Лекции: Верификация и фальсификация , Лекция Х

Демаркация в науке - определение границ между эмпирическими и теоретическими науками, наукой и философией, научным и вненаучным знанием.

Верификация, верифицируемость (лат. verificare - доказать истину) - понятие методологии науки, характеризующее возможность установления истины научных утверждений в результате их эмпирической проверки. (Микешина)

Принцип верификации : предложение научно только в том случае, если оно верифицируемо, т.е., его истинность может быть установлена наблюдением, формально.

Если предложение неверифицируемо, то оно ненаучно.

Верификация - проверка, проверяемость, способ подтверждения с помощью доказательств каких-либо теоретических положений, алгоритмов, программ и процедур путем их сопоставления с опытными (эталонными или эмпирическими) данными, алгоритмами и программами. Принцип верификации был выдвинут Венским кружком.

Карл Поппер (1902-1994) – австрийский и британский философ и социолог. Иногда участвовал в работе «Венского кружка», однако был не согласен с основными идеями неопозитивизма – редукционистской трактовкой теоретического знания, принципом верификации, негативным отношением к роли философских идей в развитии науки.

Одна из центральных идей философии науки, по Попперу, состоит в нахождении критерия демаркации между наукой и ненаукой, в качестве которого он предложил принцип фальсифицируемости как принципиальной опровержимости любой научной теории . Научные теории всегда имеют свой предмет и свои границы, а поэтому должны быть принципиально фальсифицируемы.

К научным теория можно отнести только такие системы знаний, для которых можно найти «потенциальные фальсификаторы», т.е. противоречащие теориям положения, истинность которых устанавливается путём экспериментальных процедур. Наука изучает реальный мир и стремится получить истинное описание мира. Путь к такому знанию лежит выдвижение гипотез, построение теорий, нахождение их опровержений, движения к новым теориям. Прогресс науки состоит в последовательности сменяющих друг друга теорий путём их опровержения и выдвижения новых проблем. Таким образом, процесс развития научных знаний Поппер рассматривал как одно из проявлений исторической эволюции, проводя параллель между биологической эволюцией и ростом научного знания.

Другой существенной чертой попперовской концепции роста научного знания является антииндуктивизм: он резко критикует познавательную значимость индукции и считает методом развития научного знания метод выдвижения новых гипотез. Любое научное знание носит, по Попперу, гипотетический, предположительный характер, подвержено ошибкам. Этот тезис о принципиальной погрешимости человеческого знания получил название фаллибилизма.

В конце 1960-х годов Поппер выдвинул оригинальную теорию трех миров: физического (физические сущности), ментального (духовные состояния человека, сознательное и бессознательное) и объективного знания (научные теории и проблемы, объяснительные мифы, произведения искусства), нередуцируемых друг к другу. Порождение новых идей, гипотез и теорий является результатом взаимодействия всех трех миров.

Критика концепции Поппера

Концепция роста знания, предложенная Поппером, описывала процессы происхождения новых теорий скорее феноменологически, чем структурно. Сформулированные им методологические требования не всегда согласовывались с реальной историей науки. Обнаружение эмпирических фактов, противоречащих выводам теории, согласно Попперу, является её фальсификацией, а фальсифицированная теория должна быть отброшена. Но, как показывает история науки, в этом случае теория не отбрасывается, особенно если это фундаментальная теория. Устойчивость фундаментальных теорий по отношению к отдельным фактам-фальсификаторам была учтена в концепции исследовательских программ, развитой И. Лакатосом.

Методологическая концепция Поппера получила название "фальсификационизм" - основным принципом является принцип фальсифицируемости:

1. логические соображения, верификация утверждений науки, их обоснование с помощью эмпирических данных, ни одно общее предложение нельзя вполне обосновать с помощью частных предложений, частные предложения могут лишь опровергнуть его;
2. асимметрия между подтверждением и опровержением общих предложений и критика индукции как метода обоснования знания и привели Поппера к фальсификационизму;
3. отвергает существование критерия истины - критерия, который позволял бы нам выделять истину из всей совокупности наших убеждений;
4. ни непротиворечивость, ни подтверждаемость эмпирическими данными не могут служить критерием истины, любую фантазию можно представить в непротиворечивом виде, а ложные убеждения часто находят подтверждение;
5. Единственное, на что мы способны, - это обнаружить ложь в наших воззрениях и отбросить ее, тем самым, приближаясь к истине;
6. научное познание и философия науки опираются на две фундаментальные идеи: идею о том, что наука способна дать и даёт нам истину, и идею о том, что наука освобождает нас от заблуждений и предрассудков. Поппер отбросил первую из них. Однако вторая идея все-таки обеспечивала прочную гносеологическую основу его методологической концепции.

"Фальсифицируемость" и "фальсификация":

1. Поппер противопоставляет теорию эмпирическим предложениям,
2. совокупность всех возможных эмпирических или "базисных" предложений образует некоторую эмпирическую основу науки,
3. научная теория может быть выражена в виде совокупности общих утверждений типа "Все тигры полосаты", всякую теорию можно рассматривать как запрещающую существование некоторых фактов или как говорящую о ложности базисных предложений,
4. базисные предложения, запрещаемые теорией, Поппер называет "потенциальными фальсификаторами" теории - потому, что если запрещаемый теорией факт имеет место и описывающее его базисное предложение истинно, то теория считается опровергнутой,

"Потенциальными" - потому, что эти предложения могут фальсифицировать теорию, но лишь в том случае, когда будет установлена их истинность - отсюда понятие фальсифицируемости определяется следующим образом: "теория фальсифицируема, если класс её потенциальных фальсификаторов не пуст" . Из теории Т дедуцируется базисное предложение А, т.е. согласно правилам логики верно предложение "Если Т, то А". Предложение А оказывается ложным, а истинным является потенциальный фальсификатор теории не-А. Из "Если Т, то А" и "не-А" следует "не-Т", т.е. теория Т ложна и фальсифицирована. Фальсифицированная теория должна быть отброшена.

Важнейшим методом научного познания - индуктивный, научное познание начинается с наблюдений и констатации фактов. Итогом фальсификационизма является схема развития научного знания, принимаемая Поппером: глубоким философским убеждением у нас нет никакого критерия истины и мы способны обнаружить и выделить лишь ложь:

1. понимание научного знания как набора догадок о мире - догадок, истинность которых установить нельзя, но можно обнаружить их ложность;
2. критерий демаркации - лишь то знание научно, которое фальсифицируемо;
3. метод науки - пробы и ошибки.

Смена научных теорий, о росте их истинного содержания, о возрастании степени правдоподобия, то может сложиться впечатление, что он видит прогресс в последовательности сменяющих друг друга теорий Т 1 ⇒ Т 2 ⇒ Т 3 … Для решения проблем мы строим теории, крушение которых порождает новые проблемы и так далее. Поэтому общая схема развития науки имеет следующий вид:

Здесь Р 1 - первоначальная проблема; Т 1 , Т 2 ,...,Т n - теории, выдвинутые для её решения; её - проверка, фальсификация и устранение выдвинутых теорий; Р 2 - новая, более глубокая и сложная проблема, оставленная нам устраненными теориями". Из этой схемы видно, что прогресс науки состоит не в накоплении знания, а только в возрастании глубины и сложности решаемых нами проблем.

Концепции Поппера vs методология позитивизма:

1) Источник знания . Логические позитивисты - единственным источником знания является чувственное восприятие, процесс познания всегда начинается с "чистого" наблюдения. Поппер: не существует фундаментального источника: знания, следует приветствовать каждый источник, каждое предложение открыто для критической проверки, знание не может начаться с ничего - с tabula rasa - и не может начаться с наблюдений, прогресс познания состоит главным образом в модификации более раннего знания.

2) Эмпирический базис . Логические позитивисты проводили резкую грань между эмпирическим и теоретическим знанием и считали эмпирический язык несомненной твердой основой науки. Поппер: нет дихотомии эмпирического - теоретического: Все термины являются теоретическими, язык Поппера зависит от теорий, его предложения могут быть фальсифицированы, он служит не базисом обоснования науки, а конвенционально принимаемой основой фальсификации теорий.

3) Демаркация . Логические позитивисты в качестве критерия демаркации принимали верифицируемость. Поппер – фальсифицируемость . Различие: логические позитивисты усматривают наиболее характерную особенность науки в обоснованности её положений. Поппер - стремится подчеркнуть гипотетичность и недостоверность научных положений, риск, с которым связано развитие науки-различие приводит к дальнейшим глубоким расхождениям между двумя методологическими концепциями.

4) Отношение к философии : логические позитивисты стремились дискредитировать и уничтожить метафизику. Поппер занимается проблемой демаркации, грань между наукой и метафизикой становится у него расплывчатой. Он признает больше влияние метафизики на развитие науки. Логические позитивисты: стремятся избегать каких-либо метафизических утверждений, Поппер строит метафизическую концепцию "трех миров".

5) Метод науки : логические позитивисты (?) индукцию: восхождение от фактов к их обобщениям. Поппер отверг индукцию, его метод - это метод проб и ошибок, включающий только дедуктивные рассуждения.

6) Модель научного развития . Логические позитивисты смогли предположить только примитивный кумулятивизм: каждый последующий шаг в развитии познания состоит в обобщении предшествующих результатов: нет концептуальных переворотов, нет потерь знания. У Поппера модель развития знания не является кумулятивной: он не признает никакого накопления.

7) Задачи философии науки . Основная задача методологического исследования для логических позитивистов сводилась к логическому анализу языка науки, к установлению априорных стандартов научности. Основной задачей своей методологической концепции.

Логические позитивисты,Рудольф Карнап

Цель науки состоит в «формировании базы эмпирических данных в виде фактов науки, которые должны быть рецензированы языком, не допускающим двусмысленности и невыразительности».

1. Язык есть граница мышления.
2. Мир только один - мир фактов и событий.
3. Предложение - картина мира, так как имеет с миром одну и ту же логическую форму.
4. Сложные предложения состоят из элементарных предложений, которые соотносятся непосредственно с фактами.
5. Высшее невыразимо.

Опираясь на Витгенштейна и Рассела, Карнап считает предметом философии науки анализ структуры естественнонаучного знания с целью уточнения основных понятий науки с помощью аппарата математической логики.

Для логического позитивизма, как и для всего позитивизма, начиная с Конта, было характерно «стремление сделать философию научной. Строгие требования научного мышления должны выполняться философией. Однозначная ясность, логическая строгость и обоснованность в философии необходимы так же, как и в других науках» .
Средства для этого неопозитивисты видели в «новейшей логике». «Новый образ логики нашел завершенное выражение в фундаментальном труде «Principia Mathematica» Б. Рассела и А. Уайтхеда [Крафт, 2003, с. 53-54], в котором была реализована логи- цистская программа развития оснований математики, сформулированная еще Лейбницем, и дано «доказательство того, что вся чистая математика следует из чисто логических предпосылок и пользуется только теми понятиями, которые определимы в логических терминах» [Грязнов, 1993, с. 20]. Логические позитивисты были вдохновлены успехами Бертрана Рассела (1872-1970) в области оснований математики. Новая логика существенно расширяла область логики. Вместе с символикой она обрела такую форму выражения, которая с математической точностью позволила представлять понятия, высказывания и правила их связи.
Развивая идеи своего учителя Б. Рассела, Л. Витгенштейн (1889-1951) в своем знаменитом «Логико-философском трактате» распрастраняет модель знания «Principia Mathematica» на всю совокупность знания о мире. Эта модель основана на принципах логического атомизма: 1) экстенсиональности (логические связи между предложениями понимаются исключительно как связи по Функциям истинности) и 2) атомарности (в основе знания лежат взаимонезависимые атомарные предложения).

К этой логической модели логические эмпиристы добавили эмпиризм. В рамках модели логического атомизма значение истинности элементарных высказываний может быть задано только каким-то внелогическим способом. Витгенштейн указывает на логический атом как на логический предел, о содержании которого ничего нельзя сказать (см. гл. 4). Логические позитивисты приняли другую, родственную махизму, эмпиристскую трактовку элементарных высказываний, которую они заимствовали у раннего Рассела: «Если атомарные факты должны быть познаваемы вообще, то, по крайней мере, некоторые из них должны быть познаваемы без обращения к выводу. Атомарные факты, которые мы познаем таким путем, являются фактами чувственного восприятия» [цит. по: Швырев, 1977, с. 18]. Все знание в конечном счете сводится к совокупности элементарных, чувственно проверяемых утверждений, которые у неопозитивистов фигурировали под именами «эмпирического базиса», «предложений наблюдения», «протокольных предложений».
В логическом позитивизме утверждение имеет значение тогда, и только тогда, когда оно может быть проверено на истинность или ложность, по крайней мере в принципе, посредством опыта. «Акт верификации, к которому в конце концов приводит путь решения, всегда одинаков, - говорит Шлик, - это некий определенный факт, который подтвержден наблюдением и непосредственным опытом. Таким образом, определяется истинность (или ложность) каждого утверждения - в обыденной жизни или науке - и не существует других способов проверки и подтверждения истин, кроме наблюдения и эмпирической науки. Всякая наука (если и поскольку мы понимаем под этим словом содержание, а не человеческие приспособления для его открытия) есть система познавательных предложений, т. е. истинных утверждений опыта...» [Грязнов, 1993, с. 29-30]. Это центральное положение логического позитивизма называется принципом верификации. Этот принцип утверждал, что все те теоретические утверждения, которые не могут быть посредством логической цепочки рассуждений сведены к эмпирическим утверждениям (т. е. верифицированы), должны выбрасываться из науки как бессмысленные (т. е. кроме «истинно» и «ложно» было введено еще одно значение - «бессмысленно»). В результате все метафизические вопросы попадали в категорию бессмысленных и отбрасывались. Реализация этой программы пошла по пути за-

мены философской теории познания и гносеологических вопросов о соотношении теории и «реальности» логическими проблемами и проблемами языка.
Шлик вторит Витгенштейну: «“мир” - это не “вещь сама по себе”, а мир нашего языка». «Всякое познание есть выражение, или репрезентация (в первую очередь в языке. - А.Л.), - говорит Шлик. - А именно познание выражает факт, который в познании познается... Так что все знание является знанием в силу его формы (т. е. языка. - АЛ.). Именно через форму оно репрезентирует познанный факт... Исследования, касающиеся человеческой «способности к познанию»... заменяются тогда соображениями, касающимися природы выражения, или репрезентации, т. е. всякого возможного «языка» в самом общем смысле... Вопросы об «истинности и границах познания» исчезают. Познаваемо все, что может быть выражено... То, что принималось раньше за такие вопросы («метафизические» вопросы об «истинности и границах познания». - А.Л.), суть... бессмысленные цепочки слов... [Там же, с. 29-30]. «Подтвержденные наблюдением и непосредственным опытом факты», о которых говорит Шлик, описываются «протокольными предложениями», на которые переносится центр тяжести всей концепции. «Проблема «протокольных предложений», их структуры и функций есть новейшая форма, в которой философия, или, скорее, решительный эмпиризм наших дней, облекает поиски последнего основания познания (каковыми для Локка был опыт, а для Декарта - «врожденные идеи» (см. гл. 1). - А.Л.)... - писал Шлик. - Поэтому если нам удастся выразить факты в «протокольных предложениях», без какого-либо искажения, то они станут, наверное, абсолютно несомненными отправными точками знания... образуют твердый базис, которому все наши познания обязаны присущей им степенью правильности» [Там же, с. 33-34]. «Очищающая» науку от метафизики процедура верификации (от нем. verifika- tion - свидетельство в подлинности, подтверждение правильности) с помощью «протокольных предложений» эмпирического характера лежит в основе всей программы логического позитивизма.

Выдвинутая логическими позитивистами программа была проникнута оптимизмом. «Я убежден, - писал в 1930 г. в статье «Поворот в философии» М. Шлик, - что мы сейчас переживаем решительный поворот в философии, и наше мнение о том, что бесплодному конфликту систем пришел конец, можно оправдать вполне объективными соображениями. Уже сейчас мы обладаем методами, которые делают подобные конфликты в принципе ненужными» [Там же, с. 29].
Вот как этот «конфликт систем» разрешался в рамках концепции «языковых каркасов» Карнапа в его статье «Эмпиризм, семантика и онтология»: «Языковый каркас» Карнапа - это логически более изощренная форма «языка» Витгенштейна, представляющая науку (скажем, физику) как язык. Сходным с Витгенштейном было и отношение к вопросу о науке и реальности «самой по себе», - это философский, а не научный вопрос. Науку и реальность Карнап разводит, предлагая «различить два вида вопросов о существовании: первый - вопросы о существовании определенных объектов нового вида в данном каркасе; мы называем их внутренними вопросами; второй - вопросы, касающиеся существования или реальности системы объектов в целом, называемые внешними вопросами. Внутренние вопросы и возможные ответы на них формулируются с помощью новых форм выражений. Ответы могут быть найдены или чисто логическими методами, или эмпирическими методами - в зависимости от того, является ли каркас логическим или фактическим... «Действительно ли жил король Артур?», «Являются ли единороги и кентавры реальными или только воображаемыми существами?» и т. д. На эти вопросы нужно отвечать эмпирическими исследованиями... Понятие реальности, встречающееся в этих внутренних вопросах, является эмпирическим, научным, неметафизическим понятием. Признать что-либо реальной вещью или событием - значит суметь включить эту вещь в систему вещей в определенном пространственно-временнбм положении среди других вещей, признанных реальными, в соответствии с правилами каркаса... От этих вопросов мы должны отличать внешний вопрос о реальности самого мира вещей. В противоположность вопросам первого рода этот вопрос поднимается не рядовым человеком и не учеными, а только философами... Этот вопрос и нельзя разрешить, потому что он поставлен неправильно. Быть реальным в научном смысле - значит быть элементом системы, следователь-

но, это понятие не может осмысленно применяться к самой системе... Принять мир вещей - значит лишь принять определенную форму языка, другими словами, принять правила образования предложений и проверки, принятия или отвержения их... Но тезиса о реальности мира вещей не может быть среди этих предложений, потому что он не может быть сформулирован на вещном языке и, по-видимому, ни на каком другом теоретическом языке» (курсив мой. - А.Л.) [Карнап, 1971].
Такова центральная концепция одного из ведущих представителей логического позитивизма Р. Карнапа. Но все варианты логического позитивизма опирались на концепцию протокольных предложений, с которыми, как оказалось, было не все гладко. «В основе развиваемых в рамках логического позитивизма концепций (подробно они изложены в работах Э. Нагеля, Р. Карнапа, К. Гемпеля) лежало предположение о том, что в структуре языка науки можно выделить язык, который состоит только из терминов и предложений наблюдения, - так называемый «язык наблюдения». «Считалось, что эти предложения обладают следующими особенностями: а) они выражают «чистый» чувственный опыт субъекта; б) они абсолютно достоверны, в их истинности нельзя сомневаться; в) протокольные предложения нейтральны по отношению ко всему остальному знанию; г) они гносеологически первичны - именно с установления протокольных предложений начинается процесс познания» [Никифоров, 1991, с. 252].
Но по мере того как осознавались трудности описания с помощью этого языка не только теоретической, но и экспериментальной работы в области физики и других естественных наук, концепция «протокольных предложений» проходила через ряд стадий.
Первая - это стадия «протокольных предложений» феноме- налистического языка, которые мыслились как выражающие «чистый опыт» без какого-либо его понятийного истолкования (типа «Я теперь гневен» или «Сейчас я вижу зеленое»).
Вторая стадия - понятие «протокольных предложений», выраженных в так называемом физикалистском языке, фиксирующем пространственно-временные связи (типа «Карл был гневен вчера в полдень»). Последняя, третья стадия - понятие «предложений наблюдения» вещного языка, предложения и термины которого обозначают чувственно воспринимаемые вещи и их свой-

ства (типа «Эта точка выше и правее той») [Швырев, 1977, с. 105-106].
На всех этих стадиях «твердый, несомненный эмпирический базис науки сохраняется. Термины наблюдения заимствуют свои значения из чувственного опыта; этот опыт, в свою очередь, определяется работой органов чувств, а поскольку органы чувств у людей не изменяются, постольку эмпирические термины и состоящие из них протокольные предложения оказываются нейтральными по отношению к теоретическому знанию и его изменению. Как для Аристотеля, так и для Ньютона, и для Эйнштейна листья деревьев были зелеными, а небо - голубым. Протокольный язык этих мыслителей был одним и тем же, несмотря на различие их теоретических представлений. Сохраняется и гносеологическая первичность языка наблюдения: процесс познания начинается с констатации фактов, с установления протоколов наблюдения; затем наступает очередь обобщения результатов наблюдения» [Никифоров, 1991, с. 253].
Но и на этой стадии не удалось закрепиться. В многочисленных исследованиях к середине XX в. было показано, что такого языка в научном познании просто не существует. «Тот слой знания (тот язык), который выполняет в науке функцию описания эмпирических данных... всегда теоретически нагружен» [Мамчур, 1987, с. 70], ибо, на что указывал еще Дюгем, большинство измерений в естественной науке, например, такие, как сила, масса, электрический заряд в физике, осмысленны только внутри соответствующих теоретических систем (механики, электродинамики), а многие измерительные приборы устроены достаточно сложно и используют различные физические принципы.
Поппер видит основание концепции протокольных предложений в сенсуализме локковского типа. Он называет эту концепцию «бадейной теорией сознания» и подвергает ее сокрушительной критике. Бадейную теорию сознания он описывает так. «Наше сознание - это бадья, поначалу более или менее пустая, и в эту бадью через наши органы чувств... проникает материал, который в ней собирается и переваривается... В философском мире эта теория лучше известна под более благородным названием теории сознания как tabula rasa: наше сознание - чистая доска, на которой чувства вырезают свои послания (позиция Локка. - А.Л.)... Существенный тезис бадейной теории состоит

в том, что мы узнаем бблыпую часть, если не все, из того, что мы узнаем благодаря входу опыта через отверстия наших органов чувств; таким образом, все знание состоит из информации, полученной через наши органы чувств, т. е. в опыте... В такой форме1 эта насквозь ошибочная теория еще очень жива», - утверждает Поппер [Потер, 2002, с. 67]. Это для него позиция классической эпистемологии (т. е. эпистемологии логических позитивистов). Поппер противопоставляет ей характерный для постпозитивистов тезис о неизбежной «теоретической нагру- женности» «протокольных предложений».
«Классическая эпистемология, рассматривающая наши чувственные восприятия как «данные», как «факты», из которых должны быть сконструированы наши теории посредством некоторого процесса индукции... - говорит Поппер, - не способна учитывать то, что так называемые данные на самом деле являются... интерпретациями, включающими теории и предрассудки, и, подобно теориям, пронизаны (are impregnated) гипотетическими ожиданиями (которые, по Попперу, «подобны теориям». - АЛ.). Классическая эпистемология не осознает, что не может быть чистого восприятия, чистых данных, точно так же, как не может быть чистого языка наблюдения, так как все языки пронизаны теориями и мифами. Точно так же, как наши глаза слепы к непредвиденному или неожиданному , так и наши языки не способны описать непредвиденное или неожиданное (хотя наши языки могут расти подобно нашим органам Чувств)...
Высказанное соображение - о том, что теории или ожидания встроены в наши органы чувств, - показывает, что эпистемология индукции терпит неудачу даже прежде, чем она делает свой первый шаг. Она не может начинаться с чувственных данных или восприятий и строить наши теории на них, так как не

существует таких вещей, как чувственные данные или восприятия, которые не построены на теориях (или ожиданиях, т. е. биологических предшественниках сформулированных на некотором языке теорий). Таким образом, «факты» не являются ни основой теорий, ни их гарантией: они не более надежны, чем любые наши теории или «предрассудки»; они даже менее надежны, если вообще можно говорить об этом. Органы чувств включают в себя эквивалент примитивных и некритически принятых теорий, проверенных менее основательно, чем научные теории, и не существует языка для описания данных, свободного от теорий, потому что мифы (т. е. примитивные теории) возникают вместе с языком» [Там же, с. 145].
«В йостпозитивистский период... - говорит В. Ньютон-Смит, - философы крикнули хором: все наблюдения теоретически нагружены. Иными словами, нет никакого нейтрального в отношении теорий языка наблюдения» [Печенкин, 1994, с. 171].

в культурологии (позднелат. verificatio - доказательство, подтверждение верности или истинности чего-либо; от лат. verus - истинный и facio - делаю) - установление истинности тех или иных суждений (утверждений и отрицаний) о культуре в знании о культуре. Подобное понятие в области логики и методологии науки означает процесс непосредств. или косвенной проверки научных утверждений в рез-те эмпирич. наблюдений или проведения эксперимента, а также установления логич. отношений между непосредственно и косвенно верифицируемыми утверждениями. Понятие В. было сформулировано и обосновано логич. позитивизмом (Венский кружок), развивавшим концепцию "научной философии" и идеи Витгенштейна, сформулированные им в "Логико-филос. трактате" (1921). Принято различать В. как актуальный процесс эмпирич. проверки истинности суждении и верифицируемость как потенциальную их проверяемость (возможность проверить) при опр. условиях или по опр. формальным схемам. Согласно принципу верифицируемости, выдвинутому логич. позитивизмом, всякое научно осмысленное утверждение о мире сводимо к совокупности протокольных предположений, фиксирующих данные чистого опыта. В конечном счете любое знание о мире рассматривалось как сводимое путем цепочки формальных преобразований к сумме элементарных предложений, обладающих логич. (логико-математич.) непротиворечивостью и аксиоматич. истинностью (т.н. логич. атомизм), а структура мира, т.о., определялась проекцией структуры знания, заданной исходной логико-эпистемологич. моделью. Согласно позднему Витгенштейну, идеальный, с т.зр. В., логически совершенный язык науки является рез-том условной конвенции, В. к-рой также весьма условна и произвольна - как нек-рые формальные правила ведения "языковой игры". Отсюда - допущение множественности как научных, так и обыденных языков, не поддающихся унификации или генерализации; отсюда же функциональное понимание значения как "употребления" и т.п.

В гуманитарных науках и особенно в культурологии проблема В. еще более усложняется. Поскольку в культуру как предмет культурологич. рефлексии входят такие разные, притом специализир., формы, как наука и искусство, философия и религия; а также социализированные формы культуры - полит., правовая, хозяйственно-экон.; поскольку помимо специализир. форм культуры существует еще и обыденная культура (в частности, образ жизни и культура повседневности), - В. феноменов культуры по каким-то одним основаниям оказывается невозможной. Так, напр., наука (скажем, естествознание) и религия могут занимать по принципиальным мировоззренч. вопросам взаимоисключающие позиции; это же в той или иной степени относится и к взаимоотношениям искусства и философии, философии и религии, науки и философии, науки и искусства, специализир. форм культуры и культуры обыденной, социализир. и специализир. форм культуры между собой. Во всех этих случаях речь может и должна идти о множественности самих В. - применительно к разл. феноменальным формам культуры, о своего рода "параллельных рядах" культурных явлений, верифицируемых по принципиально несводимым основаниям и очень условно "переводимым", "перекодируемым" с одного культурного языка на другой.

Здесь возможны самые парадоксальные альянсы и контаминации: религ. обоснование или опровержение науки и научное объяснение или отвержение религии; философия искусства, философичность искусства и искусство философствования; философия здравого смысла, обыденное знание и эстетика повседневности и т.д., причем многие из этих пограничных явлений культуры сосуществуют друг с другом во времени и в пространстве, тем самым фактически оправдывая и подтверждая плюрализм В. в культурологии. Так, экстраполируя требования и критерии интеллектуальной культуры, понятийно оформленной и сложно структурированной, в сферу культуры повседневности, аморфной и непосредственно переживаемой, мы вольно или невольно интеллектуализируем обыденную культуру, придавая специфически обыденному ее содержанию форму специализир. (научного или филос., социально-полит, или эстетич.) знания. И напротив, навязывая философии или: науке, искусству или полит, идеологии логику и смысловое наполнение обыденного сознания, с его здесь-и-теперь-находимостью, с его прагматизмом и наглядной конкретностью, простотой, общедоступностью, самочевидностью, мы получаем "неспециализир." философию, точнее философствование на уровне житейских целей и потребностей потенциально любого субъекта. Практически каждый субъект культуры причастен (нередко одновременно) нескольким смысловым плоскостям культурной реальности: он может быть ученым-естествоиспытателем и глубоко верующим человеком, философом (опр. ориентации) и обывателем, художником-любителем и членом той или иной полит, системы (гос-ва, класса, партии, страты, группы и пр.); соответственно его суждения о мире и культуре могут принадлежать разл. смысловым слоям сознания или составлять сложную конфигурацию разл. смыслов. Естественным является безграничное многообразие культурологич. концепций и учений, не только сменяющих друг друга во времени, но и нередко современных друг другу, что не исключает ни их взаимодополнительности, ни взаимополемичности. Наконец, само неопр. и все расширяющееся множество несводимых друг к другу дефиниции культуры, как и ее качественных и смысловых дифференциации, лишний раз подтверждает всю закономерную многозначность и сложность В. явлений и процессов культуры, в принципе многомерной.

Следует признать, что культурологич. знание представляет собой мышление по схемам многих знаний: оно не исключает ни конкретнонаучных, ни общенаучных, ни филос. обобщений, но может быть совершенно эмпирическим и восставать против любой его внешней концептуализации; оно включает в себя дорефлективные, рефлективные и надрефлективные компоненты, находящиеся в сложном, подчас конфликтном взаимодействии; оно использует систему относительно строгих понятий и емких категорий (свойственных дискурсивному мышлению в целом и науке, философии в частности), а также символов, нередко заимствованных из других областей знаний, представлений, переживаний (напр., мифологии и религии, лит-ры и искусства, житейской практики и этнонац. традиций), равно как и научных дисциплин (антропологии и социологии, психологии и семиотики, искусствознания и лингвистики, истории и лит.-ведения, подчас естеств. и техн. наук), переосмысливая их применительно к своему предмету - культуре (ценностно-смысловому единству), и в то же время обращается к образно-ассоциативным и интуитивным представлениям, рожденным в разл. сферах и формах культуры. В этом отношении критерии научности или художественности, абстрактности или конкретности, материальности или идеальности, объективности или субъективности, достоверности или вымысла, однозначности или многозначности, статики и динамики, всеобщности или частности и т.п. оказываются в равной мере недостаточными, неполными, не универсальными. В рамках одного и того же культурологич. дискурса субъекту культуры (в т.ч. и исследователю) приходится одновременно апеллировать к двум и более системам измерений (включая анализ, интерпретацию и оценку рассматриваемых явлений культуры), исходить из амбивалентности или принципиальной разноосновности культурологич. знания.

Теоретизм, этизм (этика) и эстетизм, несомненно, составляют три важнейших аспекта (измерения) любого культурного явления или процесса; в известном смысле они составляют более или менее органичное единство (платоновско-соловьевского образца: Истина - Благо - Красота); однако в другом отношении они же демонстрируют, по выражению М. Бахтина, "дурную неслиянность и невзаимопроникновенность культуры и жизни" ("Философия поступка", 1920-24), являя собой феномен социокультурного "полифонизма" и идейного "диалогизма" (позднейшая бахтинская терминология). Драматизм взаимоотношений этического и эстетического в культуре (ср. феномен маркиза де Сада или "Цветы зла" Бодлера вместе с образованной ими разветвленной традицией в лит-ре и искусстве); теоретического и этического (на этом построены различные филос., полит, и лит. утопии и антиутопии, а также концептуальные построения разл. рода в философии и религии, в науке и технике); эстетического и теоретического (особенно заметный в философских системах Платона, Канта, Шопенгауэра, Кьеркегора, Ницше, Вл. Соловьева, в творчестве зап.-европ. романтиков и символистов) подтверждает, что взаимоотношения теоре-тизма, этизма и эстетизма далеко не гармоничны и образуют не только культурное"всеединство", но и столь же всеобъемлющую, неукротимую борьбу противоположностей в рамках триады. Столь же драматичны последствия принципиального раскола между "содержанием-смыслом" данного акта-деятельности, "истор. действительностью" его бытия и его "единств, переживаемостью" (М. Бахтин). И преодоление подобного раскола и его последствий для культуры и жизни оказывается само по себе чрезвычайно сложным, неоднозначным, требующим совпадения многочисл. условий и интенций субъекта деятельности, к тому же выполнимых и достижимых лишь в плоскости самосознания личности, ее персональной ответственности, а не культуры в целом.

В. культурных феноменов в культурологии во многом зависит от того контекста, в к-ром эти явления рассматриваются: истор. контекст возникновения и функционирования этих явлений или контекст современный (относительно исследователя или иного субъекта культуры); контекст культурной традиции, из к-рой вышел данный феномен, или контекст последующих культурных инноваций; контекст культурной однородности (с данным явлением) или контрастности (с ним же); контекст субъективный (продиктованный ассоциациями или воззрениями опр. субъекта культуры) или объективный (связанный с истор. эпохой, конкр. топосом, нац. картиной мира, жизненным укладом) и т.д. В. феноменов культуры определяется в конечном счете мерой соответствия между рассматриваемым феноменом культуры и культурно-смысловым контекстом его осмысления. Понятно, что феномен ср.-век. алхимии, являющийся, с совр. т.зр., в контексте научных воззрений 20 в., безусловным заблуждением, мистикой, превращенной формой знания, представлял собой - в контексте ср.-век. культуры - плодотворный способ первичной структуризации знаний о мире, веществе, всеобщей изменчивости вещей и смелый прорыв в область неизвестного, заложивший основы будущих наук Нового времени - химии, физики, биологии, антропологии и т.п. Подобным же образом следует оценивать астрологию, метафизику, теологию и многое другое в культуре ср.-вековья или Возрождения: это смысловые структуры (или целые комплексы смысловых структур), определяющие мировоззрение и поведение духовной элиты своего времени; эти смысловые структуры в такой же мере выражают культуру опр. истор. эпохи, в какой опосредствуют ее истор. определенность в конкр. формах человеч. рациональности и соответствующей деятельности. Разл. утопии, возникавшие в сознании людей в разные века, могут быть оценены, с совр. т.зр., как "тупиковые" проекты, бесполезные и даже вредные для человечества и отд. его представителей; но в рамках культуры своего времени они выступали как серьезные и оригинальные попытки переоценки существующей действительности и выхода за ее актуальные пределы, как механизмы преобразования социокультурной данности в новую виртуальную реальность. Аналогичным образом в культурологии оцениваются разл. научные теории, концепции, гипотезы, версии, методол. подходы: их дискуссионность и открытость (концептуальная незавершенность) отнюдь не являются показателем их ошибочности или ложности, равно как и правдоподобия или истинности, - все они выступают как исторически обусловленные феномены конкр. культуры, и как таковые закономерны по своему содержанию и форме - наряду с иными, типологически рядоположенными, а семантически вариативными или альтернативными.

Будучи вписано в тот или иной содержат, контекст, каждое явление культуры, выступающее, т.о., как своего рода текст, тем или иным образом коррелирующий со своим контекстом, с одной стороны, накладывает свой отпечаток на контекстуальное смысловое поле, а, с другой, само адаптируется к своему контексту, испытывая его ценностно-смысловое воздействие; осмысление, интерпретация и оценка данного явления культуры всегда обусловлены контекстуальностью, т.е. складывающимися диалогич, отношениями между данным текстом и инновативным контекстом, - в рез-те происходит "приращение смысла" - прежде всего в самом тексте, обретающем - в процессе взаимодействия со своим контекстом - все более и более значит, "интерпретативную оболочку". В этом смысле одно и то же культурное явление в разл. культурно-истор. эпохи и даже в течение сравнительно небольших истор. периодов не равно себе, поскольку в своем содержании постоянно утрачивает одни смыслы и семантич. оттенки и приобретает другие, более актуальные, ценные или значимые в каком-то отношении.

Особый случай представляет нарочитая модернизация феноменов культуры прошлого или нац. адаптация инокультурных явлений, достигаемая соответствующим моделированием эпистемологич. контекста - резко современного или исключительно национально-культурного, - новый феномен культуры, высвеченный неожиданным контекстом, представляет собою аллюзию прежнего (т.е. особого рода интерпретацию, переосмысление, а не его продолжение и развитие), и его В. в культурно-истор. отношении, т.о., лишена смысла (на этом строится постмодернистская игра с исторически и культурно несовместимыми реалиями, в своей совокупности принципиально неверифицируемыми). Аналогично по своему рез-ту намеренное изъятие того или иного феномена культуры из его истор. контекста (игнорирование реальных культурных отношений и связей, "круга чтения" и интересов исследуемого деятеля культуры, культурно-смысловых источников и ассоциаций анализируемых произведений, концепций и доктрин; приписывание явлению культуры тех смыслов и значений, к-рые ему генетически не свойственны или исторически невозможны; "обвинение" деятеля культуры в незнании фактов или идей, известных его позднейшим критикам или интерпретаторам, или в отстаивании нежелат., с т.зр. интерпретатора, партийно-классовой, идеол. или филос. позиции по к.-л. вопросам, являющееся фактически тенденциозной реинтерпретацией культурных явлений в идейно чуждом или контрастном контексте. Такой в большинстве случаев была В. культуры в марксистской культурологии, наиболее последовательно сопоставлявшей феномены культуры с явлениями социальной действительности, делившей деятелей культуры на "прогрессивных" и "реакционных", а явления культуры на народные и "антинародные", революц. и контрреволюционные, "нужные", с партийных позиций, и "ненужные" (в свете задач революции, социалистич. строительства, коммунистич. идеалов, злобы дня и т.п.). В. феноменов культуры, осуществляемая с позиций истор., политико-идеол. или филос. превосходства, как и "суд" одной культурной эпохи над другой или критика одной нац. культуры др. нац. культурой (это же относится и к разл. субкультурам), - неправомерны и субъективны, хотя вполне объяснимы и широко распространены в истории культуры. Речь идет о столкновении разл., подчас несовместимых между собой культурных кодов и наложении взаимоперечащих смысловых структур, относящихся к гетерономным культурным системам. В. культурных феноменов носит здесь иллюзорный и, как правило, идеологически заданный характер. Иными словами, верифицируется т.о. не сам культурный феномен, а лишь его интерпретация (как правило, имплицитно содержащая в себе оценку, что подтверждает социально-полит, и идейно-мировоззренч. ангажированность исследователя). Строго говоря, В. в культурологии возможна лишь в феноменологич. и герменевтич. смысле, - т.е. в контексте данной культуры, данной истор. эпохи, данного культурного стиля, типа мировоззрения, морфологич. принадлежности и т.д. вплоть до конкр. явления культуры. Возникающая перед культурологами (особенно при проведении кросскультурных - сравнительно-истор. и типол. - исследовании) проблема культурного релятивизма в принципе трудно разрешима. С одной стороны, трудно доказать, что нек-рое явление или категория одной культуры (субкультуры) воспринимается именно таким образом в иной культуре, что понятия и представления разл. культур аутентичны и взаимопереводимы, что социокультурное объяснение этого явления в одной культуре будет верным и в отношении другой. С др. стороны, стремление понять другую культуру методом условного "вживания" в нее, с т.зр. "определения ситуации" исследуемыми деятелями, путем отказа понять "чужую" культуру на основании собственных категории и "своего" культурно-истор. опыта - чревато тем, что в рез-те "контекстуальной снисходительности" исследователя ни одно явление другой культуры (тип поведения, верования, мышления, творчества и пр.) не может считаться неестественным или иррациональным, если оно рассматривается в рамках собственного культурного контекста. В то же время маловероятно, чтобы исследователь "другой культуры" мог полностью отказаться от опр. стереотипов или дискурсов "своей культуры", что фактически исключает возможность адекватного понимания иного культурного опыта и других культурных систем. Т.о., В. подлежит не столько сама культура, анализируемая и интерпретируемая, систематизируемая и обобщаемая в культурологич. теориях и учениях, сколько культурологич. учения и концепции, осмысляющие и классифицирующие культурные явления, сопоставляющие их между собой и оценивающие, объясняющие и прогнозирующие культурно-истор. развитие человечества и его составляющих. Это важно для того, чтобы отчетливо различать в культурологич. исследовании значения, смыслы и оценки, навязываемые исследователем своему материалу, и вытекающие из его непредубежденного анализа; субъективную тенденциозность и познават. объективность; желаемое и действительное; органическое и производное.

Характерна концепция К. Р. Поппера, противопоставившего идее В. идею фальсификации. Стремясь последовательно и строго различать науку и идеологию (что особенно актуально в отношении гуманитарных и социальных наук, включая культурологию), Поппер доказывал, что наука, для того чтобы доказать свою валидность, должна стремиться не к защите своих положений и принципов, т.е. В. (это успешно делает и идеология), а к их опровержению: наука может развиваться только посредством проверки и опровержения собственных гипотез (фальсификации), выдвижения новых гипотез и их последующей фальсифицирующей проверки, и т.д. (к чему идеология органически неспособна). В полемике с Поппером Т. Кун настаивал на том, что наука зависит прежде всего от предположений, к-рые в принципе не могут быть фальсифицированы, а развитие науки определяется не систематич. испытанием гипотез, как это видит фальсификационизм, а в рез-те смены научных (шире культурных) парадигм. Если Поппер акцентировал в научном поиске порождение инновативного начала путем отрицания не выдерживающих проверки старых гипотез, то Кун подчеркивал непрерывность и преемственность культурных традиций в научном развитии, лишь изредка "взрываемых" научными революциями - переворотами, открывающими принципиально новые системы и принципы знания, тем самым прерывающими традицию и требующими обновления В. Логично представить В. и фальсификацию гипотез как взаимодополнит, принципы проверки знания, различно, но в одинаковой мере способствующие его росту, углублению и внутр. совершенствованию в контексте культуры.

Лит.: Кун Т. Структура научных революций. М., 1977; Заботин П.С. Преодоление заблуждения в научном познании. М., 1979; Мулуд Н. Анализ и смысл. М., 1979; Маркарян Э.С. Теория культуры и совр. наука (Логико-методол. анализ). М., 1983; Павиленис Р.И. Проблема смысла. Совр. логико-филос. анализ языка. М., 1983; Наука и культура. М., 1984; Полани М. Личностное знание: На пути к посткритич. философии. М., 1985; Рыжко В.А. Научные концепции: социокультурный, логико-гносеол. и практич. аспекты. К., 1985; Интерпретация как историко-научная и методол. проблема. Новосиб., 1986; Культура, человек и картина мира. М., 1987; Научные революции в динамике культуры. Минск, 1987; Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы филос. герменевтики. М., 1988; Парахонский Б.А. Язык культуры и генезис знания. К., 1988; Героименко В.А. Личностное знание и научное творчество. Минск, 1989; Библер B.C. Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика культуры. М., 1991; Библер B.C. От наукоучения - к логике культуры: Два филос. введения в XXI век. М., 1991;0нже. На гранях логики культуры. М., 1997; Петров М.К. Язык, знак, культура. М.,1991; Он же. Самосознание и научное творчество. Ростов-на-Дону, 1992; Он же. Историко-философские исследования. М., 1996; Степин B.C. Филос. антропология и философия науки. М., 1992; Лем С. Этика технологии и технология этики. Модель культуры. Пермь; Абакан; М., 1993; Сорина Г. В. Логико-культурная доминанта: Очерки теории и истории психологизма и антипсихологизма в культуре. М., 1993; Манхейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994; Орлова Э.А. Введение в социальную и культурную антропологию. М., 1994; Делез Ж. Логика смысла. М., 1995; Идеал, утопия и критич. рефлексия. М., 1996; Коммуникации в культуре. Петрозаводск, 1996; Культуральная антропология. СПб., 1996; Каган М.С. Философия культуры. СПб., 1996; Мамардашвили М.К. Стрела познания: Набросок естественноистор. гносеологии. М., 1996; Пятигорский А.М. Избранные труды. М., 1996; Рикер П. Герменевтика и психоанализ. Религия и вера. М., 1996; Вторая Навигация: Философия. Культурология. Лит.-ведение: Альманах. X., 1997; Злобин Н. Культурные смыслы науки. М., 1997; Каган М.С. Филос. теория ценности. СПб., 1997; Мамардашвили М.К., Пятигорский А.М. Символ и сознание: Метафизич. рассуждения о сознании, символике и языке. М., 1997; Михайлов А.В. Языки культуры. М., 1997; Туровский М.Б. Филос. основания культурологии. М., 1997; Popper K.R. The Logic of Scientific Discovery. L., 1959; Popper K.R. Conjectures and Refutations: The Growth of Scientific Knowledge. N.Y.; L., 1962; Adorno T.W. Prisms: Cultural Criticism and Society. L., 1967; McHugh P. Defining the Situation: The Organization of Meaning in Social Interaction. Indian., 1968; Vallier I. (ed.) Comparative Methods in Sociology. Berk., 1971; Douglas М. Cultural Bias. L., 1978; Smith A.D. National Identity. L.; N.Y., 1991.

Отличное определение

Неполное определение ↓

ВЕРИФИКАЦИЯ. В социологии проверка истинности теоретической модели социального объекта путем опытного, эмпирического сопоставления ее с реальной действительностью. В истории социологической мысли наибольшее значение верификации придавал позитивизм, считавший подлинно научным только такое знание, которое опирается на наблюдение, эксперимент и т.д.

А. Акмалова, В. М. Капицын, А. В. Миронов, В. К. Мокшин. Словарь-справочник по социологии. Учебное издание. 2011.

Верификация

ВЕРИФИКАЦИЯ – процесс проверки достоверности информации путем изучения ее источников и их надежности. Верификация новостей совершается в различных формах, наиболее тщательный характер должна носить в расследовательской журналистике, а также в сфере ответственных политических информационных сообщений. С развитием верификации связано утверждение принципов объективности информации. Верификация должна строиться на сопоставлении не мнений, а стоящих за ними фактов.

Князев А.А. Энциклопедический словарь СМИ. КРСУ, 2002.

Верификация (СЗФ.ЭС, 2009)

ВЕРИФИКАЦИЯ (от лат. verus - истинный и facia - делаю) - методологическое понятие, обозначающее процесс установления истинности научных утверждений в результате их эмпирической проверки. Это понятие получило широкое распространение в связи с концепцией языка науки в Неопозитивизме, в котором был сформулирован принцип верификации, или верифицируемости. Согласно этому принципу, всякое научно осмысленное утверждение может быть сведено к совокупности протокольных предложений, фиксирующих данные «чистого опыта» и выступающих в качестве функций истинности элементарных утверждений.

Верификация (ССИС, 2001)

ВЕРИФИКАЦИЯ, -и, ж. (2 пол. XX в.). Проверка истинности теоретических положений опытным путём. Надёжная верификация. Результаты верификации. Итоги верификации. Выводы из верификации. Прибегнуть к верификации.

Верификатор, -а, м.

Верификаторский, -ая, -ое. Вёрификаторский способ.

Верификаторство, -а, ср.

Франц. verification - верификация < лат. veris - истинный и facere - делать.

Верификация (Головин, 1998)

ВЕРИФИКАЦИЯ - при проверке научных понятий - доказательство или иная убедительная демонстрация того, что явления, включенные в объем и содержание данного понятия, действительно существуют и соответствуют определению понятия. Это же предполагает наличие методики опытной проверки явления, описываемого понятием. Проверка выполняется посредством соответственной психодиагностической процедуры.

Словарь практического психолога. - М.: АСТ, Харвест. С. Ю. Головин, 1998, с. 82.

Верификация (Рапацевич)

ВЕРИФИКАЦИЯ - доказательство, подтверждение; процедура установления истинности научных положений в процессе их эмпирической проверки, т.е. с помощью наблюдения, измерения или эксперимента. В современной логике и методологии науки различают непосредственную верификацию (прямо выходящую на факты) и опосредованную (доказывающую истинность через логическое следствие из проверяемого положения). Однако, строго говоря, любая верификация является опосредованной (косвенной), ибо факты всегда так или иначе «теоретически нагружены». «Чистого опыта», зафиксированного в т. н.

Верификация (Грицианов)

ВЕРИФИКАЦИЯ (позднелат. verificatia - подтверждение; лат. verus - истинный, facio - делаю) - логико-методологическая процедура установления истинности научной гипотезы (равно как и частного, конкретно-научного утверждения) на основе их соответствия эмпирическим данным (прямая или непосредственная В.) или теоретическим положениям, соответствующим эмпирическим данным (косвенная В.). Концепция верификационизма была разработана участниками Венского кружка, нередко ссылавшихся в этой связи на идею Витгенштейна о том, что "понимать предложение - значит знать, что имеет место, когда оно истинно".

Верификация (Кириленко, Шевцов)

ВЕРИФИКАЦИЯ (лат. verus - истинный; facio - делаю) - основополагающий принцип позитивизма. Согласно этому принципу, все высказывания, которые нельзя сопоставить с эмпирическими, «базисными» предложениями науки, с «протокольными» предложениями, лишены смысла, они лишь по форме напоминают высказывание о чем-то конкретном. Если мы можем сравнить предложение с чувственными данными или указать метод, с помощью которого можно это сделать, то данное предложение верифицируемо (проверяемо). К бессмысленным высказываниям, замаскированным под научные (псевдонаучным высказываниям), относится большинство философских и религиозных идей. Например: «душа бессмертна» или «материя есть субстанция». То, что нельзя увидеть собственными глазами или зафиксировать с помощью приборов, не может быть предметом научного исследования...

Структуру научного знания неопозитивизм определил в соответствии с уже классическим различением теории и опыта. Он сформулировал ее как различие эмпирич. и теоретич. языка науки. Возникла проблема особенностей каждого из этих уровней языка и анализа из взаимосвязи.

«Венский кружок: атомарные факты - данные непоср.наб-я, чувств. восприятия субъекта, фиксируемые в языке. В качестве такого языка были выделены протокольные предложения. В науч.практике результаты наблюдения за изучаемым объектом или явлением фиксируются в протоколах набл-я. Это предл-я типа «зафиксировано изменение цвета в пробирке». Вначале неопозитивизм считал, что протокольные предложения составляют эмпирический базис науки. Если эмп/кр-зм считал таким базисом чувственные восприятия познающего субъекта, то неопоз-зм скорректировал: это чувств.данные, выраженные в языке. Языковая форма обеспечивает интерсубъективность чувств. данных.

Первоначально в неопоз-зме сохранялась традиц.для эмп/кр-зма установка рассм-ть теор.положения как сжатую сводку опытных данных. В этом подходе каждое теорет.выск-е могло интерпретироваться как сводимое к нек.сов-ти эмп.данных. Логич.атомизм Рассела-Витгенштейна также ориентировался на рассмотрение каждого теор.выск-я как сводимого к выск-ю об эмп.фактах: истинность каждого сложного выск-я определялась его редукцией к истинности атомарных. Эту идею неопозитивизм «Венского кружка» воспринял как хар-ку теор.уровня знания в его отношении к опыту. Такое видение интерпретировало теорию как простую систему, где св-ва целого целиком определены св-вами элементов и не существует каких-л. системных свойств. Позже выяснилось, что теор.знание нельзя уподобить простой механической системе, что оно существует как сложная целостная система. И это указывало на ограниченные возм-ти применения языка пропозициональной логики. Но возм-ть редукции каждого теор.выск-я к протокольным предл-ям была принята в качестве некоторого постулата, который был положен в основу принципа верификации : каждое науч.выск-е должно быть принципиально проверяемо опытом, т.е. сводимо к протокольным выск-ям. Истинность протокольных предложений устанавливается путем наблюдения соотв.события. истинность же теор.предложения устанавливается путем последовательного выведения из них логических следствий, последнее из которых непоср-но сопоставляется с протокол.предл-ми.

Неопоз-зм сохранил трактовку логич.атомизма, согласно которой выск-я математики и логики являются тавтологиями. Принцип верификации должен был отделить науч.выск-я от ненаучных. Метафизические выск-я, поскольку они не м.б. верифицированы и не принадлежат к высказываниям логики и математики, относятся к ненаучным. За фил-й остается только прояснение смыслов утверждений науки методом логического анализа.

Дифференциация науки, появление все новых дисциплин выражаются в увеличении разнообразия языков теор.описания. Проблему единства науки неопоз-зм формулировал как поиск унифицированного языка. Путь к решению это проблемы определила трактовка теор.терминов и выск-й как своеобразной аккумуляции эмпирич.содержания. Поскольку они в любой науке должны сводиться к языку протокольных предложений, то единство языка сводится к выработке терминов протокольного языка.

В неопоз-зме была сформулирована идея, согласно которой протокольный язык – это описание наблюдений с помощью разл.приборов. Работа же приборов может быть описана в терминах языка физики: цвет, интенсивность освещения, скорость и т.д. Язык физики был провозглашен унифицированным языком науки, а сама программа объединения все областей научного знания на основе языка физики – физикализм.

Принципы верификации и физикализма были придложены неопоз-змом в качестве решения 2 важнейших методологич.проблем: обнаружения в системе научных абстракций гипостазированных объектов (гипостазирование – наделение самостоятельным бытием какого-либо отвлеченного понятия, свойства, идеи); восстановление единства науки.

Но возникли непреодолимые трудности: 1) протокол.предл-я не м.б. приняты за эмпирически истинные выск-я, т.к. они отягощены ошибками наблюдателя, неточностями показаний проборов. Постепенно возникла идея, что в эмп.языке помимо протокольных предложений надо выделить язык эмпирич.фактов, которые описывают явления не в терминах наблюдаемого, а в терминах объективного описания, например «бензол кипит при 80,1 градусах». Различение уровня наблюдений и уровня фактов выявило сложное строение эмпирич.языка науки и эмпирич.уровня иссл-й. 2) Проблема: как формируются факты на основе протокольных выск-й. Выяснилось, что их формирование предполагает применение теор.знаний, а значит, эмп.факты теоретически нагружены. Это наносило серьезный удар по принципу верификации. 3) невозможно в научных теориях верифицировать все их понятия и выск-я, даже имеющие статус фундаментальных. Например, в современных изложениях классической электродинамики ключевое понятие «вектор-потенциал» вне связи с другими понятиями не редуцируется к эмпирич.данным. Это свидетельствовало о неадекватности редукционистской программы и лежащей в ее основе трактовке теории как сжатого описания эмп.данных. в теории есть свое содержание, несводимое к эмп-му, и своя сложная системная орг-я. Теор.абстракции образуют связную сеть, имеющую уровневую орг-ю. И ее проверка опытом состоит в проверке следствий теории как целостной системы.

Неопоз-зм корректирует свои первоначальные трактовки эмп. и теор. языка. Карнап: базисные принципы, лежащие в фундаменте теории, не являются простым индуктивным обобщением опыта и не всегда допускают прямую опытную проверку, они могут приниматься научным сооб-вом в качестве соглашении (конвенционализм ) из соображений простоты и удобства.

Карнап: принцип толерантности : научное сообщество должно с пониманием относитья к форм-ю разл. и даже альтернативных способов теор. описания при условии непротиворечивости каждого из них.

В неопоз-зме были предприняты попытки истолковать эти новые трактовки, сохраняя традицию эмпиризма. То, что содержание теории не может быть представлено как простая аккумуляция эмп.знаний, интерпретировалось в духе чисто инструментального взгляда на теорию. Она представлялась только вспомогательным инструментом для обработки и сист-и эмп.фактов. Но это приводило к «дилемме теоретика» (Гемпель): если теоретич.термины нужны только для уст-я связей между наблюдаемыми явлениями, то эти связи могут быть установлены эмп. иссл-ем путем обнаружения и формулировки эмп.зависимостей. но тогда теор.термины вообще не нужны. Отсюда следует отказ от чисто инструменталистской трактовки теории. Необходимо было признать, что теор.знание имеет особое содержание, которое не сводится к эмп. и не исчерпывается инструментальными функциями.

Кризис эмпирич.редукционизма и первоначальной версии принципа верификации привел к формулировке ослабленной версии этого принципа. В нем требовалось, чтобы следствия теории подтверждались эмпирич.фактами. но в этом варианте принцип верификации выглядел тривиальным обозначением общепринятой процедуры в эмпирич.науках. он уже не мог претендовать на роль метода, отделяющего научные понятия от метафизических. Обрушение принципа физикализма: осмысление того, что эмпирич.базисом науки являются не протокольные предложения, а эмпирич.факты, обнаружило, что формулировка факта не обязательно требует языка физики. Интеграция наук происходит не только и не столько за счет исп-я общих методов, сколько за счет выработки общенаучных понятий и принципов, переноса теор.методов из одной науки в другую, форм-я представления о связях между предметами разл. наук.

После 2й Мировой войны непоз-зм утрачивает авторитет. Осознание историзма науки, развития ее средств, методов и методологических установок стимулировало соединение ФН с анализом истории науки. Начинают преодолеваться фундаментальные установки позитивизма: рассматривать науку, абстрагируясь от ее связей с философией и другими областями культуры, абстрагируясь от ист.развития научной рациональности, от связей науки с практ.дейт-ю. В проблематике ФН на передний план выходит исследование ист.динамики науки с учетом влияния не нее социокультурных факторов.