы полного профиля, соединили их траншеями, установили проволочные заграждения… Однако оборона немцев была прорвана. Около трёх километров гнали фашистов». Замполит отмечал, что «за время боёв в батальоне не было ни одного случая дезертирства, членовредительст ва, угроз в адрес командиров».

Преступные инстинкты

Но все же не следует идеализировать «блатную армию». Привычный довоенный образ жизни и уголовные замашки давали о себе знать и в боевой обстановке.
Ветеран войны, командир штрафной роты Иван Мамаев оставил нам немало воспоминаний о своих подчиненных. В 1943 году его заметно поредевшее подразделение было пополнено бойцами из числа «блатных» и очень скоро под началом Мамаев оказались «сплошные уголовники». Буквально через сутки после прибытия новобранцев у командира взвода пропал планшет с документами и деньгами. К совести зеков призывать было бесполезно, однако Мамаеву удалось воздействовать на подчиненных. Свое обращение к нерадивым воякам он закончил фразой: «Запомните: вы на фронте, а не на «малине». Здесь каждый «весёлый» поступок может стоить вам жизни». Наутро планшет был на месте.

Что еще хорошо удавалось уголовникам на фронте, так это подделывать печати. Этот навык оказался особенно полезным, когда они «приобретали» в селах продукты. Печать рисовалась чернилами прямо на мягкой части ладони в основании большого пальца и отличить ее от настоящей было практически невозможно. Но если таких умельцев ловили с поличным – чаще всего их ждал расстрел.

Весьма колоритный и устрашающий образ «штрафника» рисует актер Евгений Весник. Весной 1945 года в Восточной Пруссии его подразделение должно было перевезти через поляну тяжелые гаубицы, однако оставленный в арьергарде немецкий пулеметчик пресекал все попытки. Ликвидировать огневую точку было поручено «беломорканальнику» рядовому Василию Кузнецову. «Через пол часа пулемет замолк. – вспоминал Весник. – А ещё через десять минут Вася принёс затвор немецкого пулемёта и…голову стрелявшего немца». На вопрос командира: «Боже мой! Зачем голова?» – последовал ответ: «Товарищ гвардии лейтенант, вы могли бы подумать, что я затвор с брошенного пулемёта снял, а стрелявший сам ушёл… Я голову его принёс как факт, как доказательство!» .

Писатель Александр Сидоров признавал: «Преступники и на фронте оставались преступниками, в их среде привычным делом были пьянки, картёжные игры, поножовщина. При удобном случае они не брезговали грабежом или мародёрством». В 1944 году в соответствии со специальным распоряжением ГУЛАГа неоднократно судимых уголовников и рецидивистов перестали призывать на фронт.

Зеки-герои

И все-таки доблесть и героизм «штрафников» не прошли незаметно. Многие из них были отмечены орденами и медалями, в том числе «За отвагу» и «За взятие Берлина». Некоторым было присвоено звание Героя Советского Союза.

В частности, разведчику Владимиру Карпову, ставшему впоследствии писателем. Карпов попал под один из редких случаев, когда в штрафные подразделения отправляли политзаключенных. В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1944 года о присвоении Карпову звания Героя Советского Союза перечислялось несколько подвигов разведчика, в которых им были проявлены «храбрость и мужество». Там отмечалось, что «за месяц боев тов. Карпов более 30 раз ходил во вражеский тыл и уничтожил со своей группой более 350 солдат и офицеров и взял в плен свыше 35 "языков"». А в одном из боев «проникнув в тыл первым ворвался в деревню, с группой уничтожил свыше 40 солдат противника и лично взял 11 пленных». Но были и подвиги безымянных заключенных.

Писатель Александр Макаров приводит такой эпизод, случившийся в начале войны у Финляндской границы. Одно из подразделений ГУЛАГА, находившееся возле Выборга, при наступлении немцев начало эвакуацию. Во время марша по болотистой местности Лодейного Поля его настигла танковая колонна вермахта. Положение стало критическим. «Тогда, – пишет автор, – один из заключенных подскочил к стоящей грузовой машине, сел за руль и, развернувшись, с полного хода двинулся в сторону идущему головному танку. Налетев на танк, заключенный геройски погиб вместе с машиной, но танк тоже стал и загорелся. Дорога была загорожена, остальные танки ушли обратно. Это спасло положение и дало возможность эвакуироваться». Нельзя не признать, что при всей своей специфичности, зачастую плохой дисциплине и низкой боеготовности составленные из зеков воинские подразделения, тем не менее, внесли свою лепту в общее дело победы над фашизмом.

Одна из малоизвестных тем, связанных с историей ГУЛАГа, – вооруженные побеги заключенных в годы Великой Отечественной войны. Понятно, что зэк, способный убивать не только конвоиров, но и мирных жителей, случайно попавшихся ему на пути, как-то не очень вписывается в «классическую» жертву ГУЛАГа: интеллигента-доходягу, мотавшего свой срок за опрометчиво рассказанный политический анекдот. Разумеется, из мест заключения бежали всегда.

Хоть при царской власти, хоть при Советской. Другое дело, что именно во время Великой Отечественной войны произошло резкое увеличение числа побегов, когда заключенные убивают конвоиров или оказывают ожесточенное сопротивление при задержании. И вот что интересно, большинство «беглецов» сидели в ГУЛАГе по политическим статьям. Не только за антисоветскую пропаганду, но и коллаборационизм, участие в деятельности бандформирований («лесных братьев», «бандеровцев» и т. п.). К разряду уголовников их можно причислить, лишь поскольку они убивали, насиловали, грабили. А так – в чистом виде «политика».
Управления и отделы лагерей, М3, ТП:
III -Нач. Управлений Дмитлага/Бамлага/Болголага/Белбалтлага/У хтпечлага Нач. строительства НКВД Нач. УМЗ УНКВД УССР Нач. УЛАГ, М3 и ТП УНКВД по ДВК;
IV - Нач. УМЗ УНКВД/УЛАГ/УЛАГ, М3 и ТП УНКВД Гл. инженер лага и его зам Зам./пом. отнесенных к III группе;
V - Нач. отдела УНКВД/УЛАГ/УМЗ УНКВД/УЛАГ, М3 и ТП УНКВД Гл. инженер и его зам. (кроме перечисленных в IV группе);
VI - Нач. самост. отделений УЛАГ/отделений М3 УНКВД Гл. бухгалтер/инженер Зам. гл. бухгалтера Пом. гл. инженера;
VII - Нач. отделения отдела УЛАГ и М3 Нач. PTC/воздушной линии Пом. гл. бухгалтера Секретарь Управления;
VIII - Оперуполномоченный Секретарь ГАК/отдела и ОМЗ Нач. шифрбюро/пожарной охраны/радиостанции Ст. инструктор-контролер/юристконсульт/инсие ктор/бухгалтер/инженер/экономист/геолог/а гроном/ветинспектор Зав. мед-снабжением Гл. механик Рук. группы;
IX - Уполномоченный Пом. секретаря УЛАГ и М3 Врач лагучреждения Комендант Ст. дактилоскопист/зоотехник Шифровальщик Уполномоченный по заготовкам Юристконсульт, инспектор, бухгалтер, инкассатор, кассир, казначей, инструктор-контролер, инженер, агроном, экономист, геолог, механик, плановик, ветинспектор Зав. хозяйством/снабжением Нач. радиостанции;
X - Пом. уполномоченного/инспектора Зав. складом/библиотекой/архивом/секретариато м делопроизводства Дактилоскопист Радиотехник Ст. радист;
XI - Сотрудник для поручений Радист.
Это в конце сороковых годов прошлого века большинство участников националистических бандформирований деградировали до состояния обычных уголовников, а до этого с Советской властью они воевали ради идеи: обретения независимости Западной Украины или одной из республик Прибалтики.

Так почему же возросло число вооруженных побегов из ГУЛАГа? С одной стороны, произошло значительное ослабление режима охраны мест заключения. Если перед войной на вышке стоял сытый и довольный службой недавно демобилизовавшийся красноармеец или матрос, то теперь его мать или отец, ограниченно годный к строевой службе, – оба голодные и смертельно уставшие от непрерывных нарядов (людей не хватало). Ведь на фронт было направлено 117 тысяч работников исправительно-трудовой системы.

Только по официальным данным, рядовой состав исполнял служебные обязанности по 14–15 часов в сутки без выходных и отпусков, а командный и начальствующий состав – более 18 часов в день. Для сравнения: заключенным в начале войны был установлен 11,5-часовой рабочий день (без учета времени на дорогу).
Аналогичная ситуация была и в конвойных войсках. Те, кто служил перед войной, воевали на фронте, а им на смену пришли вчерашние школьники, которые регулярно писали рапорты командованию с просьбой отправить их на передовую, туда, где воюют их одноклассники.

Охранять вчерашним школьникам и пожилым рабочим приходилось матерых уголовников и бандитов, готовых на все, даже на убийство. Большинство заключенных, имевших «легкие» статьи (хулиганство, кражи и т. п.) и маленькие сроки наказания, были амнистированы или освобождены во внесудебном порядке. С 1941 по 1944 год на свободу вышло свыше 975 тысяч человек. А их место в ГУЛАГе заняли те, кто в годы войны совершил особо тяжкие преступления и был осужден на срок от 10 до 25 лет.

Периодически по ГУЛАГу стремительно распространялись слухи, что немцы стремительно наступают и всех заключенных НКВД планирует расстрелять. Кто-то верил в эти слухи и решал «умереть свободным» – совершив побег.

С другой стороны, большинство беглецов планировало достичь линии фронта и перейти на сторону врага. Информация о происходящем за пределами лагеря поступала в очень дозированных объемах и с многомесячным опозданием. Также нужно учитывать тот факт, что люди слышали то, что хотели услышать. А именно – о поражениях Красной Армии и стремительном наступлении войск вермахта.

Большинство вооруженных побегов отдельные «историки» и журналисты обожают трактовать как политические выступления обитателей «сталинских лагерей», а те, которым сложно придать необходимую «окраску», – предпочитают замалчивать.

Лаконично расскажем о самом кровавом вооруженном побеге в истории ГУЛАГа – так называемом Усть-усинском восстании , которое произошло в феврале – марте 1942 года в райцентре Усть-Усы Коми АССР – старинном селе на берегу реки Печоры и его окрестностях. По северным меркам, поселок с населением 4,5 тысячи человек – почти город. Здесь были сосредоточены все районные учреждения, в том числе, разумеется, и райотдел НКВД.
Именно здесь получали документы об освобождении. В Усть-Усе был большой консервный завод, аэродром. Здесь помещалось Печорское управление речного пароходства, склады и базы. Усть-Уса была важнейшей перевалочной базой для северных лагерей, строительства Печорской железной дороги. Через нее шли этапы на Воркуту. Когда дорога была построена, значение Усть-Усы стало падать.

Вокруг Усть-Усы располагалось несколько лагпунктов Воркутлага и Печжелдорлага. Один из них – воркутлаговский Лесорейд, примерно в шести километрах от села, на другом берегу Печоры. Он был при запани, куда поступал лес с верховьев реки. Здесь плоты распаковывали и лес грузили на баржи, которые поднимались по Усе на Воркуту. Зимой заключенные работали на лесоповале. Вот в этом лагпункте и произошли решающие события.

Лагпункт, по меркам ГУЛАГа, был небольшой, а в зимнее время, когда реку сковывал лед, часть заключенных отправляли в другие лагеря. По состоянию на 1 декабря 1941 года там находилось 202 заключенных, из них 104 осужденных по политическим статьям.

Вдохновителем и организатором восстания был… тридцатитрехлетний начальник лагпункта Марк Андреевич Ретюнин. Уроженец Архангельской области, в 1929 году он был осужден на 13 лет за бандитизм (участие в ограблении банка). В 1939 году освободился и остался вольнонаемным в лагерной системе.
Знавшие Ретюнина характеризовали его как сильную личность, пользовавшуюся безусловным авторитетом у заключенных, как жесткого администратора, способного любой ценой «обеспечить план», что, по-видимому, помогло ему довольно быстро «сделать карьеру». В то же время многие отмечали его любовь к поэзии и слабость в политических вопросах.

Идеологом бунтовщиков был заведующий лесобиржей Алексей Трофимович Макеев. До ареста в 1938 году – крупный хозяйственник, управляющий трестом «Комилес», член бюро Коми ОК ВКП(б). Осужден по политической статье. Проходил по одному делу со всей партийной верхушкой во главе с первым секретарем обкома. Сначала приговорили к расстрелу, но затем заменили пятнадцатью годами лагерей.
Среди руководителей восстания были два опытных офицера-троцкиста Иван Матвеевич Зверев и Михаил Васильевич Дунаев. Первый трудился завхозом, а второй – прорабом. Также следует назвать и других руководителей восстания. Осужденный по статье «контрреволюционная деятельность» и отсидевший «червонец» за бандитизм заместитель начальника лагпункта А.И. Яшкин.

Подготовка к вооруженному восстанию началась еще в августе 1941 года. В декабре того же года прошло три организационных собрания. О готовящейся акции знало не больше 15–20 человек, да и лагерное начальство доверяло Марку Ретюнину.
План заговорщиков был такой: освободить заключенных, обезоружить охрану, неожиданно захватить Усть-Усу и тем самым парализовать местную администрацию.
Далее основной отряд должен был совершить бросок на Кожву, к железной дороге, а оставшиеся в Усть-Усе для охраны – связаться с управлением Воркутлага и предъявить ультиматум: освободить всех заключенных. Основной отряд по железной дороге от Кожвы должен был двигаться в двух направлениях – на Котлас и Воркуту, освобождая по пути заключенных.

Таким образом в короткий срок восставшие рассчитывали создать мощную армию. А. Макеев уверял, что к восставшим присоединятся спецпоселенцы и местное население. Он предлагал агитировать за отмену колхозов и отменить продовольственные карточки, выдавая продукты со складов. Впрочем, никакие политические программные документы восставших неизвестны.

Наступил день восстания – 24 января 1942 года. Это был субботний день, и по распоряжению Ретюнина все свободные охранники пошли мыться в баню (банщик – китаец Лю Фа – был в числе заговорщиков). Как только за ними закрылась дверь, инициативная группа обезоружила стрелка на вахте и дежурного в казарме. Там находились еще два стрелка, которые пытались сопротивляться. В результате один был убит, а второй – ранен. Так пролилась первая кровь.

Захватив оружие (12 винтовок и 4 револьвера), восставшие вывели незадачливых любителей бани и вместе с разоруженными охранниками заперли в овощехранилище. Но один из стрелков все же сумел убежать, что сразу поставило под угрозу весь план восстания. Марк Ретюнин послал по баракам агитаторов – призывать к восстанию. Были открыты склады, заключенные стали получать добротные армейские полушубки, валенки, шапки, грузить на сани продовольствие. К восставшим присоединилось человек восемьдесят.

Вечером того же дня колонна численностью около ста человек вошла в поселок. Первая группа (у них было всего 4 винтовки на 12 человек) захватила почту и перерезала связь. Обошлось без жертв.

Вторая группа, которой командовал сам Марк Ретюнин, первым делом захватила здание местной тюрьмы – КПЗ. Здесь произошел первый бой – два стрелка охраны оказали сопротивление и были убиты. В камерах оказалось 38 арестованных. Из них 12 человек, в основном обвинявшихся в контрреволюционных преступлениях, примкнули к восставшим. В ходе штурма и захвата здания управления пароходства были ранены два охранника и замполит. Добычу составили 10 винтовок и револьвер.

Третья группа пыталась захватить аэродром, где стояли два самолета. Но охрана была предупреждена поваром лагпункта – китайцем, – и оказала организованное сопротивление. Повстанцы вынуждены были отступить, а один из них даже попал в плен. Кроме этого, обитатели поселка смогли сообщить по рации в Сыктывкар о ЧП. Да и рабочие консервного завода начали готовиться к обороне. Очередной бой разразился около здания милиции. Восставшие так и не смогли захватить его и были вынуждены отступить.

В десять часов вечера из соседнего лагпункта Поля-Курвья прибыл отряд из 15 стрелков лагерной охраны. Они были уверены, что в Усть-Усу высадился немецкий десант.

В ходе боя погибло 9 повстанцев, еще один был тяжело ранен (легкораненые, вероятно, ушли с отрядом). Среди мирных жителей Усть-Усы жертв было значительно больше. Погибло 14 человек (в том числе убитый шальной пулей ребенок), и 11 были ранены. К ним следует добавить 3 убитых и 4 раненых охранников.

Из поселка ушел отряд численностью 41 человек. Остальные погибли или предпочли сдаться сотрудникам правоохранительных органов. Из Усть-Усы повстанцы двумя группами двинулись на юг, в сторону Кожвы. Вскоре вышли на подкомандировку Кыдзразди. Следующий бой, а вернее нападение, произошел в деревне Акись, где остановился на ночевку обоз с оружием и немногочисленной охраной. Один из охранников был убит, а начальник ранен. Трофеи нападавших: 18 винтовок, 2 револьвера, гранаты, много патронов. Теперь небольшой отряд был хорошо вооружен: более 40 винтовок, 23 револьвера.

25 января 1942 года отряд вошел в деревню Усть-Лыжа. Здесь они забрали со склада магазина продукты и ушли на стоянку оленеводов (в 70 километрах от деревни). Именно здесь 28 января произошел финальный бой.

Повстанцы укрепились на обоих берегах Лыжи в снежных окопах и открыли интенсивный огонь по вохровцам. Перестрелка длилась до позднего вечера. Точное количество погибших и умерших от ран вохровцев неизвестно. Официально 15 человек, но в актовых записях о смерти, хранящихся в Коми республиканском архиве ЗАГСа, фигурируют 19 фамилий убитых. Плюс множество обмороженных.
После этого боя отряд повстанцев распался на мелкие группы и попытался выжить в заснеженной тундре. Понятно, что продержались они недолго. Местные жители справедливо считали их бандитами и активно помогали властям в их поимке.

Вот так закончился самый «громкий» и кровавый побег периода Великой Отечественной войны. Если бы не количество жертв, то о нем бы знал только узкий круг историков. Дело в том, что жертвами беглецов регулярно становились не только охранники, но и мирные местные жители.

Мало кто знает, но, например, осенью 1941 года свыше двух тысяч уголовников совершили побег из мест заключения и находились на свободе. Зимой 1941/42 года ситуацию удалось переломить с помощью ряда жестких мер.
Так, в феврале 1942 года была издана «Инструкция о режиме содержания и охране заключенных в исправительно-трудовых лагерях и колониях НКВД СССР в военное время». Она наделяла оперативно-служебные наряды охраны правом применять в ряде случаев оружие без предупреждения (при побеге заключенных и их преследовании, при нападении на администрацию или конвой).
При открытом, злостном сопротивлении заключенных, если это грозило серьезными последствиями, охрана лагеря имела право применять оружие после двукратного предупреждения.

Число побегов после этого сократилось, но теперь беглецы без колебаний убивали конвоиров и мирных жителей, случайно оказавшихся у них на пути, так как прекрасно понимали, что им терять нечего. Мы не будем подробно останавливаться на этом вопросе, а процитируем лишь приказ № 0184, датированный 13 мая 1943 года: «В ИТК № 5 УИТЛК НКВД Татарской АССР практиковалась охрана заключенных, выводимых на работы, одним стрелком. В ночь с 13 на 14 апреля с. г. выведенный на работу по обжигу угля заключенный, осужденный за особо опасное преступление, убил конвоира, сжег его труп на костре и, захватив винтовку, скрылся…»

И это не единственный случай. В Буреполомском ОЛП – УИТЛК – УНКВД Горьковской области четверо особо опасных преступников убили конвоира, завладели его винтовкой и попытались скрыться. Беглецы погибли на следующий день в бою с оперативно-розыскной группой. И таких случаев можно привести много. Да и от рук бандитов гибли не только конвоиры и сотрудники НКВД, но и простые советские граждане, пытавшиеся самостоятельно задержать бандитов. Так, за первое полугодие 1942 года «от выступивших бандитов погибло свыше 40 человек работников НКВД и советско-партийного актива» . Это без учета потерь конвойных войск НКВД и ВОХРа.

Одиночные вооруженные побеги в любой момент могли перерасти в массовые выступления заключенных. Это прекрасно осознавало руководство ГУЛАГа, а также и то, кто в первую очередь мог стать инициатором таких бунтов.
На местах прекрасно понимали, что инициаторами массовых выступлений заключенных в первую очередь станут осужденные за антисоветскую деятельность.
В конце декабря 1941 года начальник оперативного отдела ГУЛАГа подготовил докладную записку, адресованную заместителю наркома внутренних дел В. В. Чернышеву. В ней он писал: «В 28 исправительных лагерях НКВД за время войны выявлено и ликвидировано свыше 70 повстанческих групп и организаций, активными участниками которых являлись 650 заключенных» .

Он назвал некоторые из этих групп.
В августе 1941 года ликвидирована группа Шулика – вольнонаемного Норильского лагеря НКВД. В нее входило 20 человек.
Осенью 1941 года в Северо-Железнодорожном лагере (Коми АССР) были ликвидированы четыре антисоветские повстанческие организации: «Комитет восстановления России»; группа троцкиста Ключникова, грузинского меньшевика Джами и бывшего казачьего атамана Ковалева (15 человек); группа Затанадского – 150 человек. Намерения у всех трех формирований были одинаковыми – нападение на стрелков ВОХРа, захват радиостанции и аэродрома и т. п.
В Печорском лагере лидеры повстанческой организации путем разоружения охраны и вооружения заключенных планировали захватить власть в Коми АССР.
В Унежском лагере (Горьковская обл.) семь повстанческих групп, возглавляемых осужденными за антисоветскую работу заключенными, приурочили свое выступление «к моменту захвата немцами г. Москвы и ставили своей целью разоружение охраны и присоединение к действующим немецким войскам».
В Кулойском лагере (Архангельская обл.) тоже готовилось вооруженное восстание. После начала бунта один из заключенных должен был на самолете улететь к немцам.
В Нижне-Амурском лагере (Дальний Восток) повстанческая группа (50 человек) под руководством Сереброва и Бибилова планировала разоружить охрану в городе Комсомольск-на-Амуре. Свое выступление они приурочили к нападению Японии на СССР.

Несмотря на все принимаемые меры, полностью угрозу восстаний заключенных в годы Великой Отечественной войны нейтрализовать не удалось. Об этом свидетельствуют данные за 1945 год. Согласно тексту документа: «В 1945 году в 26 лагерях и колониях МВД были выявлена и ликвидирована 51 повстанческая организация. Участники их подготавливали вооруженное выступления заключенных, разоружение военизированной охраны и уход на волю…» .

На протяжении всей войны в ГУЛАГе регулярно возникали антисоветские повстанческие организации. Вот несколько типичных примеров.
В Норильском ИТЛ в ночь с 22 на 23 ноября 1941 года была сорвана попытка вооруженного выступления. Повстанцы планировали «разрушить линию связи, захватить дежурный вахтерский взвод, артсклад и тюрьму». У них было изъято: «двадцать гранат, кинжалы, когти для проводов связи». Следствием было установлено, что организация возникла в октябре 1941 года и в нее входило свыше ста человек, в том числе пятеро вольнонаемных.
«В Усольском лагере в 1942 году выявлено несколько повстанческих групп, участниками которых являются члены литовской военно-фашистской организации «Шауляй» (так в тексте документа), и военно-фашистская повстанческая организация, состоящая из заключенных, прибывших из Эстонии. В состав организации входили бывшие офицеры эстонской армии и политические деятели фашистских партий Эстонии «Вапс» и «Кайцлит».

Руководителем организации являлся бывший военный министр Эстонии генерал Соотц (в документе ошибка, военным министром Эстонии с 1933 по 1939 год был генерал-лейтенант Пауль Адольф Лилль, который был арестован в 1940 году НКВД, в октябре 1941 года осужден, а в марте 1942 года обвинен в организации вооруженного восстания в лагере. Умер в Свердловской тюрьме в мае 1942 года.), бывший начальник Генштаба эстонской армии генерал Реек, полковник Генштаба эстонской армии Курвиц, германский разведчик Зигерт фон Кооль.

Участниками организации был разработан план разоружения военизированной охраны и ареста лагерной администрации. После этого попытаться связаться по радио с командованием германских войск и просить направления в лагерь воздушного десанта. Повстанческие группы прибалтийцев в Усольлагере рассчитывали на то, что немцы, зная месторасположение лагеря, сбросят с самолета на территорию лагеря оружие, которым заключенные вооружатся и выступят в помощь немецким войскам. По делу осуждено 149 человек» .

В 1943 году на строительстве Челябинского металлургического комбината «была раскрыта повстанческая организация, руководителем которой являлся Тряутвейн, бывший секретарь Красноярского РК ВКП(б) – Республики немцев Поволжья. Активными участниками организации являлись: бывший 2-й секретарь РК ВКП(б) Роот, а также бывшие партийные и советские работники Вебер, Генг, Мартенс и др.
Участники организации готовили вооруженное выступление среди немцев. Некоторые из участников организации оказались германскими разведчиками. Осуждено 32 участника организации» .
Заканчивая рассказ об антисоветских повстанческих организациях, существовавших в ГУЛАГе в годы Великой Отечественной войны, процитируем еще один документ – «Доклад о работе Главного управления исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД СССР за годы Отечественной войны»: «Наиболее активную повстанческую работу в лагерях проводили осужденные участники антисоветских организаций, заключенные из Прибалтики, пособники и агенты немецких оккупантов, бывшие военнослужащие, осужденные за антисоветскую деятельность, и мобилизованные немцы.

В течение 1941–1944 годов в лагерях и колониях вскрыты и ликвидированы 603 повстанческие организации и группы, активными участниками которых являлись 4640 человек. Большинство участников повстанческих организаций и групп ставило своей задачей подготовку вооруженных выступлений, разоружение военизированной охраны лагерей и колоний и переход на сторону немецко-фашистских войск. Все участники вскрытых повстанческих организаций репрессированы.
Наиболее серьезные повстанческие организации вскрыты и ликвидированы» .

Добавим, что чекистам удалось предотвратить почти все вооруженные восстания в ГУЛАГе, и это главный итог их деятельности.

Как установить судьбу военнослужащего, погибшего или пропавшего без вести во время Великой Отечественной войны

3. Особые случаи.

3.1. Поиск сведений о военнослужащих, попавших в госпиталь.

3.1.1. Если установлено, что военнослужащий выбыл в госпиталь, то следует послать запрос в Архив военно-медицинских документов Военно-медицинского музея МО РФ. ("Адреса ведомственных архивов" на сайте СОЛДАТ.ru).

Запрос в Архив военно-медицинских документов следует послать также в том случае, если до сих пор не найдено никакой информации о военнослужащем: может оказаться, что он был ранен и числится в картотеке.

3.1.2. Если известны дата и место ранения военнослужащего, то нужно попытаться установить номер госпиталя, в который он был направлен. Для этого по описям управлений тылов армии и фронта следует найти тыловые сводки, а также донесения подчиненных частей и учреждений о месте дислокации, текущей работе, движении ранбольных, путях эвакуации и т.п. документы, в которых могут быть сведения о дислокации. Из этих же документов, вероятно, удастся установить номера госпиталей, подчиненных управлениям тыла фронта и армии. После установления номера госпиталя можно в 9-м отделе ЦАМО запросить его донесения о потерях, а также книги погребения. ("Справочник дислокации госпиталей " на сайте СОЛДАТ.ru).

3.2. Поиск сведений о военнослужащих, бывших в немецком плену

3.2.1. Немецкие персональные карточки на военнопленных, погибших или умерших в плену, хранятся в ЦАМО (неполная картотека содержит 321000 карточек лиц рядового состава). Карточки, в которых не была указана судьба военнопленного, были переданы в региональные управления МГБ в 1946-48 гг. для текущей работы.

3.2.2. Военнослужащие, освобождённые советскими войсками из немецких лагерей военнопленных, направлялись в проверочно-фильтрационные лагеря (ПФЛ) НКВД. В лагере следователи отдела контрразведки "Смерш" выясняли обстоятельства пленения и условия содержания в лагере военнопленных.

Конечно, ложью являются утверждения современных журналюг о том, что все военнослужащие, освобождённые из немецкого плена, осуждались на 10-25 лет и направлялись в советские концентрационные лагеря. В случаях, не требовавших детальной проверки, фильтрационное дело даже не заводилось, составлялась только карточка, а военнослужащий обычно направлялся в армейский запасной стрелковый полк, и таких - подавляющее большинство. В других случаях бывшие военнопленные могли быть направлены в штрафные роты. Срок пребывания бывших военнопленных в ПФЛ обычно не превышал месяца-двух.

В архиве ФСБ областного или республиканского центра в регионе места жительства или рождения военнослужащего может быть фильтрационно-проверочное дело на него. О наличии дела можно получить информацию по телефону. Родственникам дела могут быть выданы для ознакомления и снятия копий. Для этого следует направить запрос в архив или обратиться в местное управление ФСБ, которое оформит запрос, получит из архива дело и ознакомит с ним заявителя.

В половине областей фильтрационно-проверочные дела переданы из архивов ФСБ в государственные (областные) архивы. В ЦАМО этих дел нет, но может находиться немецкая "Персональная лагерная карточка". Дела на рождённых до 1910 года могли быть уничтожены в архивах ФСБ по истечению срока хранения (75 лет).

3.2.3. Если военнослужащий был осуждён за сотрудничество с немцами при нахождении в плену, то запрос следует направлять в Главный информационный центр МВД РФ через орган внутренних дел по месту Вашего проживания.

3.2.4. Международная служба розыска, созданная после второй мировой войны, изначально искала только пропавших немцев. Теперь же сфера ее деятельности несколько расширилась: пропавших немцев здесь по-прежнему ищут, но еще служба розыска бесплатно находит документы об узниках немецких концлагерей 1933-1945 годов, об иностранцах, исчезнувших на территории Германии, о тех, кто был в эту страну угнан, и о пропавших в Германии детях всех этих людей. Адрес Международной службы розыска: Grosse Allee 5-9, 34444 AROLSEN, Bundesrepublik Deutschland. Телефон: (0 56 91) 6037. http://deutsch.its-arolsen.org/

3.2.5. Следует также послать запрос в Международный Красный Крест. ("Адрес и образец анкеты" на сайте СОЛДАТ.ru)

3.3. Поиск сведений об осуждённых военнослужащих.

Сведения об осуждённых военнослужащих хранятся в 5-м отделе ЦАМО. Если известно, что военнослужащий был осуждён, то в ЦАМО следует направить 3 разных запроса: один о судьбе, второй - о наградах, третий - об осуждении. Все они разойдутся по разным отделам ЦАМО. В последнем запросе следует указать, что военнослужащий был осуждён, и просить сообщить номер воинской части, в которой он служил до ареста, и выслать копию приговора военного трибунала.

3.4. Поиск сведений о военнослужащих дивизий народного ополчения.

В первые годы войны из числа добровольцев было сформировано несколько стрелковых дивизий народного ополчения (сдно). Если в ЦАМО отсутствуют сведения об ополченце, то рекомендуется просмотреть в архивах по месту его жительства фонды организации, в которой он работал до зачисления в народное ополчение. В приказах по организации должна быть запись о направлении в дивизию народного ополчения или в распоряжение РВК. Таким образом можно установить номер дивизии или название военкомата. Дальнейший поиск производится в ЦАМО в фонде дивизии, а, если в приказе по организации не указан номер дивизии, то предварительно следует выяснить номер дивизии в РВК.

3.5. Поиск сведений о военнослужащих, воевавших в составе штрафных рот и батальонов.

Штрафные роты и батальоны были созданы приказом N 227 от 28 июля 1942 года. Штрафные батальоны формировались на каждом фронте в количестве от одного до трёх, в них направлялись офицеры, осуждённые военными трибуналами, по приговору трибунала, в тех случаях, когда они не были лишены офицерского звания.

Штрафные роты существовали в общевойсковых армиях (до десяти штрафных рот), в них направлялись:

а) офицеры, осуждённые военными трибуналами, в тех случаях, когда по приговору трибунала они были лишены офицерского звания;

б) рядовые и сержанты, осуждённые военными трибуналами, по приговору трибунала;

в) рядовые и сержанты, совершившие дисциплинарный проступок, приказами командиров воинских частей (от командира полка и выше);

г) заключённые из числа гражданских лиц (только мужчины), которым отбывание заключения в лагере было заменено службой в штрафных батальонах.

Танковые и авиационные армии своих штрафных подразделений не имели, штрафники из этих армий направлялись в штрафные подразделения общевойсковых армий и фронтов.

Военнослужащие направлялись в штрафные подразделения на срок 1 или 2 месяца, а заключённым срок службы в штрафных ротах рассчитывался в зависимости от срока наказания, к которому они были приговорены судом, по следующей схеме: до 5-ти лет тюрьмы - месяц, 5-8 лет - два месяца, до десяти (это был максимальный срок наказания в то время) - три месяца.

После любого ранения военнослужащие штрафных подразделений освобождались от дальнейшего отбытия наказания и направлялись в медсанбат, а после излечения - в запасной полк. Отслужившие установленный срок военнослужащие считались освобождёнными от наказания и направлялись либо в свою часть, либо в запасной стрелковый полк армии, а офицерам при этом восстанавливалось прежнее звание и должность.

Для боевых действий штрафные подразделения передавались в оперативное подчинение дивизиям. Сведения о штрафных подразделениях следует искать в фондах соответствующих армий и фронтов, а информация об их деятельности может быть в фондах дивизий, которым они придавались. В ЦАМО также существуют многочисленные фонды хранения документов штрафных рот и батальонов, с которыми любой исследователь может ознакомиться.

3.6. Поиск сведений о военнослужащих, убывших на фронт в составе маршевых рот.

3.6.1. Иногда поиск в военкомате даёт только дату отправки команды из призывного пункта, а адрес места назначения отсутствует. Но даже, если адрес указан, то при дальнейшем поиске иногда оказывается, что по указанному адресу команда не прибыла. Как уже было сказано выше, воинские команды и маршевые роты направлялись:

а) в запасные стрелковые полки (зсп) и бригады (зсбр) армий и фронтов;

б) в пересыльные пункты (ПП) армии или фронта;

в) непосредственно в боевые части.

3.6.2. Запасные стрелковые полки и бригады входили в состав общевойсковых армий, фронтов и военных округов. В зсп и зсбр направлялись следующие категории военнослужащих:

1) призванные военнообязанные запаса;

2) выздоровевшие военнослужащие из госпиталей;

3) военнослужащие, отставшие от своих частей и команд;

4) военнослужащие, освобождённые из немецких концлагерей и проверенные НКВД;

5) военнослужащие, прибывшие из запасных стрелковых полков внутренних военных округов;

6) военнослужащие, прибывшие из военных учебных заведений;

7) граждане, вновь призванные на освобождённой территории;

8) личный состав расформированных частей и др.;

9) вновь призванные лица, ранее в армии не служившие.

В запасных полках производилось обучение, формирование маршевых подразделений и направление на фронт в действующие части по специальности. Время нахождения военнослужащего в запасном полку обычно составляло от нескольких дней до 5-6 месяцев.

Следует различать постоянный и переменный состав запасного полка. Всё сказанное в предыдущих абзацах относится к переменному составу запасного полка. Переменным составом были укомплектованы стрелковые батальоны полка, учебный батальон, батальон выздоравливающих, школа младших лейтенантов и некоторые другие подразделения. Но запасной полк имел также и постоянный состав, к которому относились командиры рот и батальонов, штаб полка, вспомогательные подразделения и службы полка (санчасть, отдельная рота связи, сапёрный взвод, хоз. взвод и др.). Для постоянного состава запасной стрелковый полк был местом постоянной службы.

Сведения о запасных полках и бригадах следует искать в фондах управлений укомплектования войск соответствующих армий, фронтов или военных округов (справочник дислокации запасных и учебных полков находится на сайте СОЛДАТ.ru).

3.6.3. Пересыльные пункты создавались для оперативного решения вопросов при перемещении команд, снабжения продовольствием, обмундированием и вооружением. По документам пересыльного пункта можно установить путь дальнейшего следования команды в случае изменения пункта назначения, там же можно найти список команды.

Дела пересыльных пунктов следует искать в фондах управлений укомплектования войск соответствующих армий, фронтов и военных округов.

3.6.4. Если известна дата отправки команды на фронт, но неизвестен конечный адрес, то можно попытаться проследить путь эшелона:

а) по документам штаба военного округа отправки (эти документы до сих пор не рассекречены);

б) по документам управления военных сообщений (ВОСО) ГШКА (также не рассекречены);

в) по документам управлений укомплектования штабов фронтов;

г) по документам архива МПС (могут быть не рассекречены).

Документация в службах ВОСО велась очень строго и пунктуально, вся она должна сохраниться, но, к сожалению, почти все документы до сих пор являются секретными.

Следует иметь в виду, что в условиях военного времени средняя скорость движения поездов была невелика, поэтому при расчёте дат прибытия нужно учитывать, что расстояние, например, в 300 км воинский эшелон мог преодолеть и за 10 часов, и за 5 суток.

3.6.5. И самым неприятным результатом поиска может быть, наверно, установление факта халатного или преступного невыполнения своих обязанностей по учёту военнослужащих командирами воинских частей. Известны случаи, когда маршевое пополнение немедленно по прибытию вводилось в бой, даже без зачисления в списки части. Война...

3.7. Поиск сведений о военнослужащих лыжных батальонов.

Отдельные лыжные батальоны (лыжбаты) формировались в запасных лыжных полках внутренних военных округов осенью-зимой 1941-1942 годов. Запасные лыжные полки имелись в составе Архангельского, Московского, Уральского, Приволжского и Сибирского военных округов, они были расформированы зимой 1942 года, но до этого ими было сформировано и отправлено на фронт почти 300 лыжбатов штатной численностью 570 человек каждый.

Военнообязанные, родившиеся во второй половине 1922 года, были призваны в РККА осенью 1941 года, поэтому большая часть из них была направлена именно в формируемые в то же время запасные лыжные полки.

Лыжбаты имели на вооружении автоматы ППШ, легкие минометы, ручные пулеметы. Поэтому их использовали на острие наступлений, и в связи с этим количество людских потерь было очень большим. Подавляющее большинство лыжбатов были расформированы уже через 2-3 месяца после прибытия на фронт. К моменту расформирования в лыжбатах обычно оставалось по 40-80 бойцов. Похоронки домой высылались редко, документы по учету личного состава и боевые документы часто терялись, т.к. штабы многих батальонов гибли. Например: из 44 лыжбатов, попавших на Волховский фронт в декабре 1941 - марте 1942 г., в ЦАМО имеются документы всего по двум лыжбатам.

Дела отдельных лыжных батальонов следует искать в их фондах, а также в фондах соединений, которым они были приданы.

3.8. Поиск сведений о демобилизованных военнослужащих.

При демобилизации военнослужащего в штаб части он сдавал свою красноармейскую книжку, после чего ему выписывалось проходное свидетельство (проездной документ) обычно до того места, из которого он призывался. После прибытия по месту призыва военнослужащий должен был при постановке на воинский учёт в военкомате сдать проходное свидетельство, получить военный билет и только после этого мог получить паспорт.

Если известно, что участник войны был демобилизован либо после окончания войны, либо во время войны после выписки из госпиталя, следует искать сведения о нём в военкомате призыва. В архиве военкомата хранится учётная карточка военнообязанного запаса, в которой указаны сведения о его военной службе и о местах его работы после демобилизации до снятия с воинского учёта. При смене места жительства учётная карточка и личное дело пересылались в военкомат по новому месту проживания и теперь хранятся в том военкомате, в котором он был снят с воинского учёта.

Если известно, что участник войны получал пенсию по инвалидности, то следует обратиться в пенсионный отдел - в персональной карточке может быть указан номер госпиталя, выдавшего справку об инвалидности. Дальнейший поиск информации следует производить в Архиве военно-медицинских документов Военно-медицинского музея МО РФ. ("Адреса ведомственных архивов" на сайте СОЛДАТ.ru). Рекомендуется послать в архив два запроса: один о поиске в общей картотеке, а второй для поиска в фондах конкретного госпиталя. Ответ на запрос может быть отрицательным, т.к. многие госпитали после войны не сдали свои дела в архив.

3.9. Поиск сведений о военнослужащих, погибших и пропавших без вести в боях против белофиннов 1939-1940 гг.

"Именной список военнослужащих Советской Армии, погибших и пропавших без вести в боях против белофиннов 1939-1940 гг." хранится в Российском государственном военном архиве (РГВА) (фонд 34980, год 1939-1940, опись 15). Он включает в себя 126.875 человек погибших в боях, пропавших без вести и умерших от ран в госпиталях.

3.10. Поиск сведений о партизанах.

Сведения о партизанских отрядах на временно оккупированной территории Советского Союза хранятся в фонде Центрального Штаба партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования в Российском Государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ).