Этот "ботаник" на видео слишком долго всё рассказывает и половину либо не знает, либо скрывает или боится. Братва разъясняет проще и быстрее.

Настоящая история еврейского народа кратко: События происходили во времена, когда Римская империя уже захватила Египет. Не смотря на то, что Римская империя была сильна на Ближнем Востоке, на территории Франции и Испании галлы продолжали оказывать сопротивление. Галлы это в основном славяне! Имя Гала (Галина) осталось в России и не случайно.

Для того, чтобы покорить галлов, в Риме придумали переселить какой либо злобный народ на территорию Франции. Идея была в том, чтобы галлам было бы счастье договориться с Римом. Египет жаловался в Рим, что у них за долгую историю скопились банды из семитских народов, с которыми все время ведет войну "полиция и армия" Египта. Банды - такие же ублюдки, как те, что сейчас творят беспредел с мирным населением и нападают на армию Сирии. Вот эту же мразь решили из Египта перебросить во Францию. Тут и появился Моисей!

Моисей это один из главарей банды отморозков в Египте. После убийства при свидетелях чиновника Египта, его подали в розыск. Моисей бежал в Рим. Там он был найден и стал стукачем. После вербовки римляне отправили Моисея в Египет и через три года после убийства в Египте, тот снова в Египте для "вывода еврейского народа из плена" (1 год = 1 месяцу по еврейскому счету). Моисей рассказал о том, что ему ОБЕЩАЛИ богатые земли, где много воды и пастбища бескрайни. Бандиты его кололи, но тот держался и не сдал Кесаря: -"Бог обещал!" (См. у евреев по теме "обещанная земля" - "земля обетованная").

Переброска этих банд происходила длительное время. Движение шло по римским дорогам. Переселенцев подгоняли угрозой преследования от египетских войск. Переправа через Средиземное море на римских кораблях скрыта за чудесным "расступлением моря". Это позволяет не объяснять, что римская власть организовала переправу.

Карта дороги из Италии во Францию - старая римская дорога через СИОН (Швейцария)

У Женевского озера дорога расходится. На запад пошли племена, ставшие "сефарды" (от названия Испания), а на север - "ашкеназы" (от названия Германия).

Вот эта банда вошла на юг Франции и Испании беспощадно истребляя всё население. Они захватили Францию при поддержке римских войск и стали там править. Иерусалим это еврейское название Парижа в тот период.

Русский князь пришел с севера в Париж и возмутился дикости обрядов и вере этих гадов. Наш русский святой проповедовал им всем веру о кресте и показал чудеса в святом духе. На кресте его и распяли. События датируются примерно 11-12 веками! Потом позже нам нашу же веру нашим же крестьянам евреи и греки начали рассказывать.

Надо мусульманам заставить Иран и Сирию опубликовать архивы рукописей. Битвы мусульман с евреями были в Испании.

Гербы городов Сен-Назер (Назарет) и города Париж ("Иерусалим" по-еврейски в тот период). А вот и всем известная русская ладья. Христос это был русский князь! Европа знает. Евреи, греки, англосаксы дурят православных. Православие это наша вера и нашим Духом излечились больные и восстали мертвые. Смысл нашей веры неизменен: русские не погибают, а уходят на небо и перерождаются вновь в новых воинов Руси, чтобы продолжить эту битву с дьяволом. Когда душа становится большая, достаточная для Царствия небесного, русские садятся с Богом, с отцом своим Триглавом (Святой Троицей) на празднике в райском саду Царствия Небесного.

Еврейские раввины утверждают, что звали Христа Родомир и был он русским князем. Надо разбираться с этой историей. Евреи русского языка не знали и так до сего дня и не поняли, что Родомир это "Родивший мир" - сам Бог пред ними! Он им Богом представился, а они записали как имя.

Смысл креста в том, что он соединяет в одну точку все силы четырех миров, объединяет их: прошлое, настоящее, будущее и потусторонний мир где времени нет (Явь, Навь, Правь, Славь). Крест обычно изображается с кругом в центре - Солнце - Божественный свет. Этот символ известен много тысяч настоящих лет по всему континенту и источником веры является Русь, славяне, наш Бог Триглав (Святая Троица).

Нательные кресты.

Изображать страдающего Христа на кресте это нерусская традиция и пришла к нам с Запада от католиков. На православном кресте Христос не умирает, а свободно простирает руки, словно обнимая всё человечество.

Крест был священным символом до Христа и остался у нас священным и после Христа. Евреи хотели объявить крест орудием казни святого, Бога и этим его опорочить. Но у нас и крест свят и Христос свят. У нас всё нормально, а вот у евреев большие проблемы! Кроме захвата Парижа (Франции и Испании) и их изгнания оттуда больше у них истории нет. Веру свою они сочинили и приняли её в процессе этого похода из Египта. Т.е. иудаизм это секта ислама с замесом египетского и другого разного того времени. У евреев нет ничего. Евреи, это экстремисты и сброд выгнанный из Египта и объявившие себя единым народом приняв выдуманную для них веру.

После изгнания этой банды из Парижа и разрушения их Храма в Париже иезуиты-европейцы сделали Библию, куда вклеили карту с изображением Палестины, чтобы указать этим бесам их место - для избавления Европы от евреев. Дальнейшая история их блужданий и захвата сегодня Палестины всем известна и смешна.

История евреев это типовые схемы боевого применения евреев против других народов. Это саранча на службе против других народов, кого хотят ослабить и уничтожить. Это вырожденцы и идиоты, разрушающие всё вокруг себя. Эти таланты евреев используют враги народов. Евреи это потомственные революционеры-разрушители. Они вывелись как особая порода в том Египте, на Ближнем Востоке.

1513 - 1515 год. Микеланджело сделал скульптуру Моисея с рогами. Это Сатана!

В это время евреев выгнали из Флоренции - "Нью-Йорк" послеримской эпохи.

Другой истории у евреев просто нет! История "еврейского народа" начинается с момента принятия иудаизма переселенцами на пути во Францию на территории севера Италии - Швейцария - гора Сион. Остальное выдумано.

Проверяйте. Всё так и есть. Это предание в России известно и в этом суть двоеверия.

В Россию евреи попали при Екатерине Второй по просьбе европейских правителей, чтобы избавиться от нашествия этой банды, изгнанной из святого теперь города Парижа. Корни Холокоста так же находятся в этой истории и родом из Франции, где явно просматривается еврейское правление, а фактически правление над евреями для их же истребления.

Момент первого попадания евреев в Россию известен ещё и в связи со смешной историей той поры. Чиновники докладывают Екатерине о том, что не могут учесть и документировать прибывающих евреев ввиду отсутствия у них имен и фамилий. "У них как у зверей лишь клички - Мушка, Хай и т.д". Екатерина распорядилась давать им звериные фамилии. Так в России образовались евреи с русскими фамилиями: Зверев, Соловьев, Медведев и т.д.

За 200 лет они прошли большой цивилизационный путь и влились в русское общество. Сейчас их называют "русскими евреями" и они в большинстве патриоты России. Прибывающие позже евреи уже имели фамилии немецкие, польские и т.д. Эти и сейчас вызывают опасение у населения России. Ни кто не знает чего от них ожидать (Все космополиты, в принципе, это шизофреники. Эксперты разъясняют http://youtu.be/ryf1HDmoxC0).

Ввиду того, что основной регион жительства евреев был Польша, то до 20 века именно польское название евреев применялось для их названия - жиды. Это не считалось оскорблением и применялось в официальных документах. Городская публика издевалась и называла евреев "французами", что имело на то основания.

Будем ли мы обижаться на этот текст от бандитской России, где через ГУЛАГ прошел весь цвет России и всё известно? РПЦ так же серьезно попадает под раздачу! Среди "воров в законе" всегда были в основном евреи и потому история для бандитской России известна так многогранно.

Научный источник о двоеверии в России:

Литература:
"Настольная книга атеиста"/С.Ф.Анисимов, Н.А.Аширов, М.С.Беленький и др.; Под общ. ред. академика С.Д.Сказкина. - 9-е изд., испр. и доп.- М.:Политиздат, 1987.-431 с., ил.
Полный перечень авторов издания включает в себя исключительно докторов, кандидатов философских и исторических наук.

– это праздник всех ветхозаветных праведников, которые удостоились стать предками по плоти Иисуса Христа. В этот день мы также вспоминаем и пророков, которые предрекали рождение Мессии. И первый среди них – святой пророк Боговидец Моисей, о котором сказано, что «не было более у Израиля пророка такого, как Моисей» (Втор. 34:10).

Уже давно является камнем преткновения для многих ученых умов. То археология представляет мало фактов, то реки текут не там, где нужно, то море ведет себя неадекватно, – словом, сложно составить ясную научную картину происшедшего. Человеку церковному, может быть, и нет нужды тщательно проверять разносторонние факты церковной истории, если мы веруем, что Святой Дух руководил писателями Библии. И святой апостол Павел призывает нас не вдаваться в документальность изложения, а извлекать пользу из написанного: «Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности» (2 Тим. 3:16). И правда, если мы верим, что Христос Спаситель восстал из мертвых, то трудно ли нам поверить, что Господь развел для евреев воды Красного (Чермного) моря? А если нет веры в библейские события, то как можно именовать себя христианином?

Однако и нам, безусловно принимающим истинность Пятикнижия Моисея, полезно внимательно вчитываться в библейский текст, задавать самому себе вопросы, учиться на примерах святых, – словом, заниматься тем, что именуется «созерцанием». И задаем мы вопросы не как праздные зеваки, желающие поглумиться над святыней, а с целью назидания, а это хорошо и похвально.

Вопросов же для читателей Пятикнижия – масса. Например, почему повел евреев не коротким путем в землю Ханаанскую, а кружным? Короткий путь по побережью Средиземного моря занимает меньше 300 километров, и по сравнению с вдвое большим маршрутом, который избрал Моисей по безводной пустыне, он может показаться легкой прогулкой. С одной стороны, мы читаем: «Когда же фараон отпустил народ, Бог не повел [его] по дороге земли Филистимской, потому что она близка; ибо сказал Бог: чтобы не раскаялся народ, увидев войну, и не возвратился в Египет» (Исх. 13:17). С другой стороны, что есть невозможное для Бога Всемогущего? Он смог бы так погнать филистимлян, что евреи не увидели бы ни одного из них до самого Ханаана. Но опять же: Он мог и расположить сердце фараона, чтобы египетский правитель безо всяких казней отпустил бы богоизбранный народ.

Евреи должны были научиться самому главному: доверять свою жизнь Богу

Конечно, мог! Но раз не совершил простейшим путем, то лишь потому, что с нравственной точки зрения это было бы неполезно. Евреи должны были увидеть, какой ценой они «куплены», увидеть величие Господа Саваофа и ничтожность египетских «божков». Они должны были научиться самому главному: доверять свою жизнь Богу, уповать на Него. Но, как видим, казни египетские мало чему научили их. Как евреи роптали уже в Египте, так их ропот на Бога и Моисея не прекращался всю дорогу. Для этого-то и выбран окружной путь – для урока смирения. Вот как Моисей сказал об этом народу израильскому перед своей смертью: «Помни весь путь, которым вел тебя Господь, Бог твой, по пустыне, вот уже сорок лет, чтобы смирить тебя, чтобы испытать тебя и узнать, что в сердце твоем, будешь ли хранить заповеди Его, или нет; Он смирял тебя, томил тебя голодом и питал тебя манною, которой не знал ты, и не знали отцы твои, дабы показать тебе, что не одним хлебом живет человек, но всяким [словом], исходящим из уст Господа» (Втор. 8:2-3).

Надо сказать, что израильский народ с завидным упорством проваливал каждый новый экзамен, оказываясь неблагодарным и маловерным. Эти ропотные хуления мы видим на протяжении всех сорока лет странствования израильтян. Этот ропот стал причиной того, что Господь пять раз хотел полностью истребить мятежный народ и произвести новый от Моисея, но пророк в молитве умилостивлял Бога простить евреев. Господь переменял свое решение, но, даже несмотря на это, в Пятикнижии описаны несколько случаев, когда в стане евреев начиналось поражение и только по молитве Боговидца останавливалось.

Кто же был этот великий ходатай за народ, могущий изменить решение Божие? На многих иконах мы видим перед собой убеленного сединами грозного и сурового старца. Таков ли был ? Ему было около 80 лет, когда Господь призвал его освободить народ Божий из египетского рабства. Бог воззвал к Моисею из горящего куста и повелел возвращаться в Египет. Но Моисей несколько раз отказывался, сначала оправдываясь, что никто не поверит, что Господь послал его. Когда же Бог тут же совершил несколько чудес в удостоверение своей силы, Моисей нерешительно указал на свое косноязычие: «О, Господи! человек я не речистый». Но Господь властно напомнил ему: «Кто дал уста человеку? кто делает немым, или глухим, или зрячим, или слепым? не Я ли Господь? итак пойди, и Я буду при устах твоих и научу тебя, что тебе говорить». Тогда Моисей и вовсе уже робко попросил: «Господи! пошли другого, кого можешь послать» (Исх. 4:10-13), – ибо великим и страшным было дело, на которое призывал его Бог. После этих слов, как говорит Библия, гнев Божий возгорелся на Моисея, и Господь назначил ему в помощники его брата Аарона.

В этом месте Моисей предстает перед нами мягким, нерешительным человеком. Но Господь видел его внутреннее мужество и силу воли, способную нести крест управления огромным народом. Кроме того, Моисей был преисполнен пламенной веры и такой же молитвы. О его силе его молитвы говорит случай при переходе моря. Когда фараон со своим войском стал догонять евреев и прижимать их к побережью, народ принялся за свое обычное дело – стал роптать. Моисей успокоил народ и стал внутренне молиться. «Что ты вопиешь ко Мне?» (Исх. 14:15) – ответил на его молитву Господь и повелел, что делать дальше. Его беззвучную молитву Бог приравнял к воплю по силе духовного напряжения!

Только такой пламенный молитвенник и мог выдержать присутствие Божие в течение 40 дней на горе Синайской при шуме грома и блеске молний. И в то время, как прочие израильтяне от страха говорили Моисею: «Говори ты с нами, и мы будем слушать, но чтобы не говорил с нами Бог, дабы нам не умереть» (Исх. 20:19), сам Моисей дерзновенно обращается к Творцу: «Покажи мне славу Твою» (Исх. 33:18). Так дерзновенен бывает тот, кто уже вкусил Божественной благодати, и исполняется желанием ненасытным вкушать ее вновь и вновь.

Столь пламенный дух изменяет и плоть. У Моисея на лице отобразилось сияние Божественной славы. Поэтому после Богоявления ему на горе Синай Моисей полагал на свое лицо покрывало каждый раз, как выходил к народу, и снимал его, когда входил в скинию. Казалось бы, такой совершенный предводитель, через которого изрекается Божия воля, должен пользоваться непререкаемым авторитетом. Но только не среди израильтян! Множество раз евреи роптали на Моисея, а однажды даже покусились оспорить его право главенствовать. Аарон и Мариам – брат и сестра Моисея – стали упрекать его за то, что он женился не на израильтянке. Они упрекают его, хоть упрекнуть не за что – ведь они вспоминают жену, которую Моисей имел до начала своего общественного служения. Как пишет блаженный Феодорит Киррский, Моисей имел одну жену, Сепфору, да и ее отпустил, когда Бог призвал его для освобождения народа израильского.

«Одному ли Моисею говорил Господь? не говорил ли Он и нам?» (Чис. 12:2) – говорят Аарон и Мариам, подразумевая свое духовное равенство с ним. И это они дерзают сказать человеку, покрывающему свое лицо ради неземного сияния, осеняющего его!

«Моисей же был человек кротчайший из всех людей на земле» (Чис. 12:3).

Слово «кротчайший» встречается здесь единственный раз в Библии

Тут бытописатель дает нам еще одну интереснейшую характеристику Моисея: «Моисей же был человек кротчайший из всех людей на земле» (Чис. 12:3). Слово «кротчайший» встречается здесь единственный раз в Библии. Кротчайший Моисей… Как-то это даже странновато звучит и не вяжется с образом пророка, в гневе разбившего скрижали завета при горе Синай, и с образом полководца, с мечом в руках ведущего израильские полки на неприятеля. Тем не менее, этот суровый пророк и полководец в ответ на эти завистливые обвинения кротко молчит, становясь прообразом молчащего на допросе Спасителя. Когда речь заходила о славе Божией, Моисей всегда являл себя ревностным служителем Господним, не знающим страха или усталости, но, когда дело касалось его собственной персоны, он предпочитал бесславие. Так было при купине, так Моисей вел себя и сейчас.

Но сам Господь вступился за своего избранника: «Слушайте слова Мои: если бывает у вас пророк Господень, то Я открываюсь ему в видении, во сне говорю с ним; но не так с рабом Моим Моисеем, – он верен во всем дому Моем: устами к устам говорю Я с ним, и явно, а не в гаданиях, и образ Господа он видит; как же вы не убоялись упрекать раба Моего, Моисея?» (Чис. 12: 6-8) И ропотники были наказаны за свою дерзость.

Но и Моисей был сделан из плоти и крови и мог оступиться. И, может быть, именно ошибками образ пророка Моисея становится нам роднее, чем если бы мы взирали на него, как на исключительного небожителя. Ошибка – печать земного человека, не ошибаются лишь совершенные, и наш земной путь – путь искоренения своих духовных ошибок.

Где-то и Моисей поддавался слабости и маловерию

Где-то и Моисей поддавался слабости и маловерию. После очередного возмущения народа Моисей, духовно утомленный маловерием окружающих, скорбно молится Господу: «Для чего Ты мучишь раба Твоего? и почему я не нашел милости пред очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя всего народа сего? разве я носил во чреве весь народ сей, и разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка, в землю, которую Ты с клятвою обещал отцам его? <…> Я один не могу нести всего народа сего, потому что он тяжел для меня; когда Ты так поступаешь со мною, то [лучше] умертви меня, если я нашел милость пред очами Твоими, чтобы мне не видеть бедствия моего» (Чис. 11: 11-12, 14-15). Тут мы сразу вспоминаем второго великого пророка – Илию. После явления славы Господней на горе Кармил, когда огонь с небес пожрал жертву Илии, и все идольские пророки были умерщвлены, нечестивая царица Иезавель послала убить его. Пророк Илия ушел в пустыню, в ту самую Аравийскую пустыню, где за 500 лет до этого странствовал пророк Моисей с израильским народом, сел под можжевеловым кустом и в изнеможении от такого удивительного неверия своих соплеменников просил себе смерти: «Довольно уже, Господи; возьми душу мою, ибо я не лучше отцов моих» (3 Цар. 19:4). Так и нам бывает иногда тяжко видеть вокруг себя тотальное отступление от веры, а если мы в ответе за окружающих, то эта тяжесть просто невыносима. Это же неверие иудеев заставляет, по словам святителя Иоанна Златоуста, изречь и самого Христа: «О, род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас?» (Мф. 17:17)

Маловерие подобно яду или концентрированной кислоте. Оно разъедает все, к чему прикасается. Поэтому Святые отцы и запрещают людям, не твердым в вере, читать еретические книги – опасность заражения духовной болезнью очень велика. Время от времени все мы впадаем в маловерие. И великий Моисей также оказался в нем повинен. Израильтяне оказались в пустыне Син, где не было ни капли воды, ни для людей, ни для скота. Людей же было только 600 тысяч воинов от 20 лет. Весь народ, вышедший из Египта можно, таким образом, оценить в более чем 2 миллиона человек. Когда народ начал жаловаться на отсутствие воды, Господь сказал Моисею: «Возьми жезл и собери общество, и скажите в глазах их скале, и она даст из себя воду: и так ты изведешь им воду из скалы». собрал народ и сказал: «Послушайте, непокорные, разве нам из этой скалы извести для вас воду?», но в сердце его было сомнение, что Господние слова исполнятся. И он не приказал словом скале, как велел ему Бог, а ударил по скале жезлом, и истекла вода. Поэтому Бог и сказал Моисею с Аароном: «За то, что вы не поверили Мне, чтоб явить святость Мою пред очами сынов Израилевых, не введете вы народа сего в землю, которую Я даю ему» (Чис. 20:8-12).

Какое суровое наказание для Моисея! Недаром пророк перед своей смертью молил Господа: «Владыко Господи, дай мне перейти и увидеть ту добрую землю, которая за Иорданом, и ту прекрасную гору и Ливан» (Втор. 3: 24-25). Но Бог желал, чтобы в новые мехи вливали новое вино, чтобы в землю обетованную вошли мужи совершенной веры. Блаженный Феодорит Киррский еще указывает, что земля обетованная – это символ благодати Нового Завета, а поэтому закон в лице Моисея и окончился до перехода израильтянами через Иордан. Поэтому-то Моисей и назвал своего самого верного служителя – Осию, сына Навина, – Иисусом, то есть спасителем (Чис. 13:17). Именно Иисус Навин ввел иудеев в землю обетованную, прообразуя то, как Иисус Христос введет свой народ в Царство Благодати.

И как закон являлся «детоводителем» ко Христу (Гал. 3:24), издали открывал человеку благодатные заповеди блаженства, так и Моисей удостоился издали узреть землю обетованную. Перед смертью Господь повелел взойти ему на гору Нево и показал ему там всю землю, обещанную Аврааму, даже до Средиземного моря. Там и умер Моисей.

Перед своей смертью он , из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь Бог твой, – Его слушайте» (Втор. 18:15). Исполнились эти слова в полноте лишь на Христе Спасителе, ибо, как свидетельствует Писание, «не было более у Израиля пророка такого, как Моисей». И как Моисей был при жизни «кротчайшим», искал не себе славы, а лишь прославления Господа Бога, таким же кротчайшим он остался и после смерти. Моисей «скрылся» от чрезмерного почитания соплеменников, как говорит Библия: «Никто не знает [места] погребения его даже до сего дня» (Втор. 34: 6).

В Типиконе на день пророка Моисея указана служба «без праздничного знака»

Избежал Моисей и почитания христиан, потому что почти никто, даже из людей церковных и священства, не сможет, не заглядывая в календарь, назвать день его памяти. Этот день – 17 сентября по новому стилю. А в Типиконе на день пророка и Боговидца Моисея указана служба «без праздничного знака» – самое скромное, какое только может быть, богослужение. Но он воистину велик! И об этом свидетельствует и то, что в час Преображения на горе Фавор Христу явились два величайших ветхозаветных праведника, пророки Моисей и Илия, и «говорили об исходе Его, который Ему надлежало совершить в Иерусалиме» (Лк. 9:33).

Сорокалетнее странствование израильского народа так напоминает нам нашу собственную жизнь. Что Моисей говорит своим соплеменникам, мы можем смело относить к себе: Бог и нас смиряет и испытывает, томит голодом и кормит манною, чтобы мы научились единственно уповать на Творца Небесного. Всегда промышляет о нас, даже если нам и кажется, что мы оставлены. Так и Израиль, хоть по временам голодал и жаждал – но не без Промысла Божия. Недаром Моисей говорит народу: «Одежда твоя не ветшала на тебе, и нога твоя не пухла вот уже сорок лет» (Втор. 8:4). Как походную скинию-храм, мы должны носить в своем сердце постоянное памятование Господа. Вслушаемся еще раз в слова Моисея, которые через полторы тысячи лет повторил Христос Спаситель, потому что к тому времени их уже многие позабыли: «Люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими. И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем; и внушай их детям твоим, и говори о них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая; и навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими, и напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих» (Втор. 6:5-9).

Прежде он был египетским принцем, после убийцей, парией, пастухом, освободителем рабов, воспреемником заповедей Божьих, судьей, завоевателем, пророком. Спасенный из Нила, он был воспитан сестрой (дочерью по Библии. - Прим. ред.) фараона и вскормлен израильтянкой (своей родной матерью). Только раб, воспитанный как принц крови, мог иметь смелость и знания, необходимые для того, чтобы возглавить триумфальное восстание рабов. Бегство евреев из Египта было, как ни удивительно, единственным в античные времена удачным восстанием порабощенного народа. Исключительное событие в истории - Исход - превратило язычников в силу, которая навсегда изменила жизнь на Земле.

Исход в большей степени, нежели Сотворение мира, выделил еврейский народ. Законы, данные Богом в пустыне непосредственно Моисею, стали известны как синайский Завет, основой которого явились Десять заповедей, или Десятисловие. Простое правосудие и уважение жизни были установлены в Синае как факторы, управляющие человечеством.

На древнеегипетском языке имя Моисей, или Мошех, означает «рожденный» или «рожден». Древнееврейское слово masheh переводится как «вытащенный из». Каким бы ни было происхождение его имени (которое, похоже, сочетает черты древнеегипетской и древнееврейской культур), история жизни Моисея доминирует в Библии. Он был самым образцовым из древнееврейских пророков и самым влиятельным евреем за всю историю. Благодаря этому образу или реальному человеку были внесены в человеческую жизнь забота о попранных людях, идеализм, надежда, система законов, позволявшая выживать людям первоначально в пустыне на протяжении сорока лет, а потом и в больших каменных и мраморных дворцах. С помощью Моисея Бог направлял человечество. Однако он был косноязычным и полагался на своего красноречивого брата Аарона.

«Я есмь Сущий», - объявил Бог Моисею. Бог Моисея и израильтян был един . Моисей, однако, был человеком со свойственными людям недостатками, но отнюдь не каким-то второстепенным божеством (в отличие от фараонов и римских императоров, мнивших себя богами). Монотеизм, или вера в Единого Бога, навсегда вытеснил примитивное поклонение богам и в облике животных. Каждый человек должен познать Бога на личном опыте. Бога можно постигнуть только абстрактно, а не с помощью идолов. В отличие от скульптурных изображений египетских богов Бог Моисея - это всегда Бог жизни, утверждения, существования, того, что есть, И того, что будет. Обозначающее Бога древнееврейское слово YHWH означает «быть».

Пророк Господа и политический лидер Моисей остается живым символом праведной борьбы против гонений. В наше время библейский призыв «Отпусти народ Мой!» стал боевым кличем американского движения за гражданские права, а позже был озвучен советскими отказниками.

Моисей постоянно боролся с несправедливостью. Еще будучи молодым египетским вельможей, он убил жестокого надсмотрщика и похоронил его в неглубокой могиле. Как вельможа, он мог просто приказать надсмотрщику прекратить издевательство над рабом. Но Моисей зарубил его. Как если бы желал собственного разоблачения как самозванца. Он также прекратил драку двух евреев, защитил свой будущую жену и ее сестер от мародерствовавших пастухов и возглавил восстание против огромного деспотического государства.

Каждый его поступок имел большое символическое значение. После убийства надсмотрщика Моисей бежал в пустыню, женился на Сепфоре, дочери мудрого шейха Иофора, и очистил свою душу от египетских обычаев. Моисей знал, что убил надсмотрщика в приступе ярости, вызванном ненавистью к египетской тирании. Рабство и поклонение животным делали жизнь евреев в Египте отвратительной. Жизнь любого человека, будь то раб или фараон, должна быть неприкосновенной. Бог послал Моисея освободить рабов, с тем чтобы они могли молиться ему.

Когда Моисей умолял фараона отпустить израильтян, сердце властителя оставалось каменным, несмотря на страшные бедствия, обрушившиеся на его народ, и его молчаливый отказ стал причиной эпидемий чумы, несших смерть на землю Египта. Хотя чума и гибель египетских воинов на боевых колесницах в Красном море воспринимаются сегодня как небылицы или эпизод из Священного Писания, однако эти события носят исторический характер. Египтяне действительно топили еврейских детей в Ниле, пытаясь таким порочным образом контролировать рост численности рабов. Красное же море было на самом деле морем камыша, трясиной, в которой с легкостью увязали колесницы.

Раввины более поздних поколений учили людей, соблюдавших религиозные ритуалы, не радоваться подобным чудесам. Исход скорее преподал урок сострадания: не ненавидьте египтян, поскольку когда-то вы были чужими на их земле. Пролитые во время празднования еврейской Пасхи капли вина напоминают праведным евреям, что их радость от спасения уменьшается - чаша счастья не полна, - когда страдают другие люди. Такая примечательная примиренческая отзывчивость на боль побежденных характеризует не только иудаизм, но и всю западную цивилизацию.

Пламенеющий куст также выжег новый смысл для страдающего человечества. Не следует и дальше поклоняться богам-животным.

В Ветхом Завете осуждаются и уничтожаются золотой телец и все, кто ему поклоняется. Пламенеющий, но неопалимый куст свидетельствует о власти всемогущего Бога над природой. (Пламенеющий куст рассматривался так же как символ выживания евреев и провидческой мудрости Моисея.)

Законы, полученные в пустыне, или скрижали Завета известны сегодня как Моисеевы законы. Хотя в руинах Месопотамии были обнаружены более древние своды законов (особенно «Законы Хаммурапи»), и еврейские законы имеют очень похожие на другие законы античности структуру и лексику. Иудаизм был первой системой верований, уважавшей человеческую жизнь. Большинство античных правительств ценило право собственности на людей. Преступления против собственности наказывались смертью. С другой стороны, убийцы могли компенсировать смерть своих жертв их родственникам, заплатив определенную сумму или принеся в жертву дорогого раба. Еврейский закон проникнут заботой о морали и общественных ценностях. Прежде в истории не было ничего подобного.

Пророка и законодателя Моисея чтят и христиане, и мусульмане, хотя и не совсем одинаково. Моисея считают второй по значимости, после Авраама, естественно, личностью. Описание многих событий в Новом Завете как бы следует образцу жизни и деятельности Моисея. Юность Иисуса сравнима с молодыми годами Моисея. Жестокий царь грозит убить всех новорожденных, пророк бежит в пустыню и возвращается, чтобы «спасти» свой народ. Пока пророк отсутствовал, народ ни во что не ставил его, предал забвению его проповеди. Нагорная проповедь была призвана обогатить завет, данный на Синае. Иисуса описывают как «второго Моисея». И того, и другого называют спасителем. Святой Павел считал веру Моисея религией закона, а веру христиан - покоящейся по милости Божьей во Христе. Христиане называют Иисуса Сыном Божьим, а Моисей в глазах евреев остается человеком, вестником Закона Божьего.

В исламе Моисей, подобно Мохаммеду, получил откровение Божье через книгу. Мохаммеду тоже пришлось скрываться в пустыне до своего триумфального возвращения, которое обусловило его благословенную смерть и вознесение на небо. От иудаизма и христианства ислам отличает вера мусульман в то, что Мохаммед - конечная печать всех библейских пророчеств, поскольку он обнародовал слово Божье в его чистейшем виде!

Моисей - в отличие от Будды или Конфуция - не был замкнутым в своем духовном мире мистиком. По Моисею идеальную жизнь нельзя найти дрейфующей по морю бесконечности. Иудаизм и порожденные им религии - христианство и ислам призывают своих последователей взаимодействовать с Богом через повседневное поведение, подчиняющееся Его законам. Моисей подобно Иисусу и Мохаммеду не только сталкивается с видениями Бога, но и непосредственно разговаривает с Ним. Человечество точно также должно мечтать о милости Божьей во время жизни в сообществе, управляемом этикой и моралью.

4 540

Материал любезно предоставлен Jewish Review of Books

Шокирующая история, которую рассказывает (или только кажется, что рассказывает) Фрейд в «Человеке Моисее и монотеистической религии», хорошо известна. Возможно, самое краткое и исчерпывающее изложение этой книги дал Йосеф‑Хаим Йерушалми в начале своей блестящей работы «Моисей Фрейда: Иудаизм конечный и бесконечный» («Freud’s Moses: Judaism Terminable and Interminable»).

Я полагаю, что чистый сюжет (но не драма, лежащая в его основе) «Моисея» Фрейда сейчас уже прекрасно известен. Иудаизм - не еврейское, а египетское изобретение. Фараон Аменхотеп IV провозгласил его государственной религией в форме почитания единственного божества - Солнца Атона. В честь него фараон назвал себя Ихнатоном Такое правописание (вопреки принятому на большинстве языков «Эхнатон») предпочитает сам Фрейд, а вслед за ним - его переводчики. См.: Фрейд З. Человек Моисей и монотеистическая религия (1939) / Рус. пер. В. Боковикова // Фрейд З. Вопросы общества. Происхождение религии. М.: Фирма «СТД», 2008. С. 473, примеч. 2. . Религия Атона, по Фрейду, характеризуется непререкаемой верой в единого Б‑га, отказом от антропоморфизма, магии и чародейства и категорическим отрицанием загробной жизни. Однако после смерти Ихнатона его великая ересь быстро была предана забвению и египтяне вернулись к почитанию традиционных богов. Моисей был не еврей, а египетский жрец или вельможа, убежденный монотеист. Чтобы спасти религию Атона от уничтожения, он встал во главе угнетенного семитского племени, обитавшего тогда в Египте, освободил его из рабства и создал новый народ. Он дал этому народу еще более духовную форму монотеистической религии, лишенную всяких образов, и в качестве знака отличия ввел среди них египетский обряд обрезания. Но бесчувственные массы бывших рабов не могли соответствовать суровым требованиям новой веры. Моисей был убит в ходе мятежа, а воспоминания об этом убийстве были вытеснены. Израильтяне поддерживали союз с родственными семитскими племенами, обитавшими в Мадиане, чье вулканическое божество <…> стало их национальным богом. В результате бог Моисея слился с [этим богом], а деяния Моисея были приписаны мадианскому жрецу, которого тоже звали Моисеем. Однако с течением времени глубинная традиция истинной веры и ее основателя набрала достаточно сил, чтобы вновь заявить о себе и добиться успеха <…> и поскольку евреи подавили в себе воспоминания об убийстве Моисея, она возникла вновь в замаскированном виде с появлением христианства.

Как отмечает Йерушалми, за «чистым сюжетом» фрейдовского «Человека Моисея и монотеистической религии» кроется «драма». И для описания это и психологической драмы вновь процитируем Йерушалми.

Сначала сыновья убивали своего прародителя. В конце концов, в многобожии о нем совершенно забыли, а память о нем была подавлена. Поэтому по сути монотеизм представлял собой возвращение этого давно погребенного воспоминания в форме единого всемогущего бога, равного которому нет. Можно сказать, что огромное значение откровения, которое Моисей принес сынам Израиля, состоит в шоке признания, в глубинном ощущении воссоединения и примирения с давно утраченным Отцом, по которому человечество всегда неосознанно тосковало. Именно отсюда происходит ощущение, что они и есть избранный народ. Но даже тогда учение Моисея не смогло стать «традицией». Для этого необходимо было, чтобы Моисей был принесен в жертву в повторение этого древнего отцеубийства, а его наставления были забыты. Лишь после еще одного периода забвения, который продолжался от пяти до восьми столетий, религия Моисея вернулась в общественное сознание и захватила еврейский народ на грядущие века.

С момента публикации и до сегодняшнего дня «Человек Моисей» вызывает ожесточенные споры. Но среди всех дискуссий и разногласий, критики и защиты, исторического анализа и да, психоанализа тоже - в конце концов, Фрейд всегда идентифицировал себя с Моисеем - единственное, что не менялось в «Человеке Моисее», - это его «чистый сюжет», история, изложенная Фрейдом. Но действительно ли она так тверда, как принято считать? Ученых всегда поражала необычная и неуклюжая структура этого произведения: предисловия, которые исключают друг друга, колебания, извинения, разноголосица частей, повторы, остановки и новые начала. И все же они молчаливо предполагали, что на всем протяжении трех изменчивых, напевных и постоянно отклоняющихся от темы очерков, которые составляют этот текст: «Моисей, египтянин», «Если Моисей был египтянином…» и «Моисей, его народ и монотеистическая религия» (последний очерк состоит из двух частей) - основная мысль, неоднократно повторяемая, остается прежней. Но так ли это?

Как показывает Йерушалми, в «Человеке Моисее и монотеистической религии» Фрейд излагает три взаимоисключающие исторические теории: Моисей был египтянином, евреи убили его, и в действительности было два Моисея: Моисей‑египтянин и Моисей‑мадианитянин. И все же, хотя Фрейд прямо не опровергает ни одну из этих теорий, внимательное чтение текста приводит к выводу, что он на самом деле отвергает их все. Моисей был египтянином - нет. Евреи убили Моисея - нет. Было два Моисея - нет.

Для понимания интеллектуальной биографии Фрейда важно иметь в виду, что он писал «Человека Моисея» в конце жизни, уже после прихода к власти нацистов, когда сам он начал перечитывать Библию, подаренную ему отцом, и переосмысливать сущность еврейской души. Поэтому любой анализ его знаменитых теорий должен сочетать в себе историческую критику и контекст постбиблейских споров о Моисее, восходящих к поздней античности. Ян Ассман, Ричард Бернстайн и многие другие проделали эту работу, и все они полагали, что мы понимаем теорию, изложенную Фрейдом. Но понимаем ли мы ее на самом деле?

Я буду следовать в обратном направлении и начну с тезиса о двух Моисеях, затем перейду к убийству Моисея и закончу Моисеем‑египтянином.

Прежде всего, два Моисея. Фрейд выдвигает идею о том, что сначала был Моисей‑египтянин, а потом Моисей‑мадианитянин, во втором очерке «Человека Моисея».

Еврейские племена <…> в местности, которая называется Мерибат‑Кадес <…> переняли поклонение богу [вулканов] Яхве, вероятно, от арабского племени живших поблизости мадианитян <…> Посредника между богом и народом на основании этой религии зовут Моисей. Он - зять мадианского жреца Иофора, стада которого он пас, когда услышал Б‑жий зов Там же. С. 483, 484.
.

Однако в исторической зарисовке, которой открывается третий очерк, Фрейд пишет, что, после того как евреи, вышедшие из Египта, убили Моисея, они странствовали по пустыне, «и <…> в богатой источниками местности Кадес под влиянием арабских мадианитян приняли новую религию, почитание бога вулканов Яхве» Там же. С. 510. . Здесь, как и во втором очерке, Фрейд говорит об «арабских мадианитянах», но при этом о мадианитянине Моисее, который играл такую важную роль во втором очерке, он не упоминает вообще. Второй Моисей, неегипетский зять Иофора (Итро), просто исчез из рассказа, и о нем больше ни разу не упоминается. Чем это можно объяснить?

На самом деле Фрейду не нужен второй Моисей. Как мы только что видели, ему достаточно заявить, что, после того как евреи убили Моисея‑египтянина и отвергли его религию, позднее они в какой‑то момент под влиянием арабов‑мадианитян приняли новую, более примитивную форму этой религии, подразумевавшую поклонение боку вулканов. Так зачем Фрейду вообще понадобился этот второй Моисей?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, что первые два очерка «Человека Моисея и монотеистической религии» имеют форму детективного рассказа или квеста. Фрейд все время пытается рассказывать историю дальше, но в ключевые моменты он заходит в тупик, сталкиваясь с непреодолимой проблемой. Потом ему как‑то удается выйти из затруднения и продолжить повествование, а проблема превращается в средство развития сюжета. Именно это случилось с двумя Моисеями: во втором очерке Фрейд разрабатывает мотив Моисея‑египтянина. Но вот перед ним проблема. Известный ученый Эдуард Мейер, по мнению Фрейда, показал, что этот Моисей был мадианитянином, и его никак невозможно идентифицировать с Моисеем‑египтянином Фрейда, который принес еврейским племенам в Кадесе довольно примитивную форму религии, построенной на поклонении богу вулканов. Так кем был настоящий Моисей? «Неожиданно, - пишет Фрейд, - также и здесь находится выход» Там же. С. 486.
.

И Фрейд предлагает довольно спорную теорию, основанную на весьма, надо сказать, шаткой гипотезе немецкого библеиста Эрнста Зеллина о том, что евреи убили Моисея‑египтянина. Получается, что и Фрейд прав, и Мейер прав, потому что на самом деле было два разных Моисея. Так что тезис Мейера о втором Моисее нужен Фрейду для того, чтобы сформулировать проблему двух Моисеев, а для решения этой проблемы потребуется мотив убийства Моисея‑египтянина - а в этом‑то и состояла изначальная цель Фрейда.

Однако в историческом обзоре, с которого начинается третий очерк, Фрейд рассматривает убийство Моисея как данность, ему уже не нужен для его истории тезис о втором Моисее. Действительно, в июне 1935 года в письме к Лу Андреас‑Саломе Фрейд пересказывает ей содержание «Человека Моисея», ни словом ни упоминая о втором Моисее и говоря только о том, что мадианитянские жрецы позднее познакомили евреев с новым богом.

Почему Фрейду важно было заявить, что Моисей был египтянином и его убили евреи? Продолжая читать «Человека Моисея», мы видим, что его главная цель состояла в том, чтобы предложить исторический сценарий, который объяснял бы еврейскую психологию. В письме к неизвестному «герру доктору» 1937 года Фрейд писал: «Несколько лет назад я стал спрашивать себя, как евреи обрели свой особый характер, и по своему обычаю вернулся к самому началу». Конкретно он хотел изучить происхождение той парадоксальной, но, по его глубокому убеждению, неоспоримой комбинации еврейского чувства собственного достоинства и еврейской вины. Подавление памяти об убийстве спасителя послужило причиной еврейской вины. А тот факт, что этот спаситель, Моисей‑египтянин, избрал евреев, помог Фрейду объяснить возникновение еврейского чувства собственного достоинства.

Продолжая двигаться от конца к началу, рассмотрим рассуждения Фрейда об убийстве Моисея. Убийство и в еще большей степени подавление памяти о нем представляют собой ключевые элементы и второго очерка «Человека Моисея», и первой части третьего очерка. Фрейд пишет:

Еврейский народ Моисея был столь же мало способен терпеть высоко одухотворенную религию <…> Дикие семиты взяли судьбу в свои руки и убрали с дороги тирана <…> Пришло время, когда стали сожалеть об убийстве Моисея и пытаться об этом забыть <…> Успешно отвергли доставлявший мучения факт его насильственного устранения Там же. С. 496‑497.
.

Но к концу книги Фрейд неожиданно сводит к минимуму значение убийства и, похоже, вообще высказывает сомнения по поводу того, было ли оно на самом деле. «И если затем они убили этого великого человека, то лишь повторили злодеяние, которое в древние времена в виде закона направлялось против божественного царя и которое, как мы знаем, восходило к еще более древнему образцу» Там же. С. 556. . Фрейд, несомненно, имеет здесь в виду свою теорию, изложенную в книге «Тотем и табу» о том, что человеческое чувство вины и религия восходят к убийству отца ордой ревнивых братьев. Тем более странно, что после категоричного заявления о том, что евреи «убили этого великого человека», «если» они действительно сделали этого, во всей второй части третьего очерка нет ни одного упоминания об убийстве Моисея. Оно попросту выпадает из повествования. Получается, что, хотя в следующих нескольких абзацах Фрейд говорит о том, как еврейский народ отверг религию Моисея, он вообще больше не упоминает о том, что они убили Моисея. Почему так?

Сначала, как я уже упоминал выше, Фрейду понадобился тезис об убийстве Моисея, чтобы оправдать еврейскую вину. Именно убийство Моисея частично привело к появлению в еврейской памяти «первородного греха», то есть убийства праотца, описанного в «Тотеме и табу». Евреи подавили оба воспоминания, но как знают все верные ученики Фрейда, подавленные воспоминания - самые сильные. Отсюда «ненасытное чувство вины» Там же. С. 579.
, которое овладело еврейским народом, и его невротическая сила. Но по мере того как Фрейд пересказывает свою историю еще раз, становится ясно, что триггером еврейской вины стало не подавленное воспоминание об убийстве Моисея, а что‑то совершенно иное. Но если не убийство Моисея породило еврейское чувство вины, то что же тогда? Чтобы дать ответ, нам придется на время отложить вопрос и обратиться к третьей из высказанных Фрейдом спорных исторических гипотез, а именно к предположению о том, что Моисей был египтянином - с этого и начинается «Человек Моисей».

Все исследователи согласны, что аргументы, которые Фрейд выдвигает в пользу египетского происхождения Моисея, чрезвычайно слабы. На утверждение о том, что Моше - имя египетское, Йерушалми отвечает: «Что значит имя? И Филон, и Иосиф Флавий знали, что имя Моисей имеет египетскую этимологию, но они не делали из этого вывода, что сам Моисей был родом египтянин». Рассуждая о попытке Фрейда сделать вывод о египетском происхождении Моисея из того факта, что он распространил среди евреев якобы египетский обычай обрезания, Ричард Бернстайн возражает: легко можно предположить, что «даже (еврей) Моисей, который вывел евреев из Египта, воспользовался египетской практикой обрезания, чтобы повысить самооценку среди рабов». Продолжая мысль Бернстайна, легко представить себе, что именно так поступил бы ассимилированный, египтизированный еврей, подобно тому как ассимилированный и вестернизированный Теодор Герцль настаивал, чтобы делегаты Первого сионистского конгресса появились на торжественном открытии во фраках в соответствии с западной модой, чтобы «люди привыкали видеть в конгрессе высокий и достойный почтения авторитет».

Возникает вопрос, почему Фрейду была так дорога эта идея. В конце концов, он начинает книгу с поразительного заявления: «Отнять у народности человека, которого она прославляет как величайшего из своих сыновей, - отнюдь не то, за что берешься с большой охотой или походя, особенно если сам принадлежишь к этому народу» Там же. С. 459.
. Так зачем Фрейду делать Моисея египтянином? Я спрашиваю сейчас не о психологических мотивах и не о том, что это значило для его самосознания как еврея, а о том, какую функцию египетское происхождение Моисея выполняет в книге вообще.

Фрейд неоднократно повторяет, что источник невероятной уверенности в себе, свойственной еврейскому народу, лежит в его вере в избранность Б‑гом. Но разумеется, для Фрейда, который в Б‑га не верил и принадлежал к тем, кого он сам называет «нищими верой» Там же. С. 568.
, избранный Б‑гом означает избранный Моисеем. Для него если Б‑г - это великий иной, то и Моисей должен быть иным, не таким, как избранный им народ. И здесь мы подходим к смыслу того, что Моисей был египтянином. Для начала инаковость Моисея для Фрейда - это этническая инаковость. Египтянин Моисей выбирает евреев, группу семитских племен‑чужаков, этнически непохожих на него, и делает их своим народом.

Во втором очерке «Если Моисей был египтянином…» Фрейд сначала излагает свою гипотезу о том, что Моисей был египетским аристократом, «честолюбивым и деятельным <…> убежденным приверженцем новой религии [Атона]» Там же. С. 478. , а затем высказывает предположение, что после смерти Ихнатона и последовавшего за ним отказа от поклонения Атону Моисей решил найти «новый народ, которому он хотел даровать религию, отвергнутую Египтом».

Возможно, в то время он был наместником той пограничной провинции (Гесем), в которой <…> поселились известные семитские племена. Их‑то он и избрал своим новым народом <…> С ними он добился взаимопонимания, возглавил их, «рукою крепкою» обеспечил их переселение Там же. С. 478‑479.
.

Можно предположить, что эти семитские племена были подчинены Египетскому царству, но ни слова не говорится о том, что они находились у него в рабстве, и уж тем более о том, что они были, по словам Йерушалми, «бесчувственной массой рабов». Для Фрейда важно здесь, что Моисей, египетский аристократ, выбрал своим новым народом чужаков. Действительно, бросается в глаза, что, хотя Фрейд в «Человеке Моисее» все время анахронично называет библейских сынов Израиля евреями, здесь он описывает их как «известные семитские племена», подчеркивая тем самым их этническую инаковость. Именно поэтому Моисей Фрейда должен был быть египтянином - ведь чтобы он мог избрать евреев «своим» народом, они обязательно должны были изначально быть не его народом.

В знаменитом пассаже в конце книги Фрейд описывает избрание Моисеем евреев совершенно иначе, хотя большинство ученых, в том числе Йерушалми, объединяют это описание с предыдущими. Он пишет, что Моисей в качестве «образа могущественного отца <…> снизошел к бедным еврейским батракам, чтобы заверить их, что они - его любимые дети» Там же. С. 556. . Здесь нет, как раньше, упоминания о том, что библейские израильтяне представляли собой группу семитских племен, Фрейду больше не нужно делать Моисея египтянином. Инаковость Моисея проявляется здесь не в этнической, а в социальной сфере. Избрание Моисеем евреев выражается в том, что он - аристократ, который снисходит на уровень еврейских рабов и называет их своими детьми. Обратите внимание, что он не выбирает их своим народом - они уже его народ. Здесь Моисей Фрейда похож, если вернуться к моему предыдущему замечанию, на Теодора Герцля: ассимилированный еврей, который возвращается к своему народу, чтобы избавить его от преследований и угнетения. (Фрейд восхищался Герцлем, называл его «борцом за человеческие права нашего народа» и подарил ему экземпляр «Толкования сновидений.) Поэтому, хотя в этом разделе Фрейд утверждает, что Моисей позаимствовал монотеизм у Ихнатона, он ни разу не называет Моисея египтянином. Моисею уже не нужно этнически отличаться от евреев, чтобы избрать евреев.

Теперь я могу ответить на предыдущий вопрос. Если Фрейд считает, что триггером еврейской вины была не вытесненная память об убийстве Моисея, то что же тогда? Теперь я ответил бы, что это было отцовство Моисея, тот факт, что он снизошел до нищих рабов, назвав их своими «дорогими детьми», - и это в то же самое время было источником и огромной уверенности в себе еврейского народа, и его огромного чувства вины. Явление отца Моисея, наряду с явлением бога‑отца, составлявшим суть его учения, а также подавленное воспоминание о древнем отце, стоящее за ними, - все это проявления одновременно любви и враждебности. Любовь к отцу - Моисею, богу, древнему отцу или всем троим вместе, - а также ощущение избранности им дает ощущение уверенности в себе, а непризнанная и подавленная враждебность по отношению к нему порождают чувство вины. В последнем разделе «Человека Моисея и монотеистической религии» Фрейд пишет:

Первый эффект от встречи с тем, кто так долго отсутствовал и по кому тосковали, был грандиозным и таким, как его описывает предание о законоположении у горы Синай. Восхищение, благоговение и благодарность за то, что в его глазах была милость, - религия Моисея не знает других, кроме этих позитивных, чувств к богу‑отцу <…> Таким образом, упоение преданностью богу является ближайшей реакцией на возвращение великого отца <…>

Но <…> к сущности отношения к отцу относится амбивалентность; не могло не случиться так, что с течением времени не возникла та враждебность, которая когда‑то подвигла сыновей убить вызывавшего восхищение и страх отца. В рамках религии Моисея не было места для прямого выражения смертоносной ненависти к отцу; могла проявиться только сильнейшая реакция на нее, сознание вины из‑за этой враждебности, нечистая совесть согрешивших и продолжавших грешить перед богом Там же. С. 578‑579.
.

Обратите внимание, что «сознание вины» возникает от «смертоносной ненависти к отцу», и неважно, был ли этот отец Моисеем, Б‑гом или древним праотцем, - вероятнее всего, всеми тремя сразу. Действительно, эта враждебность «когда‑то подвигла сыновей убить вызывавшего восхищение и страх отца», но здесь нет никаких указаний на то, что она подвигла сынов Израиля убить вызывавшего восхищение и страх Отца Моисея. Конечно, не нужно никакой подавленной памяти о реальном убийстве, чтобы возбудить в сынах Израиля чувство вины; невыраженной враждебности и смертоносной ярости более чем достаточно. Потому что, как учил нас Фрейд, в глубинах подсознания желание столь же действенно, сколь и поступок.

На самом деле в этой книге Фрейд все время говорит, что память об отце служит источником еврейской вины и последующего «глубокого впечатления», которое «монотеистическая идея смогла произвести <…> на еврейский народ» Там же. С. 536.
. Однако в первой части Фрейд сначала описывает Моисея как отца в момент убийства Моисея. «Судьба сделала близким еврейскому народу великое деяние и злодеяние первобытных времен, отцеубийство, побудив повторить его с Моисеем, выдающейся фигурой отца» Там же.
. Как будто бы убийство Моисея еврейским народом превратило его в «выдающуюся фигуру отца». Когда же Фрейд во второй раз обращается к этому сюжету, получается, что Моисей с самого начала предстал перед еврейским народом в роли отца. Процитируем полностью абзац, к которому я уже обращался выше:

Несомненно, это был образ могущественного отца, который в лице Моисея снизошел к бедным еврейским батракам, чтобы заверить их, что они - его любимые дети. И не менее захватывающе должно было подействовать на них представление об одном‑единственном, вечном, всемогущем боге, для которого они не были слишком ничтожными, чтобы заключить с ними союз, и который обещал о них заботиться, если они останутся ему верными. Вероятно, им было непросто отделить образ человека Моисея от образа его бога, и они правильно догадывались об этом, ибо Моисей, по‑видимому, привнес в характер своего бога черты собственной личности, такие как гневливость и непреклонность Там же. С. 556.
.

Правда, сразу после этого Фрейд заявляет: «И если затем они убили этого великого человека, то лишь повторили злодеяние, которое в древние времена <…>», но, учитывая, что, как мы видели, невыраженной враждебности и смертоносной ярости, направленных против отца, оказалось более чем достаточно, чтобы поселить в сынах Израиля чувство вины, теперь нам понятно, почему он преуменьшает здесь значение действительного убийства Моисея - «если», конечно, оно вообще «имело место», - и поэтому во всей второй части третьего очерка мы не находим о нем больше ни одного упоминания.

Таким образом, в первом, известном всем сообщении Фрейд говорит, что источником еврейской вины послужила подавленная память об убийстве Моисея, который становится отцом только после убийства. Но во втором сообщении образ Моисея‑отца наряду с его учением о Б‑ге‑отце и амбивалентными чувствами, которые оно порождает, одновременно обусловливают у евреев и чувство уверенности в себе, и чувство вины. Это утверждение звучит правдоподобно, по крайней мере, в сфере психоанализа, и поэтому оно не требует исторической пиротехники более знаменитой истории Фрейда.

Так что где‑то в глубине «Человека Моисея» лежит поразительная нарративная ирония. В самом начале второй части третьего очерка Фрейд пишет: «Следующая часть этого исследования <…> представляет собой не что иное, как точное, зачастую дословное повторение первой части [третьей статьи], сокращенное в некоторых критических изысканиях и расширенное за счет дополнений, относящихся к вопросу о том, каким образом возник особый характер еврейского народа» Там же. С. 550. . Читатели верят ему на слово. Однако в ходе рассуждений «о том, каким образом возник особый характер еврейского народа», Фрейд радикально меняет сюжетную линию, забывает об образе Моисея как египетского вельможи, убитого собственным народом, который он освободил, и вводит на его место новый образ Моисея - внушающего восхищение и ужас «образ могущественного отца», отвергнутого собственными «дорогими детьми» и послужившего объектом их «смертоносной ненависти», но в реальности ими не убитого.

Когда кто‑то пересказывает историю - особенно очень важную историю, - он никогда не повторяет ее в точности, как бы ни доказывал рассказчик обратное. История изменяется, и сам рассказчик может этого не осознавать. Этот урок преподал нам сам учитель Фрейд, но это не значит, что сам он был исключением из этого правила.

Поразительным образом, когда евреи в пасхальную ночь садятся пересказывать историю своего исхода, сюжет, содержащийся в Агаде, радикальным образом отличается от библейского. Если библейский рассказ строится вокруг ключевой роли Моисея в освобождении народа, то в Агаде Моисей не упоминается вовсе; все внимание обращено к Б‑гу. Но этот поворот в пересказе вовсе не был случайным или неосознанным - он был сделан совершенно намеренно. Раввины, кажется, хотели гарантировать, что народ Моисея всегда сможет «отделить образ человека Моисея от образа его бога» Там же. С. 556. . Потому что раввины, в отличие от Фрейда, были людьми верующими. 

Блокбастер Ридли Скотта "Исход: Цари и боги", рассказывающий о бегстве евреев из Древнего Египта, выходит на экраны в первый день нового года. Авторитетный израильский профессор археологии Израэль Финкельштейн с фактами в руках утверждает, что Исход евреев из Египта, который упоминается в Ветхом Завете, произошел на самом деле на 1500 лет позже.

Легендарная библейская история, изложенная во второй книге Моисеевой "Исход", повествующая о массовом выходе израильтян под предводительством Моисея из Египта и о гибели войска фараона в волнах Красного моря, привлекала кинематографистов еще с эпохи немого кино. Знаменитый в свое время американский кинорежиссер Сесил Блаунт Демилль (Cecil Blount DeMille) представил ее версию в первой части своих эпических "Десяти заповедей" (The Ten Commandments), вышедших на экран в 1923 году.

Режиссер картины "Исход: Цари и боги" (Exodus: Gods and Kings) Ридли Скотт, еще не успевший порадоваться кассовым сборам своего детища, уже отгреб свою порцию критики. От вполне дельных соображений до идиотских замечаний. Особенно постарались на Западе, где наблюдательные кинокритики усмотрели некую тенденцию: чем темнее цвет кожи актера, тем ниже его социальное положение в кинокартине.

сайт хотела бы привлечь внимание читателя не к кинематографическому успеху или провалу голливудской ленты — пусть об этом судит зритель — а к собственно исторической, а точнее антиисторической канве фильма. Этот ляп допустили не кинематографисты, а задолго до них пустили в оборот богобоязненные составители Великой Книги — Библии. Отчасти именно по этой причине, а не только из-за "сионистской пропаганды", ленту "Исход" запретили к показу в Египте и Марокко.

По крайней мере, так считает декан факультета археологии при столичном Тель-Авивском университете, профессор археологии Израэль Финкельштейн (Israel Finkelstein). Свой тезис ученый из Израиля сформулировал в своей новой книге The Forgotten Kingdom - "Забытое царство". В ней исследователь обращается, как он сам выражается, к "скрытым истокам Библии". И, прежде всего, к Пятикнижию Моисея (Тора) и Книге Исход.

В 2001 году Израэль Финкельштейн в соавторстве с Нил-Ашером Зильберманом (Neil A. Silberman) опубликовали на английском языке бестселлер "Раскопанная Библия. и происхождение его священных текстов" (The Bible Unearthed), переведенный на русский язык и выложенный в интернете. На основании археологических данных авторы этого труда пришли к выводу, что на территории Палестины, Египта и по соседству не было обнаружено весомых доказательств существования великого царства Израиль, величественного "исхода" из Египта и завоевания "земли обетованной".

"Содержащаяся в Библии историческая сага, — читаем в прологе к "Раскопанной Библии", — от встречи Авраама с Богом и его путешествия в Ханаан, до избавления Моисеем детей Израиля от рабства, до расцвета и падения царств Израиля и Иудеи — была не чудесным откровением, а блестящим продуктом человеческого воображения. Как свидетельствуют археологические данные, впервые она была задумана на протяжении двух или трех поколений, около двадцати шести столетий назад. Ее родиной было Иудейское царство — малонаселенная область пастухов и земледельцев, руководимых из отдаленной столицы, расположенной в центре нагорья, на узком гребне между крутыми, скалистыми ущельями".

Специалист в своей области, Финкельштейн привык больше доверять материальным свидетельствам, а не словам. И обнаруженные за более чем семидесятилетние раскопки в этих краях безмолвные свидетели (артефакты) доказали, что громадной империи Давида и Соломона в действительности не существовало . Она явилась плодом воображения поздних редакторов Священного Писания. Никаких археологических следов существования этого мифического царства в раннем железном веке Палестины — или как называли ее древние иудеи "Пелешет", т. е. "страна филистимлян" — не сохранилось. Может быть на небесах, но не в земле.

Задолго до Финкельштейна серьезные, в том числе и еврейские ученые, критиковывали ветхозаветные побасенки про "десять казней египетских" и собственно сам Исход. Основанием для такого умозаключения служили не археологические раскопки, а отсутствие упоминания об исходе евреев из Египта в египетских источниках.

Писцы фараонов такое "важное" событие просмотрели или попросту не заметили по причине его ничтожности: ушли несколько пастушков с тучных пастбищ, ну и что? Но в сознании потомков этих беглых рабов те стародавние события превратились в нечто значительное и даже фундаментальное. История — это сцепка разных дисциплин. Чего нет в документальных источниках, о том многое могут рассказать обломки статуй, монеты, фрагменты зданий и многое другое. Однако в случае "Исхода" молчат все и вся, кроме нескольких древнееврейских сказочников.

Свою новую книгу Финкельштейн посвящает Израилю, государства на севере, который из-за прегрешений перед Всевышним в 722 году до н. э. завоевали ассирийцы и элиту которого завоеватели депортировали в Месопотамию. Редакторы Ветхого завета, напротив, происходили из Иудеи, расположенного на юге государства, где вещали почти все древнееврейские пророки.

Иудея потеряла свою государственность лишь с захватом Иерусалима Навуходоносором II, государем Вавилона, в 597 года до н. э. Перебравшись в Месопотамию и позже в Иерусалим первосвященники создавали Тору — Пятикнижие Моисея. Даже в Новом завете люди с севера называются самаритянами или самарянами, которым не ведомо сострадание, не говоря уже о том, чтобы иметь веру в Господа.

Согласно сведениям Финкельштейна, Иудея со своей столицей Иерусалимом была до 8-го века незначительным княжеством, в то время как Израиль со столицей Самарией получил признание в качестве центра власти в регионе. Разница в ранжире нашла отражение также и в культуре. Наряду с созданием в этот период всевозможных административных учреждений и размаха монументального строительства на севере Палестины (Израильское царство) развивали также и письменную культуру, а юг Палестины (Иудея) отставал от него по всем параметрам.

Двое из так называемых 12 "малых" библейских пророков, Осия и Амос (VIII век до н. э.), указывают в Ветхом завете грешным королям северной империи (царства Израиль) на Божий гнев, и в своих проповедях обращаются к "живому преданию" Израиля — теме исхода евреев из Египта в марте-апреле (1 адара-14 нисана) 2448 года до н. э. По мнению Финкельштейна, иудейские редакторы Ветхого Завета черпали свои сведения из архивных источников Израильского царства, вот и напутали с географией. И этой гипотезе есть документальное подтверждение.

Исторические предпосылки для ветхозаветного "Исхода" на самом деле существовали, но в совершенно другое время. В "Иудейских древностях" Иосифа Флавия и в Третьей Книге Царств упоминается о походе египетского фараона XXII (Ливийской) династия Шешонка I или Шешенка (в разных источниках его имя передают также как Шишак или Сусаким) на Иерусалим. Эту военную кампанию в Палестину, которая издавна относилась к сфере влияния египетской державы, фараон предпринял в 926 до н. э. В Библии сообщается, что фараон вывез из Иерусалима много сокровищ.

Данные археологических раскопок свидетельствуют, что , которую можно было бы разграбить. Скорее можно говорить о военных набегах египтян в Северную Палестину.

Воспоминание о господстве египтян к западу от Тивериадского озера, более известного как Галилейское море, Финкельштейн находит в истории царя Саула, потерпевшего поражение в битве с филистимлянами при горе Гелвуе и покончившего жизнь самоубийством. Вполне возможно, что филистимляне действовали в качестве младших компаньонов более могущественных египтян.

Следовательно, исход мог быть воспоминанием о давнишней египетской карательной экспедиции, которая по милости фараона привела к образованию нового царства, ставшего в последствии Израилем. Вместе с историей преемника Саула царя Давида исход из Египта предстает в качестве основополагающего мифа северной империи. При этом речь могла идти о "культурно-исторической памяти", замечает Финкельштейн, а не об "изображении конкретных событий".

Однако каким образом государственная идеология ненавистного Израильского царства нашла свое отражение в политико-религиозной традиции Иудейского царства, из которой в конце концов появился Ветхий Завет? И снова себе на помощь Финкельштейн призывает археологию. Он аргументирует тем, что позднее в VIII столетии до н. э. В Иудее появляются элементы высокой материальной культуры Израиля, например, производство оливкового масла, погребальные обряды и определенные типы керамики. В то же время, начиная с 730 года до н. э., в Иудее стремительно растет численность населения, которая троекратно увеличилась в течение нескольких поколений.

Финкельштейн объясняет этот феномен большим количеством беженцев, устремившихся на юг после разгрома Израильского царства ассирийским владыкой Салманасаром V. Элита разгромленного государства была депортирована в Вавилонию, а большинство подданных рассеялись по отдаленным провинциям Ассирии, попали в Иудею, куда принесли наряду со своим скарбом и свои мифы.

В других, отличных от Библии, источниках говорится, что в ту эпоху господствовала над Иудеей династия, родоначальником которой был Давид. Этим фактом возможно и объясняется, что перед редакторами Библии стояла проблема вовлечения неофитов во всеобщую историю иудеев и создание "паниудейской" идеологии. Это объясняет двойственность характера Давида в Библии: великий правитель, которому не были чужды человеческие слабости и политические оплошности. "Израиль", название погибшей северной империи, согласно Финкельштейну, было таким образом интеграционным конструктом, "аппелирующим к жителям некогда израильских территорий на севере" присоединиться к еврейской нации и его правящей династии в Иерусалиме.

В этом понимании истории "Исход" стал скоро играть новую роль. Сначала воспоминание о далекой победе над Египтом укрепляло уверенность в себе во время политики колебания Иудеи между двумя великими державами — одной на Евфрате и другой на Ниле. После захвата Иерусалима вавилонянами в 597 году до н. э. рассказ об Исходе был поставлен на службу новой теологии, как Исход из плена вавилонского.