Роман "Поднятая целина", краткое содержание которого вы найдете в этой статье, - одно из самых известных произведений классика советской литературы Михаила Шолохова. Он состоит из двух томов. При этом первый увидел свет в 1932 году, а второй был напечатан только в 1959-м. В романе рассказывается о процессе коллективизации на Дону, а также о движении "25-тысячников".

Завязка романа

Роман "Поднятая целина", краткое содержание поможет вам быстро вспомнить сюжет, начинается с того, что в январе 1930 года главный герой приезжает на хутор Гремячий Лог. Он направляется к Якову Островнову. Гостем оказывается бывший командир Островнова - Половцев, с которым они служили на Первой Мировой и Гражданской войнах.

Старые товарищи ужинают и предаются воспоминаниям. Яков Лукич считается на хуторе хорошим хозяином, умным и осторожным. Гостю он начинает жаловаться, как трудно пришлось всего добиваться. После Гражданской войны его буквально встретили голые стены, поэтому работать приходилось круглые сутки. А тут еще пришла новая власть, которая по продразверстке забрала все зерно. Приходилось платить налоги, сдавать еще и мясо, хлеб, масло.

Краткое содержание 1 книги "Поднятая целина" приведено в этой статье. Так, можно узнать, что у обитателей хутора появляется новая забота. Из района приехал некий человек, который будет организовывать колхоз. К этому нововведению все относятся с опаской, подозревают, что все, что было нажито непосильным трудом, придется отдать в общий котел. Половцев утверждает, что против этого нужно бороться, предлагает Якову вступить в "Союз освобождения родного Дона". Такова завязка романа Шолохова "Поднятая целина", краткое содержание которого вы сейчас читаете.

Коллективизация

Человеком, которого обсуждали герои в первой главе, оказывается бывший матрос Семен Давыдов, успевший поработать слесарем на Путиловском заводе. На хутор Гремячий он приезжает устанавливать коллективизацию. В романе Шолохова "Поднятая целина", краткое содержание позволяет быстро вспомнить сюжет, подробно описывается советская действительность тех лет.

Давыдов начинает с собраний местного актива и бедноты. Все присутствующие записываются в колхоз и согласовывают список кулаков. Последних ожидает конфискация имущества и выселение из своего жилья.

Активное обсуждение вызывает кандидатура Тита Бородина. Секретарь хуторской ячейки коммунистической партии Макар Нагульнов рассказывает, что Тит был красным партизаном, сам вышел из бедноты. Но после Гражданской войны с умом взялся за хозяйство, работал круглые сутки, приобрел немало болезней, но зато начал богатеть. Окружающие не раз предлагали ему дождаться мировой революции, но он утверждал, что уже воевал за то, чтобы стать всем, будучи никем.

Давыдов строг. Он утверждает, что человека следует чествовать за то, что он был партизаном, а став кулаком, следует его раздавить.

На следующий день начинается массовое выселение зажиточных крестьян, которое подробно описано в романе "Поднятая целина". Краткое содержание по главам дает об этом представление.

Женщины и дети плачут, ведется раскулачивание. Председатель сельсовета Андрей Разметнов настолько ошарашен происходящим, что поначалу отказывается в этом участвовать, но Давыдов убеждает его изменить решение.

Интересно, но в колхоз не стремились даже некоторые представителя бедноты, да и почти все середняки. Они тайно собираются, чтобы обсудить положение вещей. Среди недовольных Никита Хопров, которого фактически шантажируют тем, что во время Гражданской войны он был членом карательного отряда белых.

Островнов предлагает ему участвовать в вооруженном восстании, но Никита против. Отказываясь, он начинает задавать много лишних вопросов про Островнова. Например, интересуется, кто живет у него в доме, не он ли в действительности подбивает всех на мятеж. Этой же ночью Хопрова вместе с женой находят мертвыми. В этом принимают участие Половцев, сам Островнов и гармонист Тимофей Рваный, сын кулака.

Из района приезжает следователь, но ему не удается найти никаких улик или доказательств.

Председатель колхоза

Председателем образованного колхоза выбирают Давыдова, Островнов становится заведующим хозяйством. Сама коллективизация продвигается трудно. Не желая сдавать скотину властям, ее убивают, а семенное зерно скрывают. Все эти факты описываются в романе Шолохова "Поднятая целина". Краткое содержание по главам позволяет досконально узнать сюжет этого произведения.

Высылают Тимофея Рваного вместе с отцом. Это приводит к трагедии в семье Нагульнова, жена которого прилюдно плачет по гармонисту. Нагульнов разводится с Лукерьей.

Известная своей ветреностью Лушка начинает заигрывать с Давыдовым.

Между тем, Половцев и Яков Лукич уже созрели для восстания. Его детали описаны Шолоховым в "Поднятой целине". Краткое содержание по главам поможет быстро восстановить все в памяти. Заговорщики сообщают своим сообщникам с соседнего хутора, что намерены выступить послезавтра.

Выясняет, что их единомышленники передумали, прочитав статью Сталина "Головокружение от успехов". Теперь они утверждают, что создание колхозов не указ из центра, а теперь Сталин заявляет, что можно оставаться в своем хозяйстве. Поэтому они хотят найти общий язык с местным начальником, который ведет коллективизацию, а выступать против советской власти не готовы.

Половцев убежден, что статья - это обман. На людей заявление Сталина подействовало. Только в самом Гремячем за одну неделю поданы десятки заявлений о выходе из колхоза. Среди прочих любовница Разметнова Марина Пояркова, которая сама впрягается в оглобли, увозя борону и запашник с общего двора.

Обстановка обостряется, когда из Ярского приезжают подводы. В народе говорят, что они явились за семенным зерном. В Гремячем начинается бунт. Краткое содержание "Поднятой целины" описывает, как все происходило.

Народ избивает Давыдова, сбивает замки с амбаров, зерно расходится по рукам. Не без труда бунт удается подавить. Давыдов принимает решение не принимать никаких административных мер к тем, кто временно стал заблуждаться.

Связь с Лушкой

Лушке все-таки удается охмурить Давыдова. Она постоянно заходила к нему в дома, брала газеты, расспрашивала, не соскучился ли он по ней. В итоге Давыдов сдался, об их связи стало известно всей округе. Приходит и радостная новость. К 15 мая колхоз выполняет годовой план.

В это время противники коллективизации не опускают руки. Шолохов в "Поднятой целине", краткое содержание по главам поможет вам подготовиться к экзамену или зачету по этому произведению, рассказывает о встрече Островнова с Тимофеем, который бежал из ссылки. Они тайно видятся в лесу. Тимофей просит передать Лукерье, что ждет ее. Дома Островнова застает еще одна новость. Приехал Половцев вместе со своими товарищами. Они решают незаметно укрываться дома у Лукича.

Давыдов переживает, что его отношения с Лушкой всерьез подрывают его авторитет. Поэтому предлагает ей официально оформить отношения и пожениться. Внезапно это приводит к серьезной ссоре. Давыдов остается один, сильно переживает из-за этого, поручает все дела Разметнову, а сам уезжает работать со второй бригадой.

В бригаде все обсуждают непомерную толщину поварихи Дарьи, рабочие постоянно зубоскалят по этому поводу. А с появлением Давыдова появляется еще одна тема для постоянных шуток - в председателя колхоза влюбляется юная Варя Харламова. Она всегда общается с пылающим лицом, но Давыдов не хочет этой связи, утверждая, что он вдвое старше девушки, к тому же не красив, изранен, ей лучше расти без него. Шолохов в "Поднятой целине", содержание романа это подтвердит, уделяет внимание не только общественным процессам, но и личной жизни героев.

Как-то в бригаду приезжает верховой. Он шутит с Дарьей, помогает ей по кухне, чистит картошку, а затем велит разбудить Давыдова. Оказывается, что приехал новый секретарь райкома по фамилии Нестеренко. В его обязанностях проверить качество пахоты, а также разобраться в колхозных делах. В этих вопросах Нестеренко необычайно сведущ. Председателя Давыдова он критикует за ошибки и упущения, которые проявляются в его работе. Моряк понимает, что нужно возвращаться на хутор восстанавливать дела, к тому же стало известно, что накануне кто-то стрелял в Макара.

Покушение на Макара

Из краткого содержания "Поднятой целины", как и из романа, можно узнать обстоятельства произошедшего. Разметнов рассказывает, что глубокой ночью Макар сидел у открытого окна со своим новым приятелем дедом Щукарем, знатным шутником и балагуром. В этот момент в него и выстрелили неизвестные из винтовки.

Наутро по найденной гильзе удалось установить, что стрелял человек, который не был на войне, потому что умудрился промахнуться с расстояния в 30 метров, что не похоже на солдата. Из-за выстрела секретарь партии не получил никаких увечий, но у него развился сильный насморк, который теперь был слышен на весь хутор.

Подробное краткое содержание "Поднятой целины" детально описывает происходившие в романе события. Давыдов готовится к севу. Для этого он идет в кузницу осматривать инвентарь. Там работает кузнец Ипполит Шалый, который предупреждает председателя, что тот должен бросить Лукерью, иначе тоже рискует схлопотать пулю. Ведь Лушка встречается не только с ним одним. Выясняется, что безуспешно стрелял в Макара Тимофей Рваный.

Давыдов в тот же день передает беседу с кузнецом Разметнову и Макару. Он предлагает прибегнуть к срочным мерам - сообщить о произошедшем в ГПУ. Макар категорически против, он подозревает, что как только оперативники появятся на хуторе, Тимофей тут же исчезнет. Макар решает самостоятельно устроить засаду возле дома Лукерьи. Саму женщину на это время запирают на замок. Через три дня, наконец, появляется Тимофей, которого Макар убивает с первого выстрела. Он дает возможность Лушке с ним попрощаться и отпускает.

Поиски Половцева

Краткое содержание "Поднятой целины" приведено в этой статье. Из романа можно узнать, что на хуторе появляются новые люди, которые представляются заготовителями скота. Разметнов сразу чувствует неладное, он обращает внимание, что у них не деревенские лица, да и руки слишком чистые и белые. Разметнов задерживает новых людей, которые оказываются сотрудниками ГПУ. Они приехали из краевого управления, чтобы отыскать опасного врага Половцева, по их данным он был есаулом в белой армии во время Гражданской войны, а сейчас тайно действует против советской власти.

В личной жизни Давыдова снова все неспокойно. После партсобрания его поджидает Варя, которая рассказывает, что мать хочет выдать ее замуж, а она любит только его. Давыдов мучается всю ночь раздумьями, а на утро решает на ней жениться. Но чуть позже, пока же отправляет учиться на агронома.

Убийство оперативников

По краткому содержанию "Поднятой целины" Михаила Шолохова можно составить полноценное впечатление об этом романе, даже не читая его. В нем немало неожиданных и захватывающих сюжетных поворотов. Например, через несколько дней после описываемых событий становится известно, что оба заготовителя найдены убитыми на дороге.

Давыдов, Нагульнов и Разметнов, которые знают, что они на самом деле были сотрудниками ГПУ, устанавливают наблюдение за домами, в которых приобретался скот. Слежка приводит их к жилищу Островнова.

Читать краткое содержание по главам "Поднятой целины" вы можете прямо в этой статье. Так вы узнаете, что Макар предлагает план захвата. Они собираются с Давыдовым ворваться в дверь, Андрей в это время должен сторожить возле окна, чтобы злоумышленники не скрылись.

После краткосрочных переговоров им открывает сам хозяин. Макар сильным ударом ноги выбивает дверь, запертую только на задвижку, но выстрелить не успевает. Возле порога дома сначала взрывается ручная граната, а затем начинают стрелять из пулемета. Нагульнова уродует осколками после взрыва, он погибает на месте. Давыдов серьезно ранен из пулемета. На следующий день он скончался в больнице.

Половцева удается арестовать спустя три недели неподалеку от Ташкента. После этого начинаются аресты по всему краю. Всего удается раскрыть и обезвредить около шестисот участников антисоветского заговора.

Анализ романа

Идейное художественное содержание романа "Поднятая целина" заключается в подробном описании становления колхозного строя в советской деревни. Важное место в этом произведении занимает донское казачество. Писатель проявляет искренний интерес к судьбам народных масс во время революции.

В романе подробно описан переход к коллективизации, когда казаки вместе с крестьянами перешли к новой форме социальной жизни. Центральное место занимает противостояние сторонников социализма с контрреволюционерами.

Два персонажа, представляющие противоборствующие лагеря, - Давыдов и Половцев. Они практически одновременно приезжают в Гремячий Лог. Один должен организовать колхоз, а второй всячески противодействовать этому.

Строители колхоза

В романе описано много персонажей, которые с энтузиазмом берутся за дело и строят колхоз. Ими руководит коммунист Давыдов. Кулаки и белогвардейцы всячески этому противятся.

Интересно, что создание новой жизни связано с преодолением собственнических представлений, которые на протяжении веков культивировались среди крестьян.

В романе большое количество массовых сцен. Шолохов изображает трудный процесс ликвидации старого строя в деревне, рождение колхозов. Главная роль здесь отводится Давыдову, который стал одним из 25 тысяч коммунистов, которых партия отправила возглавить колхозы и наладить на местах новую жизнь.

Давыдов сразу находит общий язык с народом, при этом нередко ошибается, как и обычный человек. Например, ему не удается сразу распознать врага в Островнове. Он всегда стремится демонстрировать на собственном примере, как жить и действовать, это располагает к нему многих людей, он находит у них такую необходимую поддержку. Человек городской, рабочий Путиловского завода, который никогда не ходил за плугом, берется пахать, что воодушевлять окружающих собственным примером. Ему удается добиться желаемого. Люди вокруг начинают работать.

Политическое воспитание

Большое внимание уделяется Давыдовым и политическому воспитанию. Он терпеливо разъясняет жителям хутора политику партии. При этом сохраняет присутствие духа, даже когда ему грозит смерть от разъяренной толпы. Так случилось во время бабьего бунта.

Давыдова отличает удивительная черта - вера в будущее. Причем это не иллюзии и не призрачные мечты. Так, он рассуждает о казачонке Федотке, которому обещает в скором времени построить хорошую жизнь. Через двадцать лет он обещает ему работать с электроплугом, будет ему счастье, утверждает Давыдов.

Шолохов демонстрирует в Давыдове жизнерадостность, обаяние и нежность. На страницах романа появляется как вожак народной массы, цельная натура. Вместе с Давыдовым в произведении изображаются Макар Нагульнов и Андрей Разметнов. Последний рос в бедности, поэтому стремился служить в Красной армии и был предан советской власти. Но при этом он недостаточно грамотный, ему трудно разбираться в окружающей действительности, но он постоянно стремится учиться, хочет познавать новое.

Роман Шолохова был весьма популярным, став одним из главных произведений автора.

Цитата сообщения Михаил Шолохов как зеркало русской коллективизации

В 1990 году в 25-м номере "Огонька" вышла большая статья Ирины Коноваловой "Михаил Шолохов как зеркало русской коллективизации". Она произвела на меня колоссальное впечатление, заставив взглянуть по-новому на многие с детства привычные вещи, ставшие для целых поколений неоспоримыми догмами.

За прошедшие четверть века имя автора я прочно забыл, и мне стоило немалых трудов составить результативный запрос в Google. Нашел-таки. И теперь узнал, что Ирина Коновалова в ту пору была штатным сотрудником редакции журнала "Сельская жизнь", так что обвинять ее в дилетантстве и незнании вопроса может только идиот или лицемерный негодяй.

Предлагаю вашему вниманию в продолжение "шолоховской" темы. Напоминаю: написано хоть и в Перестройку, но все еще при советской власти, с невыветрившейся привычкой к обязательным реверансам в ее сторону, самоцензуре и спинномозговым страхом перед КГБ.

Сначала книгу "Поднятая целина" читали почти как пособие по классовой борьбе и коллективизации, не ставя под сомнение ни её реализм, ни идейную направленность. Достаточно того, что в центре романа были большевики, а уж правы они или нет, справедливо ли и перспективно их дело - определяли для читателя не писатель и не сам роман, а окружающая жизнь и установки партии. Насколько примитивная, настолько же и мощная новая мифология не только не позволяла широкой аудитории различать оттенки многообразной действительности, но и заставляла легко и убеждённо воспринимать чёрное как белое и наоборот. Кулак - вредитель, интеллигент - подозрительный тип, человек в галстуке - мещанин... Подобные стереотипы резко преломляли отношение к жизни и к литературе.
Позднее роман стал почти учебником истории, своеобразным первоисточником, из которого узнавали о коллективизации и её коллизиях, основываясь, увы, на тех же стереотипах.

В самое последнее время, когда мы начали отказываться от прежних догм и стереотипов, когда на нас хлынул буквально потоп фактов, документов, свидетельств разных периодов отечественной истории, возник парадокс - расхожим стало мнение: всё было не так, как писал Шолохов. Слишком знакомым кажется роман, чтобы перепроверять это мнение. Но всё же спросим себя: не так писал Шолохов или не так мы его читали? О чём же его роман, что хотел показать сам писатель, как относился к происходящему, к своим персонажам?

Пожалуй, самый колоритный образ в "Поднятой целине" - Макар Нагульнов, секретарь Гремяченской ячейки. Мы любили Нагульнова всей душой, сильнее даже, чем душку Давыдова. Мы любили его за то, что он старый член партии, бывший красный партизан, орденоносец-краснознаменец, за то, что он честный, бескорыстный, бескомпромиссный боец революции, бесконечно преданный её идеалам. За это прощали Макару "некоторые перегибы". Говоря словами Давыдова, "путаник, но ведь страшно свой же!". Вот главное: мы были с Нагульновым свои, в одном окопе, и он, отдавший все силы и саму жизнь за наше общее дело, был для нас героем.

Сегодня, когда так стремительно изменилась вдруг вся жизненная система координат, мы с Нагульновым оказались едва ли не по разные стороны баррикад. Мы взглянули на него с новой, с противоположной точки зрения и ужаснулись: да ведь он экстремист, жестокий, страшный тип! Ему ничего не стоит ударить человека, под дулом нагана добиться у него ложного оговора, выудить расписку, арестовать невинного, совершить самосуд. А как убеждает он Давыдова насчёт владельцев личного скота: "Режут скотину, гады! Готовы в три горла жрать, лишь бы в колхоз не сдавать. Я вот что предлагаю: нынче же вынести собранием ходатайство, чтобы злостных резаков расстрелять!.. На чём будем сеять, ежели не вступившие в колхоз быков перережут?.. Сёма! Жаль ты моя! Чего у тебя мозга такая ленивая?.. Ить пропадём мы, ежели с посевом не управимся!.. Надо беспременно расстрелять двоих-троих гадов за скотину!" Ничего себе! Да ведь и расстреляет хозяина коровы за то, что тот посмел собственной живностью распорядиться по своему усмотрению, и оправдает произвол интересами дела. Этот абстрактный гуманист будет убиваться: "В сердце кровя сохнут, как вздумаешь о наших родных братьях, над какими... буржуи измываются". Однако жалость, проявленная Размётновым к конкретным малым ребятишкам раскулаченного Гаева, которых в январскую стужу вышвырнули из дома, доводит его до истерики: "Как служишь революции? Жа-ле-е-ешь? Да я... тысячи станови зараз дедов, детишек, баб... Да скажи мне, что надо их в распыл... Для революции надо... Я их из пулемёта... всех порежу!"

Но в 1930-м не слышно команд "порезать всех из пулемёта", борьба "за идею" ведётся иными методами. Да и установка на мировую революцию устарела - идёт "строительство социализма в отдельно взятой странеё. И сорокалетний партизан ищет себе применение, превращая в поле битвы любую хозяйственную кампанию. Благо они действительно напоминают боевые действия. Когда же наган неуместен, становится лишним и Нагульнов. Он изнывает от бездействия, болтается по роману, то скупая хуторских петухов и устраивая "небесные хоралы", то философствуя ночами со Щукарём, то зубря английские слова. Пытается помогать председателю колхоза по хозяйству, но он к этому не приспособлен. Ему скучно. И Шолохов, сжалившись, убивает его.

Да, мы любили Нагульнова. Теперь впору ужасаться. Но ведь Шолохов с самого начала не идеализировал его, не любовался им, ничуть не приукрашивал - оставил таким страшным и одновременно убогим, какими и были Нагульновы в действительности. Готовые бросить в жертву абстрактной идее весь мир, сами они оказались её первыми жертвами.
Нет у Нагульнова ни своего уютного гнезда, ни родных, ни привязанностей, ни детей. Хуторяне с опаской сторонятся его, товарищи по партии считают чудаком, единственный собеседник его и родственная душа - дед Щукарь.

В сущности, до предела схематичный образ секретаря партийной ячейки - это олицетворение раздетой до неприличия казарменно-коммунистической идеи. Нет, не может нормальный человек выдержать проверку этим непосильным грузом. Потому и Нагульнов у Шолохова одинокий, ущербный, глубоко страдающий от своего добровольного аскетизма. Контуженый рыцарь революции. Не потому ли мы сочувствовали ему, что сами были сильно контужены красной идеей?

Для представителя Советской власти Андрея Размётнова не находит Шолохов ни героических, ни трагических красок. Тут тем более не может быть и речи об идеализации - образ председателя сельсовета беспощадно реалистичен, узнаваем даже в сегодняшних его преемниках. Легковесный, никчёмный человек, поставленный у власти, по своей природе неспособен быть устроителем новой жизни.
Хозяином он отроду не бывал. Когда в 1913-м двадцатитрёхлетним уже женатым казаком, не обременённым детьми, уходил он на службу, то "не только коня, - и полагающееся казаку обмундирование не на что было ему купить". Овдовевший Размётнов сошёлся, вернувшись с гражданской, с Мариной Поярковой, тоже вдовой. Андрей крыл ей хату чаканом, она зазвала его вечером в хату, угостила, поднесла стаканчик и сама предложила переночевать. "Уже перед зарёй она спросила: - Придёшь завтра хату докрывать?.. Не ходи... Ну, уж какой из тебя крыльщик! Дед Щукарь лучше тебя кроет, - и громко засмеялась: - Нарочно тебя покликала!.. Чем же, окромя, примануть? То-то ты мне убытку наделал! Хату всё одно надо перекрывать под корешок". Через два дня хату перекрывал дед Щукарь, "хуля перед хозяйкой никудышную работу Андрея". Люмпен Щукарь рукастей Андрея - и добавить к этому нечего.

Но вот он выбился в начальство, и казаки пеняют ему в ссоре: "В сапогах зиму и лето ходишь, а нам и на чирики товару нету!.. Комиссаром стал!.. Наел мурло..." Андрюшка гуляет по хутору "с уверенной ухмылкой, поигрывавшей в злобноватых его глазах", и грозится: "Мы им рога посвернём! Все будут в колхозе". Однако даже Нагульнову надоели его болтовня и безделье: "Почему же ты фуражечку на бочок сдвинешь и по целым дням сиднем сидишь в своём Совете, либо замызганную свою портфелю зажмёшь под мышкой и таскаешь по хутору, как неприкаянный? Что, секретарь твой не сумеет какую-нибудь справку о семейном положении выдать?"

Хуторяне не выказывают представителю власти никакого почтения, по-прежнему кличут Андрюшкой и понимают насквозь: "Андрюшка Размётнов - этот рыском живёт, внатруску, лишнего не перебежит и не переступит, пока ему кнута не покажешь... Значит, что ему остаётся делать при его атаманском звании? Руки в бока - и распоряжаться, шуметь, бестолочь устраивать, под ногами у людей путается..."
Скажите, ну какая из Андрюшки власть? Добрые люди никогда не отдали бы за него свои голоса, и будь выборы хоть чуть демократичнее, не видать ему должности председателя Совета. Но именно такая, картонная, декоративная Советская власть и такие марионетки Размётновы устраивали власть подлинную. И лишь сравнительно недавно этой незадачливой чиновничьей братии вышел срок.

Рабочий Давыдов. Он, конечно, главное действующее лицо уже потому, что приезжает он в Гремячий Лог - действие начинается, погибает - роман окончен. Именно Давыдов традиционно воспринимался как безусловно положительная фигура. Может быть, таким и хотел представить нам его Шолохов? Что-то не похоже. Иначе зачем бы он стал сообщать нам о герое такие неприглядные подробности?..

У Семёна щербина во рту - зуба лишился по пьяному делу. Татуированная грудь. Татуировка сентиментальная и невинная, но на животе... Позвольте, но это-то уж зачем сообщать?.. Однако писателю виднее: "В годы гражданской войны молодой, двадцатилетний матрос Давыдов однажды смертельно напился. В кубрике миноносца ему поднесли ещё стакан спирта. Он без сознания лежал на нижней койке, в одних трусах, а два пьяных дружка с соседнего тральщика - мастера татуировки - трудились над Давыдовым, изощряя в непристойности свою разнузданную пьяную фантазию..." Ладно, с кем не бывает. Ну ещё картишками увлекался, особенно игрой в очко, - молодость, знаете ли... И то, что теперь, уже будучи 35-летним человеком, герой книги в руки не берёт, тоже несущественно - эка невидаль! Настораживают более прозаические обстоятельства.

Почему, к примеру, в январскую стужу человек одет в поношенное пальтецо, кепчонку и старенькие скороходовские ботинки, а весь багаж его при переезде по новому месту работы составляют две смены белья, носки и костюм? Что это может означать? Ведь человек-то уже девять лет трудится слесарем на Краснопутиловском заводе - завидное место и солидный заработок. Большая семья? Нет, он одинокий. Почему так: мужик до тридцати лет болтается неженатым? Или порченый? Или роковая любовь? Да какая там любовь! "Были короткие связи со случайными женщинами, никого и ни к чему не обязывающие, только и всего... Кроличья любовь!" Где же это видано, чтобы заставлять положительного героя так срамиться перед читателем: "Чтобы поскорей забыть неприятное, он в смятении поспешно закуривал новую папиросу, думал: "...Ничего себе, достойно прожил с женщинами, не хуже любого пса!""

Нет, это кто хотите, но только не герой - легкомысленный тип какой-то. И зачем спровадил его Шолохов в деревню - в завклубы, что ли? Нет, это не Шолохов его направил, а партия. И не завклубом, а председателем колхоза. Он, видать, знаток? Казаки оценили это в первый же день: "Товарищ уполномоченный в сельском хозяйстве мало понимает, за плугом он, кубыть, не ходил по своей рабочей жизни и, небось, к быку не знает с какой стороны надо зайтить", - деликатно замечают ему.

Сосватают вот этакого втёмную, а он возьми да и начни тут же с парторговой женой амурничать. Подобного сатирического треугольника не сыскать во всей советской литературе. И антисоветской. Чтобы председатель колхоза загулял с женой партийного вожака, да чтобы оба они сохли по такой-то пустой, взбалмошной, капризной бездельнице Лушке, да чтобы этот треугольник разрешили не мужики, а она сама, предпочтя им обоим кулацкого сынка, развенчав их идейную, а заодно и мужскую мощь... - после такой карикатуры взаимоотношения героя с писателем и вовсе не укладываются в схему "кумир - обожатель".

"Меня послала к вам наша Коммунистическая партия и рабочий класс, - объявляет Давыдов собранию бедноты цель своего прибытия, - чтобы помочь вам организовать колхоз и уничтожить кулака как общего нашего кровососа". Видимо, "кровосос" вконец разоряет страну? Нет, как раз "кулака терпели мы из нужды: он хлеба больше, чем колхозы, давал", - признаёт Давыдов. Так за что же? А за то, что в стране трудности с хлебом, а гегемон кушать хочет. "С хлебом трудности оттого, что кулак его гноит в земле, у него с боем хлеб приходится брать!" - вторит пропагандистским уткам Давыдов. Но если кулака уничтожить, он же хлеб вовсе перестанет производить - где же логика? Притом "кровососов" в Гремячем Логу несколько, а середняков двести - почему же Давыдов уверен, что "середняцко-бедняцким хлебом Советский Союз не прокормишь"?

Простим малообразованному балтийцу, что он не ведает истинных возможностей земли и тех, кто на ней живёт. Но не простится тем, кто вбил ему в голову преступную ложь и сделал посланцем беды.

Давыдов чувствует себя в деревне едва ли не благодетелем. "Надо больше сеять", - с классовым превосходством учит он жить "тёмного мужика". "Партия предусматривает сплошную коллективизацию, чтобы трактором зацепить и вывести вас из нужды... Пятьсот миллионов целковых дают колхозам на поправку, это как?" Да вот так: сколько есть у нас нынче земли - перепахали и засеяли; тракторов выпускаем больше всех в мире, подачками попрекаем крестьянина с каждой трибуны... Теперь, как та старуха у разбитого корыта, вздыхаем о несбыточной малости: хозяина бы вернуть.

Простите, а хозяин - это кто? Неужто... Но сперва давайте разберёмся с теми, кто не хозяева. Размётнов с Нагульновым - не хозяева, это точно: один по бездарности, второй - из идейных соображений. Давыдов тоже определённо не хозяин. И не будет им никогда. Во-первых, хозяин - это человек особенный, это талант, которого по всем признакам питерский посланец лишён. А во-вторых, и это главное, не затем его партия в деревню послала, чтобы он тут хозяином стал. Не затем партия начала коллективизацию, чтобы мелких хозяйчиков сорганизовать в мощных коллективных хозяев-собственников, чтобы из мелкотоварной рыночной стихии возник рынок крупных самостоятельных производителей. Давыдов призван, а точнее, пожертвован, чтобы создавать принципиально иную, плановую экономику и послужить в административно-командной системе надёжным винтиком. Давыдов как раз соответствовал целям и задачам текущего момента. Именно железная партийная дисциплина нашей сплошь партийной председательской гильдии являлась и поныне остаётся той арматурой, на которой держится система.

При первом же знакомстве секретарь райкома потребует от него "ежедневно коннонарочным сводки слать" и, поставив задачу - "гнать вверх до ста процентов коллективизации", скажет сакраментальное: "По проценту и будем расценивать твою работу". Знакомься, Давыдов, это теперь твои божки: План, Вал, Процент, Отчётность. "Смотри, Давыдов! Невыполнение важнейшей директивы райкома повлечёт за собой весьма неприятные для тебя оргвыводы!" - стращает его секретарь райкома. "Семфонд должен быть создан ещё к первому февраля, а ты..." Давыдов поначалу вздумает брыкаться: "А я его создам к пятнадцатому, факт! Ведь не в феврале же сеять будем?", но потом попривыкнет к хомуту, разберётся, что не он здесь хозяин.

Сегодня век колхозных дилетантов-службистов на исходе. Как только откроются двери в рынок, Давыдовы окажутся не у дел. Их система рухнет.

Обманутое поколение - даже сегодня, когда мы знаем о них правду, эти романтики вызывают сочувствие. Неоднозначно отношение к ним и Шолохова: казалось бы, тем, что уготовил для главных героев совершенно не героическую смерть, писатель уже вынес им окончательный приговор, но тут же следует знаменитое признание: "Вот и отпели донские соловьи дорогим моему сердцу Давыдову и Нагульнову..." - выходит, он-таки их любил? Ну на то и настоящий писатель, чтобы всякого своего героя любить, как дитя. И уж так заведено в добропорядочных семьях, что больных, увечных, несчастных детей любят и балуют куда больше, чем здоровых.

Итак, гремяченские коммунисты не хозяева и хозяевами не станут. Впрочем, и не рвутся - они главные устроители, администраторы. Ну а те, к кому по приезде обращается с пламенной речью Давыдов - 32 человека, - гремяченский актив и беднота? Нет, на них надежда хлипкая. Посудите: из 230 примерно дворов к 1930 году лишь эти и остались в хуторе при прежних нищенских обстоятельствах. За тринадцать лет новой власти только у них ещё не нажито ничего - ничего, чему они были бы хозяевами. Восемнадцать таких-то состоят в товариществе по совместной обработке земли, о котором Нагульнов говорит: "Это есть одно измывание над коллективизацией и голый убыток Советской власти... Они кредиты берут, но отдать их не смогут и за долгий срок. Зараз объясню - почему: будь у них трактор, - другой разговор, но трактор им не дали, а на быках не скоро разбогатеешь. Ещё скажу, что они порченую ведут политику, и я их давно бы разогнал за то, что они подлегли под Советскую власть, как куршивый телёнок, сосать - сосут, а росту ихнего нету. И есть такие промеж них мнения: "Э, да нам всё равно дадут! А брать с нас за долги нечего". Отсюда у них развал в дисциплине, и ТОЗ этот завтра будет упокойником". Нет, трактором подобные ТОЗы, с их иждивенческими настроениями, не вытянуть. Однако и погибнуть мы им не дадим. И они, только уже в образе убыточных колхозов, за пятьдесят лет так "подлягут под Советскую власть" и так привыкнут качать средства и права, что не только разогнать их, как предлагал Макар, но и обнести их общественной ложкой нынче не моги.

Понятно, что середняки не желают с бедняками смешиваться: "Я буду стараться в колхозе, а другой, вот как наш Колыба, будет на борозде спать. Хоть и говорит Советская власть, что лодырей из бедноты нету, что это кулаки выдумали, но это неправда. Колыба всю жизню на пече лежал. Весь хутор знает, как он одну зиму на пече так-то спасался, ноги к двери протянул. К утру ноги у него инеем оделись, а бок на кирпичине сжёг. Значится, человек до того обленился, что с печки и по надобности до ветру встать не могёт. Как я с таким буду работать? Не подписуюсь на колхоз!"...

Академик ВАСХНИЛ В. А. Тихонов, комментируя недавно в печати социологическое обследование современной деревни, особо выделил такую группу: "20 процентов не работают ни при какой системе. Они были и раньше - Щукари, Якуши Ротастенькие, - но Советская власть социальным иждивенчеством создала для них исключительно благоприятные условия".

Конечно, в Гремяченском ТОЗе не сплошь люмпены, есть там и старательные, как Ушаков и Любишкин, работники. Однако исполнительный работник ещё не есть хозяин. И вовсе не потому, что у одного что-то нажито, а у другого нет. Одно то, что человек наживает, приумножает и бережёт собственность, вызывает у Любишкина такую же, как у Нагульнова, оголтелую враждебность к любому. Даже к бывшему бедняку и своему товарищу Титу Бородину, историю которого Нагульнов рассказывает Давыдову на собрании бедноты:

"Этот Бородин... в восемнадцатом году добровольно ушёл в Красную гвардию. Будучи бедняцкого рода, сражался стойко. Имеет раны и отличие - серебряные часы за революционное прохождение... И ты понимаешь, товарищ рабочий, как он нам сердце полоснул? Зубами, как кобель в падлу, вцепился в хозяйство, возвернувшись домой... И начал богатеть, несмотря на наши предупреждения. Работал день и ночь, оброс весь дикой шерстью, в одних холстинных штанах зиму и лето исхаживал. Нажил три пары быков и грызь от тяжёлого подъёма разных тяжестев, и всё ему было мало! Начал нанимать работников, по два, по три. Нажил мельницу-ветрянку, а потом купил пятисильный паровой двигатель и начал ладить маслобойку, скотиной переторговывать. Сам, бывало, плохо жрёт и работников голодом морит, хоть и работают они двадцать часов в сутки да за ночь встают раз по пять коням подмешивать, скотине метать. Мы вызывали его неоднократно на ячейку и в Совет, стыдили страшным стыдом, говорили: "Брось, Тит, не становись нашей дорогой Советской власти поперёк путя!.." Нагульнов вздохнул и развёл руками. - Что можно сделать, раз человек осатанел? Видим, поедает его собственность! Опять его призовём.., уговариваем, грозим, что в землю затопчем его, раз он становится поперёк путя, делается буржуем и не хочет дожидаться мировой революции... И мы его лишили голосу гражданства. Он было помыкнулся туда и сюда, бумажки писал в край и в Москву. Но я так понимаю, что в центральных учреждениях сидят на главных постах старые революционеры и они понимают: раз предал, - значит, враг, и никакой тебе пощады!"

Конечно, писатель не в силах изменить эту коллизию. Однако он даёт такую убийственную отповедь устроителям новой жизни и так нарочито искусственно пристёгивает её к сюжету, что не остаётся сомнений, на чьей стороне его пристрастия и сама истина. "Ну он, то есть Титок, нам отвечает: "Я сполняю приказ Советской власти, увеличиваю посев. А работников имею по закону... Я был ничем и стал всем, всё у меня есть, за это я и воевал. Да и Советская власть не на вас, мол, держится. Я своими руками даю ей что жевать, а вы - портфельщики, я вас в упор не вижу".

Приятно, однако, повстречаться с таким неординарным человеком. Его осмысленные поступки, логичные рассуждения, его деловая хватка и даже лексикон выдают в нём человека совсем иного, качественно отличного не только от Щукарей, но и от Ушаковых и Любишкиных. Это хозяин.

В то время как Бородин старается "из ничего стать всем", Любишкину требуется поводырь: "Я сам до колхозного переворота думал Калинину письмо написать, чтобы помогли хлеборобам начинать какую-то новую жизню. А то первые годы, как при старом режиме, - плати налоги, живи как знаешь. А РКП для чего? Ну, завоевали, а потом что?"... В то время, как Любишкин с Ушаковым оправдывают свою нищету многодетностью и нехваткой рабочих рук, в хуторе крепнут хозяйствами кулак Гаев, у которого одиннадцать детей, Фрол Дамасков - "маленький тщедушный старичишка", единственная опора которого в двадцатидвухлетнем сыне, и даже вдовая пожилая уже Марина Пояркова... Хозяева собираются силами в машинном товариществе вокруг Фро’лова двигателя, а Любишкин проедает свой ТОЗ, жадно косится на чужое и торжествует наконец: "Двигатель-то у вас в прошлом году отняли. А зараз мы и Фрола твоего растребушили с огнём и дымом!"... Ну и отняли, ну и растребушили - ну и что? Фрол-то минувшим летом не захотел отдать хлеб, у него силой отняли и штраф ему присудили, а он... "Он опять на энтот год будет Фролом Игнатичем! А весной опять придёт меня наймать!" - недоумевает возмущённый Любишкин, и вот этого ему решительно не понять: "...Всё разговоры, да разговоры "кулака уничтожить", а он растёт из года в год, как лопух, и солнце нам застит".
Так и водит перед нами Шолохов этого Любишкина, как сомка на удочке, так и демонстрирует со всех сторон лучшего в хуторе наёмного работника. Пока мы не уясним крепко, что даже старательному работнику до настоящего хозяина - как до Луны. "Отдайте нам его машины, его быков, силу его отдайте, тогда будет наше равенство!" - не унимается Любишкин, наивно полагая, что, завладев чужим добром, он автоматически станет сильным, талантливым, предприимчивым культурным хозяином, - он и Давыдова сразу принял душой потому, что почуял в нём своего союзника. Ведь тот, не смущаясь, объявляет, что прибыл сперва учинить разбой, а потом из награбленного собирать колхоз: "В этом и есть политика нашей партии!.. Уничтожить кулака как класс, имущество его отдать колхозам, факт!"

Но подобный "факт" уже имел место в семнадцатом: отобрали и разделили - что ж, разбогатели? Нет, проели до дна, снова кушать охота. Хлеб нужен теперь же, а обещанных тракторов ещё ждать и ждать - чем же вооружить будущих колхозников? "Кулаков громить ведите!" - возбуждённо вторит Давыдову гремяченский актив и беднота, сразу оценив цели и задачи момента. Снова отнимем и проедим, жаль, "кровососов" маловато. Ничего, зато уж потом двинем широким фронтом на середняка, тем более этому ещё не вполне окрепшему хозяину загодя приклеен соответствующий ярлык "подкулачника".

Разбой в "Поднятой целине", надо сказать, описан преобычный, вызывающий у нормального человека, как и положено, возмущение и гнев. Грабители тоже рядовые: жадные до мелочности, развязные, безжалостные, упоённые превосходством силы. Но что касается "кровососов", их поведение никак не соответствует ситуации - они не взывают о снисхождении, не валяются в ногах, не юлят, выдабриваясь.
И особым покровительством Шолохова пользуется Бородин. По Титку уже скучает ГПУ, ну так пусть он хоть на словах разочтётся с "товарищами", понасмешничает, играя "острыми, как у хоря, но весёлыми глазами": "Имущество забираете, да ещё отрез последний? Кулак должен быть с отрезом, так про него в газетах пишут. Беспременно чтобы с отрезом. Я, может, им хлеб насущный добывать буду, а? Селькоры мне без надобностев..."

Ну, Титок! Как он это тонко, особенно, - кто понимает - про селькоров! До боли жалко терять таких-то людей. Ладно хоть Шолохов позволяет ему вдоволь покуражиться над Нагульновым и даже напоследок садануть пару раз по голове железной занозой самого зачинщика Давыдова, уронив его пролетарскую гордость.

Ну а как же защищаться жертвам произвола? Тимофей Дамасков, к примеру, рванул в город к прокурору - права качать, но, вернувшись, "рассказывал о том, как сурово встретил его прокурор, как хотел вместо рассмотрения жалобы арестовать его и отправить обратно в район". Прокурор, безусловно, понимает, что в Гремячем творится беззаконие. Но, как юрист, прокурор знает также, что в стране давно правит не закон, а партийная диктатура.

Закон безмолвствует - значит, произвол санкционирован свыше. Как сообщает нам Шолохов в самом начале романа, в 1930 году правоохранительные, карательные органы, армия, огромный аппарат были в непосредственном подчинении мощного ареопага. Прибывший из Ленинграда Давыдов задаётся философским вопросом: раз в "Правде" опубликована речь Сталина, в которой вождь даёт директиву "повести решительное наступление на кулачество, сломить его сопротивление, ликвидировать его как класс...", "почему нельзя совсем его - к ногтю?". Секретарь райкома, отчаявшись убедить Давыдова, что таким манером можно спугнуть середняка, режет ему напрямую, как коммунист коммунисту: "Да уж будь спокоен! Если бы необходима и своевременна была такая мера, крайком прямо приказал бы нам: "Уничтожить кулака!.." И по-жа-луй-ста! В два счёта. Милиция, весь аппарат к вашим услугам...".

Морально-нравственное убожество этих "пламенных революционеров" показано тут, конечно, в обнажённом варианте. Но главное, дана точка отсчёта абсолютного бесправия личности, социальных групп и даже целых классов перед тоталитарной системой, с одной стороны, а с другой - самодурство и всевластие системы, не оставляющей ни малейшей надежды жертвам её на защиту и справедливость.
Так же, как чистейшим произволом явилось раскулачивание, вне всяких норм морали и права осуществлялась проводимая параллельно коллективизация. Запуганные безнаказанностью бедняцкого актива, возглавляемого коммунистами, середняки идут в колхоз из страха стать очередной жертвой новой власти. Нагульнов признаётся: "Я за колхоз как агитировал? А вот как: кое-кому из наших злодеев, хотя они и середняки числются, прямо говорил: "Не идёшь в колхоз? Ты, значится, против Советской власти? В девятнадцатом году с нами бился, супротивничал, и зараз против? Ну, тогда и от меня - миру не жди. Я тебя, гада, так гробану, что всем чертям муторно станет!" Говорил я так? Говорил! И даже наганом по столу постукивал. Не отрицаюсь!"

После выхода в "Правде" известной статьи Сталина "Головокружение от успехов" люди, было, поверили, что "активистам" дан отбой и насилие прекратится, рванулись на волю, за одну только неделю из колхоза вышло около ста хозяйств. Однако свобода обернулась издевательской насмешкой: их выпустили, что называется, нагишом.

Даже Нагульнов, ещё пару месяцев назад предлагавший расстреливать "резаков", возмущается: "...Почему выходцам не приказано было возвращать скот? Это не есть принудительная коллективизация? Она самая! Вышли люди из колхоза, а им ни скота, ни инструмента не дают. Ясное дело: жить ему не при чём, деваться некуда, он опять и лезет в колхоз. Пищит, а лезет".

Так ломали, насиловали и укрощали хозяина.

Я знаю, что не все считают корректным говорить об утраченном чувстве хозяина с высоты современного опыта. Теперь, мол, когда эта категория снова в ходу, легко осуждать тех, кто уничтожал элиту крестьянства. Но они же, мол, не знали, что это элита, у них была иная иерархия ценностей, в которой хозяину не нашлось места.

Неправда. Хоть в "светлом будущем" для хозяина действительно не отводилось социальной ниши, однако, как и в любые времена, при новой власти цену хозяину знали. И не случайно назвать эту высокую цену в "Поднятой целине" писатель заставляет могильщиков хозяина. Распекая незадачливых ТОЗовцев, Размётнов ни с того ни с сего вдруг восхищённо ахает: "Им бы в председатели Якова Лукича Островнова. Вон - голова! Пшеницу новую из Краснодара выписывал мелонопусой породы - в любой суховей выстаивает, снег постоянно задерживает на пашнях, урожай у него всегда лучше. Скотину развёл породную. Хоть он трошки и кряхтит, как мы его налогом придавим, а хозяин хороший, похвальный лист имеет". А буквально через неделю-другую, пригласив Якова Лукича (и всегда-то и для всех он исключительно Яков Лукич) на должность колхозного завхоза, Давыдов выходит от него с пачкой агрономических журналов под мышкой, довольный результатами посещения и ещё более убеждённый в полезности Островнова. "Вот с такими бы можно в год перевернуть деревню! Умный мужик, дьявол, начитанный. А как он знает хозяйство и землю! Вот это квалификация!"

Ну, слава Богу, разглядели золотничок. Однако "устроители" не понимают, что такие-то золотнички в шлаке сплошной коллективизации поблёкнут и потеряются. Им невдомёк то, что очевидно для середняка Кузьмы: "В колхоз надо, по-моему, людей так сводить: какие работящие и имеют скотину - этих в один колхоз, бедноту - в другой, зажиточных - само собой, а самых лодырей на выселку, чтобы их ГПУ научила работать. Людей мало в одну кучу свалить, толку один чёрт не будет..."

Верно, только для этого нужно предоставить людям право кооперироваться добровольно. Но то, чего хотят от Островнова "устроители", не сбудется никогда - в административно-командную колхозную систему он не впишется. Тут противоречие неразрешимое: чтобы Яков Лукич и хозяином остался, и сделался бы ручным, управляемым, ниже ростом - это невозможно.

Чего хотел Островнов в жизни, ради чего "всю жизнь тянулся к богатству"? Думал окрепнуть, "сына учить в новочеркасском юнкерском училище, думал купить маслобойку.., думал возле себя кормить человек трёх работников.., открыв торговлишку, перекупить у неудачного помещика... полузаброшенную вальцовку... В думках тогда видел себя Яков Лукич не в шароварах из чёртовой кожи, а в чесучовой паре, с золотой цепочкой поперёк живота, не с мозолистыми, а с мягкими и белыми руками... Сын вышел бы в полковники и женился на образованной барышне, и однажды Яков Лукич подкатил бы за ним к станции не на бричке, а на собственном автомобиле..." Выражаясь популярно, мыслил он себя полезным обществу современным цивилизованным предпринимателем и уважаемым человеком - что в том плохого? Но Советская власть не дала развернуться Островнову в полную силу, "потому он и жил скучно, как выхолощенный бугай: ни тебе созидания, ни пьяной радости от него..."

Конечно, Островнов - враг Советской власти, он, как известно, враг-вредитель, да и вообще за ним числится ряд неблаговидных, аморальных и даже преступных поступков. Однако почему человек вступил в конфликт с системой? Послушаем-ка самого врага-вредителя:
"Вот зараз про себя вам скажу: вернулся я в двадцатом году из отступа... Вернулся к голому куреню. С энтих пор работал день и ночь. Продразвёрсткой в первый раз обидели товарищи: забрали всё зерно под гребло. А потом этим обидам и счёт я потерял. Хоть счёт-то им можно произвесть: обидют и квиток выпишут, чтоб не забыл. - Яков Лукич встал, полез рукой за зеркало и вытянул, улыбаясь в подстриженные усы, связку бумаг. - Вот они тут, квитки об том, что сдавал в двадцать первом году: а сдавал и хлеб, и мясу, и маслу, и кожи, и шерсть, и птицу, и целыми быками водил в заготконтору. А вот это окладные листы по единому сельскому налогу, по самооблогу и опять же квитки за страховку... И за дым из трубы платил, и за то, что скотина живая на базу стоит... Словом... жил я - сам возля земли кормился и других возля себя кормил. Хоть и не раз шкуру с меня сымали, а я опять же ею обрастал..."

Обидно Островнову: "Не будь гонения на богатых, я бы, может, теперь по моему старанию, первым человеком в хуторе был. При вольной жизни я бы зараз, может, свой автомобиль-держал!" (Дался ему этот автомобиль!)

Ну и как вы полагаете, может нормальный человек любить своего мучителя, который воли его лишает, грабит бессчётно, унижает, ставит на колени? Тут и Шолохов, отступая от своих художественных принципов, даёт откровенную лобовую ремарку: "Советская власть обижала Якова Лукича налогами и поборами десять лет, не давала возможности круто повести хозяйство, зажить богато - сытней сытого, Советская власть Якову Лукичу и он ей - враги, крест-накрест". Вот и разгадка: сначала "Советская власть Якову Лукичу", а уж потом "он ей". Это она раз за разом бьёт наотмашь и подняться не даёт, и за это уже он, не причинявший ей пока никакого вреда, пропитывается ответной враждебностью. Загнала его жизнь в угол, заставила огрызаться. Хотя по натуре Яков Лукич - и это подчёркивает писатель, - ну какой из него боец, ну какой в самом деле повстанец! - долготерпеливый обыватель, аккуратный налогоплательщик, трусоватый, не выносящий вида крови человек. Нет, это не Шолохов, а Советская власть кидает Островнова в объятия настоящим врагам, и он, став скорее заложником, чем пособником есаула Половцева, оказывается между молотом и наковальней.

Подпоручик Лятьевский говорит ему это откровенно: "А зачем ты, дура этакая стоеросова, связался с нами?.. Половцеву и мне некуда даваться... А вот ты?.. Ты, по-моему, просто жертва вечерняя. Эх, ты... Жук навозный!" И моментально "жук навозный", "жертва вечерняя" начинает оправдываться, что, конечно же, он не из каких-то там классовых или идейных соображений, а из одной только безвыходности положения: "Так житья же нам нету!.. Налогами подушили, худобу забирают, нету единоличной жизни, а то само собою, на кой вы нам ляд... и нужны. Я бы ни в жизню не пошёл на такой грех!"

Островнов в убийстве Хопровых участвует, старуху-мать заморит единственно из страха разоблачения. В том, что колхозников заработком ущемляет, тоже никакого специального плана - тем более не себе же в карман! Из общественных кладовок тянет - на то и завхоз - святое дало. Он, конечно, заворачивает всем колхозным хозяйством по-своему, однако нет его прямой заслуги в том, что, по словам кузнеца Шалого, Давыдов "в колхозе не председатель, а так, пришей-пристебай", что он "свою власть из рук выронил, а Островнов поднял". А из непосредственного вредительства числятся за Яковом Лукичом во всём романе фактически только обмороженные быки. Предводители сопротивления нисколько не обольщаются по поводу личных вредительских достоинств своих подручных, да и по поводу явления в целом. Одноглазый подпоручик - не случайно Шолохов наделяет его склонностью "к объективной оценке действительности" - форменно потешается, смущая Якова Лукича и "цинически подмигивая" доморощенному злодею: "Разваливаешь колхоз?.. Какими же ты методами работаешь?.. Ведь ты же диверсионер... Ну что ты там делаешь? Лошадей стрихнином травишь, орудия производства портишь или что-либо ещё?" Но "диверсионеру" не до шуток, ему тут же "захотелось пожаловаться на то, как болеет он душой, одновременно строя и разрушая обобществлённое хуторское хозяйство..." То-то и оно, что хозяйское нутро, веками формировавшаяся созидательная направленность человека от земли мешают ему и вредительствовать-то путём.

Яков Лукич - враг-вредитель - на грош убытка колхозу приносит сотню прибыли. По его инициативе обустраиваются тёплые базы, начинается сооружение сети накопительных прудов, он уговаривает колхозников загатить Дурной Лог, из года в год размывавший богатые земли, доказывает выгодность хуторского кирпичного заводика... Так и суждено этой "жертве вечерней" разрываться между большевистскими мечтателями и белогвардейскими авантюристами. Мечтатели думают, приручив хозяина, его руками "в год перевернуть деревню", то есть дать стране хлеб. Авантюристы хотят его руками задушить Советскую власть. И тем, и другим Яков Лукич нужен только как "человеческий материал", как средство достижения своих целей. Хозяин как таковой - хлебороб, личность, самоценная человеческая единица - не интересен ни тем, ни другим.

Но не суждено сбыться мечтам коммунистов, обречена на провал и повстанческая авантюра.

Коммунисты промахнулись с самого начала, ещё когда в своем манифесте поставили варварскую задачу перековать "жуков навозных" в работников сельскохозяйственных фабрик. Пролетарий Давыдов, прибывший для этого в деревню, сразу же встал в тупик - не от своего бессилия переломить или подчинить людей, а от неспособности понять их. "Упорное нежелание большинства середняков идти в колхоз, несмотря на огромные преимущества колхозного хозяйства, было ему непонятно... Хутор был для него как сложный мотор новой конструкции, и Давыдов внимательно и напряжённо пытался познать его, изучить, прощупать каждую деталь, слышать каждый перебой в каждодневном неустанном, напряжённом биении этой мудрёной машины..." Но случайно ли Шолохов использует именно такой образ или подсказывает, насколько сильно заблуждается Давыдов, рассчитывая овладеть "мудрёной машиной"? Ведь механическим путём это так же невозможно, как Любишкину стать хозяином или как научиться сочинять стихи. Именно полное непонимание и игнорирование тонкой, хрупкой творческой природы хлеборобского труда, личностного, почти что интимного его характера, ничего не имеющего общего с работой на промышленном предприятии, и есть смертоносный стержень разрушительного процесса, плоды которого мы сегодня пожинаем.
Пожалуй, самый важный урок "Поднятой целины" состоит как раз в том, что никакие враги Островновы не способны навредительствовать колхозному строю больше, чем он сам, больше, чем колхозная уравниловка, обезличка, администрирование, отчуждение человека от средств производства.

В Гремячем колхоз ещё только образуется, самая созидательная пора, а Майданников примечает: "Трудно будет... Видал вон: трое работают, а десять под плетнём на прыципках сидят, цигарки крутят". Ещё только свозят в общий котёл личное добро, а сын бедняка Семёна Куженкова, перевернув сани с сеном, на упрёки Майданникова и Ушакова огрызается: "Оно теперича не наше, колхозное". Через короткое время Майданников снова поминает этого парня недобрым словом: "Вчера дежурил Куженков, коней сам не повёл поить, послал парнишку; энтот сел верхи, погнал весь табун к речке в намёт. Напилась какая, не напилась - опять захватил в намёт и - до конюшни". Спустя месяц уже Куженков-родитель отравил негодной кормёжкой всех лошадей... Да одни эти Куженковы, без злого умысла, так, от лени и небрежности, навредительствуют в колхозе столько, что Якову Лукичу и не снилось. "И никому не скажи супротив, оскаляются: "Га-а-а, тебе больше всех надо!"" - досадует Майданников.

Давыдов, человек в деревне новый, никак не возьмёт в толк переживаний Майданникова, успокаивает его: "Ты не волнуйся. Ты поспокойнее. Всё в наших руках, всё оттяпаем, факт! Введём систему штрафов, обяжем бригадиров следить под их личную ответственность". Он по наивности предполагает внедрить здесь заводскую систему контроля. Но это не конвейер, как справедливо заметил ещё на первом собрании догадливый середняк Ахваткин: "Один больше сработает, другой меньше. Работа наша разная, это не возля станка на заводе стоять... Иван моих быков перегнал, а я его коней недоглядел... Тут надо милиции жить безысходно". Ну, если и не милиции, то уж бригадиру-надсмотрщику - определённо. Хотя и он зачастую оказывается в тупике: "Ничего не выходит! Осталося у меня к труду способных двадцать восемь человек, и энти не хотят работать, злодырничают. Никакой управы на них не найду... Как, скажи, они сроду за чапиги не держались! Пашут абы как. Гон пройдут, сядут курить, и не спихнёшь их".

Ничего удивительного - люди не видят смысла выкладываться. Конечно, чтобы их подстегнуть, введут нормо-смены, тоже от корня начала сомнительные. И вот уже Атаманчуков пашет на дожде, ярмом протирая быкам шею до крови, а Майданников жалуется: "Он говорит: "Не мои быки, колхозные!" Атаманчуков оправдывается: "Мне надо норму выпахать, а ты мне препятствуешь... У хозяев нельзя, а в колхозе надо!.. план надо выполнять! Дождь не дождь, а паши".

Вот оно, любимое: план любой ценой. План - колхозникам, план - колхозу. И вскоре уже сам Давыдов слышит в свой адрес: "Вам лишь бы план вовремя выполнить, а там хучь травушка не расти. Дюже вам снилась наша скотинка, так я тебе и поверил! На провесне семена в Войсковой возили со станции - сколько быков по дороге легло костьми? Не счесть!.. Ты норовишь перед районным начальством выслужиться, районное - перед краевым, а мы за вас расплачивайся. А ты думаешь, что народ ничего не видит? Ты думаешь, народ слепой? Он видит, да куда же от вас, таких службистых, денешься! Тебя, к примеру, да и таких других, как ты, мы сместить с должности не можем? Нет! Вот вы и вытворяете, что вам на ум взбередёт..." И хотя сказано это Устином Рыкалиным в ссоре, однако в его словах горькая правда, пусть и не вся она пока относится лично к Семёну.

Где окриком приходится людей подстёгивать, где командой, где наказанием, - иных стимулов на горизонте не видно. И такие становятся колхозники беспомощные, что Давыдова это выводит из себя: "Катися от меня к чёртовой матери!.. Что это за привычка: чуть что - в правление. "Товарищ Давыдов, плуг сломался!", "Товарищ Давыдов, кобыла заболела!.." Когда вы научитесь собственную инициативу проявлять?" Никогда, Давыдов, не станут люди инициативными под таким сверхчутким детальным руководством!

А сколько развелось в колхозе бюрократизма, какое бумаготворчество! Пропал председатель! "По сути целые дни он тратил на разрешение обыденных, но необходимых хозяйственных вопросов: на проверку составляемых счетоводом отчётов и бесчисленных сводок, на выслушивание бригадирских докладов, на разбор различных заявлений колхозников, на производственные совещания, - словом, на всё то, без чего немыслимо существование большого коллективного хозяйства". Так, может, и не нужно-то оно такое - "большое коллективное"?
Время идёт, Давыдов барахтается в колхозном водовороте, по-прежнему не разбираясь в его механике. Но что до таких, как Кондрат Майданников, толковых и совестливых хозяев, то у них от всего этого колхозного беспорядка буквально сердце разрывается.

Майданников в романе фигура как бы парная Островнову. Они оба хозяева - по материальному достатку и по природной склонности, обоих Советская власть давила и обижала. Кондрата поменьше, поскольку с него меньше можно было взять. По-видимому, это последнее, а также красноармейское прошлое и романтическая натура толкнули его в решающий момент не к врагам Советской власти, а к большевистским мечтателям. Именно на примере Майданникова Шолохов показывает, насколько мучительна и бессмысленна эта жертва. Кондрат ночами не спит, думая об общественном, болея о нём, как о личном.

Так же как Нагульнов из чисто идейных соображений изуродовал себе жизнь, Кондрат Майданников будет по той же причине мучиться в тисках колхозной системы, но служить ей верой и правдой. Но дед Щукарь, которому под предлогом его придурковатости Шолохов позволяет среди чепухи изрекать иногда сермяжную правду, разоблачит-таки Кондрата: "Он мелкий собственник, и больше вы из него ничего не выжмете, хучь под прессу его кладите! Макуха... из него выйдет, а коммунист - ни за что на свете!" И то правда, никогда не перековаться Майданникову согласно манифесту в просто наёмного сельскохозяйственного работника, быть ему до смерти хозяином и за то страдать. Он и сам это понимает, но вот что трагичнее всего - великое достоинство считает непростительной слабостью: "Я зараз в колхозе, а об своём добре хвораю... Раз я ишо не отрешился от собственности, значит, мне и в партии не дозволяет совесть быть". Бедный Кондрат, заморочили человеку голову идейные бойцы - не от собственности он не отрешился, а от совести. Вот когда такие, как он, и крестьянской совести лишатся, тогда всё - это и будет "развитой социализм".

В деревне замечательные качества Майданниковых останутся невостребованными, и жизнь будет одного за другим выталкивать талантливых людей в город. Незавидна даже исключительно редкостная судьба конкретного Кондрата Майданникова, выбившегося в председатели колхоза. Суждено ему всё с тем же пылом и с тем же малым результатом сражаться с бюрократической районной машиной, охраняя колхоз от чиновничьей глупости и произвола. И будет он балансировать, грубо говоря, между орденом и тюрьмой.

Теперь о горе-повстанцах. В том, что руководители так называемого "Союза освобождения Дона" - авантюристы, а вся их затея не стоит выеденного яйца, Шолохов не сомневается ни минуты. Советская власть, мощная всеподавляющая система, какой она предстаёт в "Поднятой целине", не могла быть свергнута изнутри. Трезвомыслящий одноглазый подпоручик (кстати, глаз ему некогда на допросе выбил ударом кулака чекист) с самого начала понимает, что "шансов на победу прискорбно мало... Одна сотая процента, не более!" Действительно, когда дошло до дела, оказалось, что у Половцева, не первый год вербующего казаков, всего-то около двухсот активных штыков или сабель.
Последнее перед восстанием совещание заговорщиков, описанное откровенно фельетонными красками, подошло к концу. Пути назад нет, адская машина запущена. Именно в этот момент, подчёркивая ничтожность происходящего, невсамделишность надвигающейся катастрофы, Шолохов неожиданно сообщает на полном серьёзе: "И ещё одно трагическое происшествие случилось в этот день: в колодце утонул козёл Трофим..." Для системы угроза вооружённого восстания Половцевых так же несущественна, как для хутора - гибель старого козла.
Ещё менее вероятно, чтобы "Союз освобождения Дона" - как мощная разветвлённая политическая контрреволюционная организация, корни которой тянулись бы в Москву и достигали зарубежья, - был в действительности возможен, а не возник, как пропагандистский миф наподобие пресловутой Промпартии.

Но то, что Советская власть не спустила непокорным и вслед за несостоявшимся мятежом "широкой волною прокатились по Азово-Черноморскому краю аресты", уже не мифы, а реальность. Как подлинна и трагедия, разыгравшаяся в последующие годы на Дону, когда волны кровавых расправ и неслыханных репрессий обрушились на взроптавших крестьян. Однако уже из "Поднятой целины" совершенно очевидно, что недовольство хлеборобов не несло в себе никакой самостоятельной политической идеи и произрастало целиком из неприятия варварской бездумной экономической политики. Очевидно, что не обстоятельства, а она сама, система, изначально виновата, порочна, дефективна и что, если и дальше вокруг будет тишь да благодать, всё равно на этой бездарной безрадостной почве путного ничего не вырастет.

Оказался жертвой системы и роман Михаила Шолохова. Теперь, наконец, хочется верить - "Поднятая целина" обретёт настоящего читателя, который её поймёт, по достоинству оценит и реабилитирует. (c) Ирина Коновалова

«Поднятая целина» вошла в историю советской литературы как одно из самых замечательных произведений, запечатлевших эпоху коллективизации, крушения старых и рождения новых форм жизни.

У этой книги необычная . (Данный материал поможет грамотно написать и по теме Поднятая целина. Краткое содержание не дает понять весь смысл произведения, поэтому этот материал будет полезен для глубокого осмысления творчества писателей и поэтов, а так же их романов, повестей, рассказов, пьес, стихотворений. ) Она создавалась, как говорил сам писатель, «по горячим следам событий». Шолохов - непосредственный участник коллективизации. Его друзьями были партийные работники, председатели только что возникающих колхозов, казаки-колхозники... Все годы он живет и работает в станице Вешенской. То, что происходило вокруг, касалось его кровно, и поэтому книга рождалась каш прямой отзыв на события, которые бурлили, клокотали, в которых проступал, кристаллизовался новый лик времени.

Роман, повествующий о событиях, в сущности, одного 1930 года, был начат в том же году, а в 1932-м в первых номерах журнала «Новый мир» печаталась уже его первая книга. Но завершен роман был почти через тридцать лет. Работа над «Тихим Доном», затем начавшаяся Великая Отечественная война помешали окончанию «Поднятой целины». Вторая книга была завершена лишь в 1960 году.

Заключительные главы «Поднятой целины» Шолохов прочитал студентам, профессорам и преподавателям филологического факультета Московского университета в знаменитой Коммунистической аудитории на Моховой (ныне проспект им. Карла Маркса) в канун нового, 1961 года. В кратком вступительном слове писатель сказал:

«Видите, волнуюсь немного. Ну, если я не был у вас раньше, то этому были некоторые основания. Автор незаконченных романов... Мне хотелось все-таки, знаете, хоть с чем-нибудь прийти к вам,- ну то, что я мог бы держать в руках. Спасибо, за теплоту, с которой вы меня встречаете. Я закончил вторую книгу «Поднятой целины» и знаю, что вы народ занятой, народ служилый, учащиеся, долго я ваше внимание не буду утруждать...»

Сама эта встреча была одним из проявлений того чувства ответственности перед читателем, без которого невозможно представить себе Шолохова. Он приехал не на обычную встречу, а для того, чтобы «отчитаться». В конце вечера он так и сказал: «Вот я и отчитался перед вами».

И теперь две книги «Поднятой целины», отделенные друг от друга десятилетиями, живут в нашем восприятии как нечто единое, органически целостное.

Роман Шолохова, если попытаться определить его жанровую природу, многогеройный роман. Вы не сможете ответить на вопрос, кто же главный герой этого произведения. Даже в «Тихом Доне» с его эпическим размахом и широтой изображения был центральный герой со своей завершающейся в рамках произведения судьбой - Григорий Мелехов. В «Поднятой целине» Семен Давыдов, Макар Нагульнов, Андрей Размётнов, в сущности, равноправные герои. Это во многом определило и сюжетно-композиционное своеобразие романа. В основу его положена история «дела», история создания колхоза в далеком донском хуторе Гремячий Лог, которая становится одновременно повествованием о драматических судьбах, непримиримых столкновениях. Перед нами эпоха бурного кипения страстей, ожесточенной борьбы, трагических конфликтов. Вся книга Шолохова пронизана размышлениями об исторических судьбах народа, о сущности и характере социального прогресса, о подлинном гуманизме.

В то же время видно и определенное различие двух томов «Поднятой целины». Система событий первой книги романа во многом основывалась на конкретно-исторических фактах первых месяцев коллективизации; правдиво воссоздавая те обстоятельства, в которых действовали его герои, Шолохов сознательно опирался на факты самой действительности. Внимательный читатель «Поднятой целины» заметит, что писатель нередко давал точную хронологическую датировку событий. «Февраль...», «4-го февраля общее колхозников единогласно постановило», «В Гремячем Логу к 15 марта был целиком собран семенной хлеб», «Двадцатого марта утром почтальон привез в Гремячий Лог опоздавшие по случаю половодья газеты со статьей товарища Сталина «Головокружение от успехов».

Динамика событий в первой книге романа, их последовательность позволили писателю воссоздать типические обстоятельства, в которых происходила коллективизация не только на Дону, но и по всей страпе. В сущности, всюду эти события развивались в той последовательности, в какой они изображались в «Поднятой целине»: собрание бедноты и актива, начало раскулачивания, общее собрание, обобществление орудий труда и тягловой силы, борьба с массовым убоем скота, засыпка семенных фондов и т. д.

Но это - внешние обстоятельства, которые создают лишь событийную канву. Глубина художественного мышления Шолохова проявилась в создании индивидуализированных характеров, каждый из которых не только представлял определенный социальный тип времени, но и обладал той психологической полнотой, которая позволяла увидеть многообразие проявлений человеческой личности.

Противостояние двух лагерей в романе - это не только борьба и столкновение различных социальных сил, представленных, с одной стороны, коммунистами Семеном Давыдовым, Андреем Разметновым, Макаром Нагульновым, сочувствующими советской власти Кондратом Майданниковым, Лю-бишкиным, Ушаковым, Шалым,- и, с другой стороны, теми, кто пытался задержать, остановить ход истории (Островнов, Половцев, Лятьевский), но это и конфликты, столкновения резко очерченных характеров. Сама типичность шолоховских героев - следствие глубокого проникновения в мотивы их действий, поступков, в самое «тайное тайных». Противоборство различных социальных сил воплощается в конфликтах, которые имеют не только общественно-политическое значение, но проявляется и в интимных отношениях людей.

Источники:

Шолохов М. А. Поднятая целина. Судьба человека. Вступит, статья Л. Якименко. М., «Худож. лит.», 1978. 654 с. (Б-ка классики. лит-ра)


Аннотация: В книгу входит роман М. А. Шолохова «Поднятая целина», запечатлевший эпоху коллективизации, крушение старых и рождение новых форм жизни, и рассказ «Судьба человека» - о величии, силе, красоте души обыкновенного русского солдата.

Если домашнее задание на тему: » Роман Поднятая целина – художественный анализ. Шолохов Михаил Александрович оказалось вам полезным, то мы будем вам признательны, если вы разместите ссылку на эту сообщение у себя на страничке в вашей социальной сети.

• Свежие новости

• Категории

• Новости

• Сочинения по теме

  1. Изображение коллективизации в романе М. Шолохова «Поднятая целина». 2. Образы коммунистов в романе М. Шолохова «Поднятая целина». 3. «Поднятая целина» и Михаил Александрович Шолохов родился 24 мая 1905 года на Дону, на хуторе Кружилином, в трудовой семье. Учился он сначала в церковноприходской 1. Документы и постановления партии и правительства, посвященные коллективизации и раскулачиванию. 2. Коллективизация в романе «Поднятая целина». Правда сквозь «вымысел». 3. Система Колхозное движение в стране на рубеже 20-30-х годов. Роль Шолохова в становлении колхозного строя на Дону. Отношение Шолохова к политике Советская литература мыслилась прежде всего рабоче-крестьянской. Этому критерию творчество Шолохова отвечало в наибольшей степени. Его художественный мир демонстративно «антиинтеллигентен». В

• Рейтинг сочинений

  Пастух у Ручейка пел жалобно, в тоске, Свою беду и свой урон невозвратимый: Ягненок у него любимый Недавно утонул в

  Сюжетно-ролевые игры для детей. Сценарии игр. "С выдумкой идем по жизни" Эта игра выявит самого наблюдательного игрока и позволит им

  Роль частей речи в художественном произведении

Имя существительное. Насыщение текста существительными может стать средством языковой изобразительности. Текст стихотворения А. А. Фета «Шепот, робкое дыханье...», в свое

Идейно-художественное своеобразие романа "Поднятая целина".

Роман написан в жанре хроники – события отражают ход коллективизации в хуторе Гремячий Лог. Автор последовательно излагает события, но событийная канва является лишь сюжетообразующим компонентом повествования о судьбе народа, его идеалах и путях развития.

«Красные» и «белые» в романе

Представителей двух противостоящих лагерей в романе не так много, основную массу составляют люди колеблющиеся, сомневающиеся. До конца «красными» можно считать лишь трех главных персонажей – Нагульнова, Давыдова и Разметнова, так как именно они являются носителями идеологии (остальные гремяченцы приходят в их лагерь постепенно, под их влиянием). Для всех троих, хотя и в разной степени, характерны непримиримость, безграничная вера в коммунистические идеалы. Автор не говорит о том, как каждый из них пришел к коммунистической идеологии (рассказы о детстве Давыдова, о службе Разметнова и Нагульнова не дают ответа на вопрос, почему каждый из них оказался в стане «красных», они лишь констатируют факт), все трое предстают перед нами уже сформировавшимися в идейном отношении личностями. Уровень образования всех троих крайне невысок (занятия Нагульнова английским, наивные суждения о коммунизме и «мировой революций», попытки Разметнова вести бухгалтерскую отчетность, хозяйственная безграмотность Давыдова), и вряд ли они знают об учении Маркса больше, чем Половцев, который читал «Манифест» и даже работал учителем в школе. Половцев с Лятьевским также «борцы», и они также не жалеют своей жизни ради идеи. Им свойственны обычные человеческие чувства и привязанности (Лятьевский идет за цветами, Половцев целует привезенную ему шашку и проч.). Таким образом, полюса сближаются. Методы, которыми действуют и те и другие, также часто похожи. Следовательно, противопоставление идет не по «идеологической» линии. Основным критерием, по которому оценивается тот или иной поступок, оказывается его корыстность или бескорыстность, способность или неспособность на подлость или предательство (напр. Лятьевский предает четырех казаков). Единственным судьей и мерилом всего того, что совершается, в романе оказывается народ. Если действия Нагульнова, Разметнова и Давыдова направлены на то, чтобы сделать благо для людей, важным оказывается в первую очередь сам порыв, искренность чувств, а вовсе не цель (колхоз). «Идеологические» воззрения и Давыдова, и Разметнова, и Нагульнова крайне размыты и неопределенны. В конечном итоге они сводятся к устремлению к социальной справедливости, извечному русскому желанию «жить по правде» (еще со времен житийной литературы). Для автора и, по его мнению, для народа важна даже не сама «правда», но искреннее стремление ее найти (вечный мотив поисков «земли обетованной», странничества, жанр «хождений»), причем найти для всех. В этом отношении Половцев и Лятьевский резко противопоставлены «красным» – они считают народ быдлом, стадом, сражаются лишь за свои интересы.

Народ и власть в романе

Характерно, что гремяченские «коммунисты» с самого начала действуют самостоятельно. Образ высокого партийного начальства в романе прорисован невразумительно, а то, что прорисовано, выглядит крайне негативно. Во всех сценах, происходящих в райкомовских стенах, на совещаниях у начальства, ощущаются неискренность, бюрократизм, незнание реальной обстановки, равнодушие к конкретным людям. Особенно ярко это видно на примере совещания, на котором Нагульнова исключают из партии. По существу, в ней воплотилось представление о бездушной государственной машине (какой бы она ни была и как бы себя ни называла), для которой человек – не личность, а человекоединица. Недаром Нестеренко выведен за общие скобки (он действует на местах, общаясь с народом, а не из кабинета), но это скорее отличительные особенности его личности, а не следствие его партийной принадлежности. То, что он советует Давыдову, действительно нужно и направлено на благо людей (покупка книг, внимательное отношение к женщинам, собравшимся в станицу за покупками, нравственная чистоплотность, воспитание на личном примере и проч.) Характерно, что эволюция, которую претерпевает в романе образ Давыдова, происходит именно в этом направлении. Жить чаяниями и интересами людей – именно этому учится Давыдов (рассказ Аржанова, спор с Устином Рыкалиным). «Правда» Нагульнова, Разметнова и Давыдова в итоге оказывается совершенно не похожа на ту «идеологию», которую пропагандируют в государственном масштабе. Романтическая мечта Нагульнова о том, что все люди после победы мировой революции станут «приятно смуглявы» и не будут различаться ничем, даже цветом кожи, походит скорее на некую идеологическую карикатуру, однако здесь важна не сама идея, но та искренность, с которой Нагульнов верит в нее. Противопоставление «правды» отдельной личности и официальной идеологии достигает своего апогея в сцене, когда Нагульнов выражает несогласие со статьей Сталина. Таким образом, его «правда» входит в прямое противоречие с официальной идеологией, от чего Нагульнов не отказывается и впоследствии.

Примечательно, что в «партийном треугольнике» у каждого оказывается не только своя «правда», но и свой способ смотреть на вещи. Если в образе Нагульнова сильны романтические черты, то Разметнов – в большей степени реалист. Давыдов представляет собой промежуточный тип – от «правды» Нагульнова он постепенно приближается к «правде» Разметнова, для которого морально-этические нормы, выработанные народом на протяжении веков, оказываются нерушимы (отказался раскулачивать «ребятишек», не смог зарубить отца и детей человека, насиловавшего его жену). Давыдов – пришелец, «чистый лист» для хуторян, и что они будут думать о нем, зависит только от него (его поведение во время «бабьего бунта», пахоты). Признание Давыдова со стороны хуторян – это признание его личных качеств, безотносительно к его партийной принадлежности.

В отличие от Нагульнова, Давыдова и Разметнова у Лятьевского и Половцева нет своей «правды» так как «правда» (в народном понимании) – мысль общественная, объединяющая и примиряющая. У них же есть лишь «интересы» – восстановить свой прошлый социальный статус, вернуть имущество и проч. Отсюда отношение к людям не своего круга – как к «быдлу», «стаду» и т.д. (Лятьевский даже по отношению к Половцеву ведет себя высокомерно, так как он «шляхтич», а Половцев не благородных кровей).

Юмор и ирония в романе

Юмор в романе вполне конкретен и овеществлен. Он связан с определенным образом – деда Щукаря. Образу на страницах романа отведено достаточно много места, так как он несет на себе помимо общей юмористической нагрузки еще и нагрузку смысловую. Дед Щукарь, несмотря на то, что он попадает в самые невероятные ситуации, а также постоянно врет, хвастает и т.д., любим хутором – потому, что его вранье и хвастовство бескорыстно, оно не приносит никому вреда, никого не оскорбляет (в отличие от Якова Лукича Островнова, которого, несмотря на его хозяйственность, в хуторе не любят). Но образ Щукаря нужен был автору еще для того, чтобы ввести иронию в характеры главных героев. Так в народном понимании рассказы Нагульнова о мировой революции, а Давыдова о классовой борьбе ничем не отличаются от вранья Щукаря, и то и другое – безобидное чудачество, делающее человека близким и понятным (Нагульнов и Щукарь осознанно ставятся очень часто рядом – Нагульнов изучает английский язык, а Щукарь читает «по догадке» словарь, причем и то и другое очень похоже; они вместе слушают петушиное пение).-Каждого из персонажей (положительных) автор наделяет щукаревой «чудинкой» – это своего рода знак принадлежности к народу. У Давыдова это слово «факт», которое он постоянно, часто невпопад повторяет в разговоре (сравн. чтение Щукарем энциклопедии), у Нагульнова – страсть к петушиному пению, у Разметнова – голуби, ради которых он стреляет окрестных кошек (сравн. нелюбовь Щукаря к собакам). Сквозь призму образа Щукаря, через иронию образы главных героев очищаются от наносного (идеологической шелухи), вынося на поверхность мысль общественную («правду»), которую герои утверждают силами собственной души.

Смех, юмор, по Шолохову, – неотъемлемая часть народного духа (противопоставление – Половцев никогда не улыбается), часто именно смех приходит на помощь в критической ситуации (сцена раскулачивания, выступление Щукаря на приеме колхозников в партию).

Женские образы в романе

Иронией пронизано и описание взаимоотношений главных героев с женщинами. Все трое оказываются несостоятельны в семейных отношениях (Лушка изменяет Нагульнову, Давыдов никак не может определить свои отношения с той же Лушкой, боится общественного мнения, Разметнова заманивает к себе Марина под предлогом покрытия крыши). В отношениях с женщинами у главных героев также есть что-то «щукаревое» (Давыдов воровато озирается по сторонам, когда они идут с Лушкой, так что та в конце концов обзывает его трусом, бабой и предлагает надеть свою юбку; Разметнов щеголяет в галифе первого мужа Марины, которые с него стаскивают бабы во время бунта). Все женщины, обрисованные в романе, образы цельные и сильные. Они твердо стоят на земле, знают, чего хотят в жизни, в них сильно природное начало (хозяйство, продолжение рода). Именно эта цельность и привлекает Нагульнова и Давыдова в Лушке, а Разметнова в Марине, хотя всем троим в итоге изменяют. Здоровое, реалистическое начало в женщинах и «романтические идеи» главных героев великолепно проецируются на взаимоотношения Щукаря и его старухи (не случайно в Давыдова влюбляется девушка Варя, находящаяся в юном, «романтическом» возрасте).

Однако несмотря на то, что и Нагульнова, и Разметнова, и Давыдова покидают, им оказывается дано важное умение – любить. Нагульнов продолжает любить Лушку, как и Давыдов, Андрей – Марину. Любовью главные герои проверяются и, несмотря на то что она оканчивается неудачей, выказывают важнейшее свойство своей души – бескорыстие и преданность

«Поднятая целина» М. Шолохова пришла к читателю с перерывом в чет-верть века. Первая книга была создана вслед за событиями коллективизации в 1932 году. Вторая доработана после Великой Отечественной войны, она создава-лась параллельно с романом «Они сражались за Родину» и рассказом «Судьба че-ловека» в 1959 году.
Первая книга романа «Поднятая целина» охватывает сравнительно неболь-шой отрезок времени – всего четыре месяца (январь-апрель 1930 г.). Действие ее развивается на очень небольшом пространстве, в основном в районе донского ху-тора Гремячий Лог. Писателю удалось с большой силой и полнотой раскрыть важнейшие черты эпохи, показать характерные процессы, происходившие в на-чальный период коллективизации. В романе в полной мере воплощены основные черты реализма: правдивость, историческая конкретность в изображении жизни того времени.
Безусловно, в этом романе сказалось давление определенных схем, возник-ших в литературе о коллективизации в конце 20-30-х годов. Но надо учесть, что Шолохов верил в необходимость для всей стране скорейшего рывка вперед в деле индустриализации, повышения ее оборонной мощи, вообще усиления ее «моно-литности». Шолохов был полон, как и его Нагульнов и Давыдов, исторического нетерпения.
Однако талант Шолохова упорно сопротивлялся насилию схемы. Мы мо-жем проследить это на примере седьмой главы в сцене раскулачивания Фрола Дамаскова. Дамасковы считались на хуторе зажиточными крестьянами: имели большое хозяйство, добротный дом, да и в сундуках добра хватало. Но ведь не с неба сыпалось на них богатство, все доставалось им их собственным трудом. Ло-гика здесь простая: хочешь жить хорошо – работай с утра до ночи. А Дамасковых бог не обделил трудолюбием. Шолохов подчеркивает, что жили-то бедно в основ-ном те, кто не хотел и не умел работать.
С приходом революции все перевернулось, и Дамасковы из зажиточных хо-зяев превратились в кулаков, как и многие другие: Гаевы, у которых детей «один-надцать штук», Тит Бородин, который добровольно в 18 году ушел в Красную гвардию. И вот что странно – не нравились почему-то Советской власти работя-щие люди. Тех, кто работал день и ночь, «цеплялся зубами в хозяйство, как ко-бель в падлу», вызывали в ячейку или Совет и «стыдили страшным стыдом». Ока-залось, что богатым теперь быть стыдно, а быть бедным, пользуясь чужим иму-ществом, стало нормой.
Когда Андрей Разметнов пришел со своей группой к Фролу Дамаскову, тот попытался возмутиться. И возмущение его понятно. Человек трудился всю жизнь, и теперь на старости лет должен лишиться всего: дома, скота, даже одежды. Но приговор был неумолим – «уничтожаем тебя как кулацкий класс». Для семьи Да-масковых подобная «грабиловка» обернулась трагедией, а для участников раску-лачивания – настоящим праздником. Демка Ушаков с явным удовольствием пере-считывал стулья, кровати, сапоги, тулупы. Застенчивый Михаил Игнатенок пы-тался стащить с хозяйской дочки юбки, которые та успела на себя надеть. Даже Демид Молчун, который говорил только «при крайней необходимости», и то оживился, вступил в разговор. А когда вскрыли амбар, то все просто опьянели от радости. «Червонного золота пашеница» была в огромном количестве: тут и на хлебозаготовку хватит, и скот подкормить.
Однако Андрей Разметнов не разделял всеобщей «опьяняющей» радости. Было что-то разбойничье в их действиях. Не так представлял он себе равенство между людьми – один отнимает у другого. Особенно его поразил тот момент, ко-гда он увидел «новые, подшитые кожей» Фроловы валенки на Демиде Молчуне. Эти самые валенки были на Дамаскове, когда они только пришли. Вечером этого же дня Разметнов придет в сельсовет и скажет Давыдову: «Больше не работаю… Раскулачивать больше не пойду».
Идея раскулачивания – получить все, ничего не делая. Такая вседозволен-ность расхолаживает людей, лишает их человеческого обличия. Ведь по сути сво-ей раскулачивание – то же грабительство, только официальное, прикрытое ничем не обоснованными распоряжениями и постановлениями Советской власти. Такое насилие неприемлемо для Шолохова, как и вообще любое насилие.

Задачи и тесты по теме "Сцена раскулачивания. (Анализ эпизода из романа М.А.Шолохова Поднятая целина книга первая, глава 7)."

• Личные окончания глаголов первого и второго спряжений - Глагол как часть речи 4 класс
• Местоимения первого и второго лица единственного и множественного числа - Местоимение как часть речи 4 класс

  Уроков: 2 Заданий: 9 Тестов: 1