Несвятые святые

Поп на «Мерседесе» разбился! Поп на «Мерседесе» разбился! - кричали мальчишки, пробегая под окнами дома отца Рафаила. Мы сидели в его комнате и знали, что это - правда. Многому учит таинство смерти. Многому учат и те обстоятельства, при которых это таинство соверши-лось. Смерть отца Рафаила тоже немалому научила нас. В конце концов, это было вполне в его стиле: как священник отец Рафаил если и учил, то по ходу дела, без лишних назиданий и ненавязчиво.

Думаю, он предчувствовал скорую смерть: за год до того, как все произошло, отец Рафаил взял из церковной лавки и повесил над своей кроватью погребальное покрывало. И с тех пор стал как-то серьезнее, молчаливее. Мы все это заметили. Хотя поток людей в его домик в городке Порхове, где он служил последние три года, не только не сократился, но заметно увеличился. До такой степени, что один знакомый священник, зайдя к нему, даже проворчал:

Что у тебя творится? Кошки, девки!

Действительно, и тех и других в доме отца Рафаила было полным-полно. Впрочем, как и молодых людей со своими духовными и житейскими проблемами. Как и приезжавших из Москвы семейных пар, у которых дело дошло почти до развода. В общем, в этом доме можно было встретить кого угодно. Мы уже привыкли, что отец Рафаил с легкостью, без всякого труда общается с каждым. И каждый ревниво считал, что у него с батюшкой свои - единственные и совершенно особые взаимоотношения.

Вообще отношение наших благочестивых прихожан к своим любимым священникам можно охарактеризовать лишь одним словом - «беспощадное». Отец Рафаил испытал это на себе сполна. Но воспринимал он такое положение вещей совершенно спокойно. Он и сам в свое время докучал старцам, особенно отцу Иоанну, и считал это правильным и весьма полезным для спасения души. «А для чего еще существуют на свете старцы и священники?» - говорил он.

Только поздно вечером отец Рафаил запирался в своей «кельи» - огороженном досками крохотном закутке, куда никому не позволялось входить, - и в изнеможении падал на кровать. А отлежавшись, почти до рассвета молился и исполнял монашеское правило.

Что же касается «кошек и девок», как выразился тот батюшка, котов он и вправду немало развел в своем доме, хотя их и не баловал. Сидя на колченогом стуле, он поглаживал ногой свою любимицу, объявившуюся после мартовских прогулок, и приговаривал:

Ты, блудница, опять нагулялась. И за нее отвечал:

Нет, это ты - монах, это у тебя - обеты. А я - тварь безгрешная.

А насчет девиц надо честно сказать, что даже в монашескую пору они в отца Рафаила то и дело влюблялись не на шутку. Не говоря уже о том времени, когда он еще до монастыря жил в Чистополе. Тогда у него от девчонок просто отбою не было. Мир очень не хотел отпускать Бориса Огородникова. В юности отец Рафаил очень любил гонять на мотоцикле. Однажды, когда он уже узнал Бога, какая-то девчушка настолько одолела его своими чувствами, что он посадил ее с собой на мотоцикл, разогнался и, на полном ходу повернувшись к ней лицом, предложил:

Вот теперь давай целоваться!

Дурак!!! - закричала девушка. И сразу его разлюбила.

Сам же отец Рафаил так уверовал в Бога, так полюбил Его, что сердце его переполнилось и больше не могло впустить в себя никого. Отец Рафаил был настоящий монах. Хотя и большой хулиган. А за влюбленных в него девчонок переживал больше их самих.

Нет, не этого рода слабости явились для отца Рафаила главным искушением. Таким искушением стала для него, казалось бы, полная ерунда, нелепость, совершенно несерьезное пристрастие.

Есть такой закон в духовной жизни: монаху нельзя ничего очень сильно желать, кроме Бога. Ни в коем случае. Не имеет значения, чего именно - архиерейства, учености, здоровья, какой-нибудь материальной вещи. Или даже старчества, духовных дарований. Все придет, если будет на то воля Божия. Отец Рафаил, конечно, об этом прекрасно знал. Но все же у него была страстная мечта.

Его смирение касалось всего, кроме, как ни странно, как ни смешно это произнести… автомобиля.

Здесь он ничего не мог с собой поделать. Он носился на своем черном «Запорожце» по псковским дорогам с таким упоением, что, наверное, испытывал какое-то особое ощущение свободы. Отец Иоанн, встречая его, всякий раз предупреждал:

Будь осторожен! Не увлекайся своей машиной.

Отец Рафаил на это только кряхтел да смущенно похихикивал. Но все продолжалось по-прежнему. Наконец, когда он прямо-таки загорелся мечтой во что бы то ни стало заполучить иномарку, батюшка заволновался всерьез. Он категорически воспротивился подобному желанию своего духовного сына и долго убеждал отца Рафаила отказаться от своей затеи. Батюшка говорил, что если уж и покупать новый автомобиль вместо старой развалюхи, то довольствоваться следует самой простой машиной.

Но отец Рафаил ухищренно истолковал слова духовника по-своему. Он горячо доказывал и нам, и самому себе, что, приобретая иномарку, он как раз послушно и абсолютно буквально исполняет данное ему благословение: хочет завести себе именно машину. Всего лишь машину. Самую обычную. А советские средства передвижения никакой разумный человек автомобилем не назовет. Это так, в лучшем случае усовершенствованная большевистская тачанка, механическая телега.

Если человек чего-то очень настойчиво хочет, причем во вред себе, Господь долго и терпеливо, через людей и новые обстоятельства жизни, отводит его от ненужной, пагубной цели. Но, когда мы неуклонно упорствуем, Господь отходит и попускает свершиться тому, что выбирает наша слепая и немощная свобода.

Однажды этот духовный закон начал действовать и в жизни отца Рафаила.

Как-то он очень помог одному человеку в решении его семейных проблем. Здорово помог - сохранил семью. В благодарность тот, не помню точно - подарил или продал отцу Рафаилу за символическую сумму свой старый «Мерседес».

Машина была ярко-красного цвета. Но все равно отец Рафаил был от этого подарка в полном восторге. Мы не преминули напомнить счастливому обладателю иномарки недавние времена, когда он горячо уверял, что ни за что на свете не станет ездить на автомобиле расцветки коммунистического флага. На это отец Рафаил даже с некоторым высокомерием разъяснил, что мы ничего не понимаем: его новая машина окрашена в идеальный пасхальный цвет…

Господь на целый год отвел беду. Отец Рафаил никогда не был скрягой. По первой же просьбе он отдал «Мерседес» на неделю - попользоваться нашему общему другу Коле Филатову. За несколько дней тот угробил машину, даже умудрился намертво заклинить мотор. Понадобился длительный и очень дорогостоящий ремонт. Но и это не остановило отца Рафаила.

Почти год, пока в какой-то московской кооперативной мастерской возились с этой злосчастной машиной, отец Рафаил в поте лица бегал по требам, занимал деньги… С болью мы смотрели на все это, но ничего поделать не могли. Думали: ладно, обойдется, получит он свой автомобиль, наиграется и снова вернется к нам - прежний отец Рафаил.

Наконец его мечта сбылась. В московской мастерской сделали именно ту машину, о которой он мечтал. Перебрали двигатель. Поставили новые колеса. Даже перекрасили кузов в черный - монашеский цвет. Наконец отец Рафаил достал где-то «родные» мерседесовские стеклоочистители…

Ранним утром 18 ноября 1988 года он сел в машину своей мечты. Помчался к себе на приход и разбился на четыреста пятнадцатом километре Ленинградского шоссе под Новгородом.

Хоронили отца Рафаила, как и положено, через три дня. Был день его именин - праздник Архистратига Михаила и всех Ангелов и Архангелов. Отец Рафаил не раз говорил:

«Только бы умереть, не отпав от Церкви! Величайшее счастье каждому православному христианину, если он умрет, оставаясь в Церкви. За него будет совершаться литургия. Церковь имеет величайшую силу изымать грешников даже со дна ада».

На его похороны съехалось множество потрясенных и потерянных от неожиданного горя людей. Отец Иоанн, к которому обратились духовные дети отца Рафаила с недоуменным вопросом, почему все так произошло, ответил в письме: «Путь странствия отца Рафаила кончился. Но у Господа нет мертвых, у Господа все живы. И Он один знает, когда и кого позвать из жизни сей».

Незадолго до того страшного дня отец Рафаил приходил к отцу Иоанну: домишко, в котором он ютился в Порхове, давно обветшал, и отец Рафаил испрашивал благословения - искать ли ему обмен или придется покупать новый дом?

Отец Иоанн устало ответил ему:

Покупай или меняйся - все равно… Только выбирай домик напротив алтаря.

Отец Рафаил, конечно, чувствовал угрызения совести, что не слушает батюшку в вопросе про автомобиль. Он тогда послушно обошел все соседние с порховским храмом дома. Но никто их продавать не собирался. Когда вскоре отец Рафаил разбился и встал вопрос о его похоронах, все были уверены, что его, как постриженника Псково-Печерского монастыря, похоронят в пещерах. Но архиепископ Владимир, к тому времени сменивший старого митрополита Иоанна на Псковской кафедре, благословил хоронить отца Рафаила на месте его последнего служения, у храма в Порхове. Там его и положили - прямо напротив алтаря.

* * *

Спустя десять лет после гибели отца Рафаила умер отец Никита. Он больше всех переживал потерю своего друга. Бесноватый Илья Данилович принял монашеский постриг в нашем Сретенском монастыре с именем Исайя. Он отошел ко Господу четыре года назад. Веселый сиделец дьякон Виктор дождался исполнения своего сокровенного желания - быть постриженным в монашество. Это произошло тоже у нас в Сретенском монастыре, и теперь он - иеромонах Нил, священник на далеком псковском приходе в деревне Хохловы Горки. Отец Роман, некогда инок Александр, уже много лет живет затворником в скиту отца Досифея, среди псковских болот. Недавно мы издали еще одну книжку его замечательных стихов.

Я назвал эту последнюю главу «Несвятые святые». Хотя мои друзья - обычные люди. Таких много в нашей Церкви. Конечно, они весьма далеки от канонизации. Об этом нет даже и речи. Но вот в конце Божественной литургии, когда великое Таинство уже свершилось и Святые Дары стоят в алтаре на престоле, священник возглашает: «Святая святым!»

Это означает, что Телом и Кровью Христовыми будут сейчас причащаться святые люди. Кто они?

Это те, кто находится сейчас в храме, священники и миряне, с верой пришедшие сюда и ждущие причащения. Потому что они - верные и стремящиеся к Богу христиане. Оказывается, несмотря на все свои немощи и грехи, люди, составляющие земную Церковь, для Бога - святые.

В нашей маленькой компании отец Рафаил был, безусловно, старшим. И даже не потому, что священником он к тому времени был уже лет семь, а это казалось нам тогда огромным сроком. Главное заключалось в том, что мы видели в нем удивительный пример живой веры. Эту духовную силу не спутаешь ни с чем, какими бы чудачествами или слабостями не был порой отягощен человек, такую веру обретший.

За что мы все так любили отца Рафаила? И хулиганом он был, и проповедь путно сказать не мог, и со своей машиной зачастую возился больше, чем с нами. А вот не стало его, и как тоскует о нем душа! Больше двадцати лет прошло после его смерти.

* * *

В часы, когда тягучее уныние подкрадывается и хочет заполнить душу, когда то же происходит с близкими мне людьми, я вспоминаю события, связанные с чудным Промыслом Божиим. Один подвижник как-то сказал, что всякий православный христианин может поведать свое Евангелие, свою Радостную Весть о встрече с Богом. Конечно, никто не сравнивает такие свидетельства с книгами апостолов, своими глазами видевших Сына Божия, жившего на земле. И всё же мы, хоть и немощные, грешные, но Его ученики, и нет на свете ничего более прекрасного, чем созерцание поразительных действий Промысла Спасителя о нашем мире.

Эти истории я рассказывал братии Сретенского монастыря, потом - своим студентам, очень многие - на проповедях. Я благодарен всем моим слушателям, которые и подвигли меня на написание этой книжки.

Особо хотелось бы попросить прощения у читателей за то, что в книге пришлось говорить и о себе самом. Но без этого документальных рассказов от первого лица не бывает. Как писал батюшка архимандрит Иоанн (Крестьянкин): «Мои разрозненные эпизодические повествования не были рассказы обо мне, но иллюстрации некоторых жизненных ситуаций. Теперь же, когда это лоскутное одеяло сложилось и я переписал, перелистал, возвращаясь в прошлое, я сам умилился, узрев богатство милости Божией…»

Преподобная Мария Египетская

Мария родилась в Египте и с юных лет впала в бездну разврата. Причиной стала ее необыкновенная красота: большие синие глаза на кротком лице и светлые волосы, что было редкостью в тех местах. Началось с обычного неповиновения родителям – и увлечений юношами, с ночных прогулок под луной в оливковых садах и пальмовых рощах. И дошло до того, что она оставила родительский дом, переехав в город – в Александрию. После этого от пятнадцатилетней девицы нельзя было ждать вообще ничего, кроме соблазнов.

И Мария, cпускаясь ниже и ниже по лестнице порочной страсти, скоро оказалась на самой последней ее ступени. Так она провела около семнадцати лет. Казалось, не было уже надежды. Но Господь не оставил блудницу Марию и Своей премудростью обратил ее ко спасению.

Было это так. Однажды она увидела множество народа из Ливии и Египта, шедшего к морю, чтобы плыть в Иерусалим на праздник Воздвижения Святого Креста Господня. Ей тоже захотелось быть с ними. Но не ради Иерусалима и не ради праздника, а чтобы предаваться разврату.

Юноши-моряки увидели ее готовность ко всяческой разнузданности и взяли ее на свой корабль, а так как медлить было не для чего, корабль немедленно снялся с якоря.

И она плыла в Иерусалим, оскверняя своими делами море, как прежде оскверняла землю. Ни святой город, ни вид Голгофы и Гроба Господня не могли остановить ее привычку к блуду. Мария и в Иерусалиме продолжала губить себя и совращать других…

Когда наступил день торжественного поклонения Кресту Христову, Мария вместе со всеми захотела войти в храм, но как ни старалась приблизиться к его дверям, каждый раз ее отталкивала толпа народа. Сначала она подумала, что это случайность. Она стала протискиваться в церковь, но у нее снова ничего не получилось. Наконец, Мария убедилась, что только она одна не может попасть внутрь. Тогда в ней проснулась совесть. Марию поразила мысль, что не люди, а Бог и собственные грехи не допускают ее к святыне.

Вдруг взгляд ее случайно остановился на иконе Пресвятой Богородицы, и, потрясенная, она вдруг осознала всю мерзость своей жизни.

Долго и усердно молилась Мария Пресвятой Богородице, умоляла позволить ей войти в храм и увидеть Крест, на котором пострадал Христос. Наконец ей показалось, что ее молитва услышана. Со страхом Мария подошла к церковным дверям, и на этот раз беспрепятственно вошла внутрь. Там она увидела Животворящий Крест Господень и поняла, что Бог готов простить кающихся. Она снова вернулась к иконе Пресвятой Богородицы и обратилась к Ней с мольбой указать ей путь к покаянию. И тут она услышала как бы далекий голос: «Иди за Иордан, там обретешь покой для твоей души».

Мария немедленно отправилась в путь, добралась до реки Иордан, переправилась на другой берег и удалилась в глубину Иорданской пустыни. Она не только отвергла всю прежнюю роскошь, но и вознеслась над человеческой природой. За время ее пребывания в пустыне у нее не было ни крова, ни одежды, ни пищи. Она взяла с собой из Иерусалима только три малых хлеба. Пищей для нее служил не столько хлеб, сколько молитва и благодать Божия. И среди таких подвигов она провела сорок семь лет.

В то время в иорданской пустыне подвизался старец Зосима. Когда братия монастыря в дни поста уходила из обители, чтобы поститься в уединении, старец по откровению Божию ушел далеко за Иордан. Много дней скитался он по пустыне, и однажды в отдалении промелькнуло подобие человеческого тела, совершенно иссохшего и опаленного солнцем, прикрытого лишь длинными волосами. Зосима устремился к бегущему от него призраку и со слезами умолял его остановиться и дать ему свое благословение. Тогда старец услышал жалобный голос:

– Авва Зосима, я женщина! Брось мне свою одежду и подойди!

Зосима узнал историю ее жизни и, пораженный этим смиренным рассказом, удивлялся, где она нашла столько сил для такого тяжкого испытания.

– Страшно вспоминать прошлое, – сказала отшельница. – Вот уже сорок семь лет, как я в пустыне, и первые семнадцать лет я провела в адской борьбе с моими страстями, как с лютыми зверями. Любившая вино, я иногда не могла утолить и каплей воды свою жажду. Много страдала от голода, зноя и болезней и часто лежала, как бездыханный труп. Прежние вожделения, как пламень, сжигали меня, я падала на землю, в слезах призывала на помощь Бога и не вставала с земли до тех пор, пока моя душа не обретала покой.

Я не видела живой души со дня моего перехода через Иордан. Сейчас я чувствую, что мои силы тают. Выполни пламенное желание моего сердца – я не приобщалась Святых Таин с того времени, как перешла через Иордан. Следующим постом ожидай меня в Великий четверг со Святыми Дарами на Иордане. Теперь же прощай и молись обо мне.

После этого Мария скрылась. Зосима поклонился, поцеловал то место, на котором стояли ноги подвижницы, и вернулся в монастырь.

На следующий год, исполняя просьбу Марии, старец Зосима взял Святые Дары и отправился к Иордану. На другом берегу он увидел Марию, которая, подойдя к реке, осенила воду крестным знамением и спокойно пошла по ней. С благоговейным трепетом смотрел старец на идущую по воде святую. Когда Зосима хотел поклониться ей, она воскликнула:

– Что ты делаешь? Ведь ты же иерей, несущий Святые Дары!

Зосима ответил:

– Слава Тебе, Боже, показавшему мне на примере Своей рабы, насколько я далек от совершенства!

С умилением приняла она Божественные Христовы Тайны и со слезами произнесла молитву святого Симеона Богоприимца: «Ныне отпускаешь рабу Свою, Владыка, по словам Своим, с миром, ибо видели глаза мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицом всех людей».

– Еще хочу попросить тебя, отче, – сказала она пустыннику. – На следующий год приди опять на то место, где я беседовала с тобой в первый раз, и опять увидишь меня!

И она удалилась в пустыню.

Прошел год. Пустынник пошел искать преподобную. И вот он увидел на песке ее бездыханное тело. С горькими слезами припал старец к ногам умершей. Вдруг он заметил, что в изголовье начертаны на песке слова: «Авва Зосима! Погреби тело убогой Марии на этом месте, верни прах праху, а за меня ради Господа молись. В ночь страданий Господа я отошла к моему Спасителю, причащенная Святых Таин. Помолись об убогой Марии».

Радуясь славе той, чье имя он узнал только после смерти, святой старец отпел преподобную и раздумывал, чем ему выкопать могилу. Вдруг пришел лев и стал лизать ноги Марии. Зосима испугался зверя. Потом он собрался с духом, перекрестил льва и приказал ему, чтобы тот помог выкопать могилу для погребения угодницы Божией. Лев стал передними лапами рыть землю.

Похоронив святую, Зосима заплакал и просил Марию, чтобы она молилась за всех. И разошлись они в разные стороны: лев ушел в пустыню, старец в свой монастырь, а тело Марии – в землю.

Придя в обитель, Зосима рассказал братии о святой Марии, и они удивлялись, слыша о величии Божием, и со страхом и любовью поминали преподобную.

Старица

Евфимию Григорьевну Попову еще при жизни называли старицей. Она родилась в селе Каликине, в набожной крестьянской семье. Кто дал ей духовное воспитание – неизвестно.

С четырнадцати лет она стала тайком уходить из дома, иногда на несколько дней, и проводила ночи в молитве на церковной паперти. Стала ходить ко всем службам в каликинской церкви, держала суровый пост, иногда по два-три дня ничего не ела.

Избегая развлечений, она искала уединения и больше любила слушать, чем говорить. Держалась скромно, покорно, говорила кратко и разумно, подолгу молилась со слезами на глазах.

Родители не мешали дочери в ее склонностях. Когда она достигла зрелого возраста, они выстроили ей у сельской церкви небольшую хижину. Здесь она стала жить и принимала к себе только отца и мать, они приносили ей хлеб и воду. Душа Евфимии с такой силою устремилась к Богу, что она не замечала неудобств, и даже зимою редко топила свою хижину.

Через несколько лет затвора, из которого она выходила лишь в церковь, Евфимия приняла на себя труднейший подвиг христианской жизни – юродство Христа ради.

Она стала ходить по улицам своего родного села, являлась в дома, уличала крестьян в пороках. Иногда люди, рассерженные правдой, бранили ее и даже били. Она спокойно выносила все, не жаловалась и прощала обидчиков.

Особенно пришлось ей натерпеться от волостного старосты, которого она на людях обличала в развратной жизни. Он вытолкал ее из своей избы, и с дубинкой в руках преследовал до самой кельи.

Людей же с мягким сердцем обличительные слова Евфимии удерживали и предохраняли от проступков и бед.

Проявился в Евфимии дар прозорливости. Когда в Каликине загорелся дом, на сельской колокольне ударили в набат, поднялась суматоха. Евфимия с посохом в руках вышла из своей хижины, и, бегая по селу, останавливалась перед некоторыми домами и говорила:

– Вот этот дом сию минуту загорится: в нем живут грешники, Бога гневлют и в грехах не каются.

И дома эти действительно сгорали, а другие оставались целы.

До смерти Евфимия жила в Задонске. Ей выстроили особенный дом, в котором вместе с ней жили верующие вдовы и девицы. Эта община устроила приют для бедных, и Евфимия была у них старшей.

Ее жизнь стала спокойней. Она постоянно ходила в Задонский монастырь и всегда усердно молилась. Дома большую часть времени тоже проводила в молитве. Она погружалась в такое высокое созерцание, что часто к ней входили, а она не замечала.

Она обращалась за советами и наставлениями к Илариону Троекуровскому. Он принимал ее с великим уважением, и сам часто пользовался ее опытом, искал совета и поддержки.

Когда Евфимия приходила к отцу Илариону, иной раз он посылал ее ночевать в холодную комнату со словами:

– Поди туда с Богом, и там тепло будет…

Говорят, что она действительно не чувствовала там холода.

Если подвижник не следовал советам старицы, то впоследствии ему иногда приходилось раскаиваться. Он хотел поступить в общежительную пустынь, но она его отговорила, зная, что это не его призвание. Он настоял на своем, а вскоре ушел из пустыни и вернулся к прежним подвигам.

С уважением относился к ней и задонский затворник Георгий, называвший ее своей духовною матерью.

Однажды Георгий исполнял в монастыре послушание у свечного ящика. Его душа, жаждавшая полного сосредоточия в Боге, искала совершенного уединения. Он задумал перебраться на Соловки и со слезами молился, чтобы Господь открыл ему Свою волю. Однажды после богослужения Евфимия подошла к клиросу и, подавая Георгию четки, сказала:

– Вот тебе четки: молись по ним. Царица Небесная приказала тебе жить в Задонской обители и никуда не переходить. Придет время – будешь сидеть в келье.

Вскоре Георгий тяжело заболел и полгода не выходил из кельи, а затем ушел в затвор и оставил у себя только один образ, думая, что много икон – это роскошь, несовместимая с затворничеством. Евфимия объяснила ему ошибочность этого и посоветовала снова украсить келью иконами, чтобы с их помощью укреплять себя воспоминаниями о подвигах святых.

Высоко чтил Евфимию и юродивый Антоний Алексеевич, который благоговел перед ней и был при ней всегда тих.

Посетители странноприимной общины иногда приносили Евфимии деньги, но она редко их принимала и отговаривалась:

– Может быть, вам самим они нужны, а меня Господь пропитает.

Евфимия говорила так не от избытка средств: часто она терпела крайнюю нужду, но ей была дорога добровольная нищета. Молодые келейницы роптали на нее за отказ принимать приношения, а она отвечала:

– Если желаете, сами принимайте приношения. А я стара и слаба, не в силах уже умолить за других Господа.

За полгода до смерти, в полночь, она вышла из своей молельни, собрала в одну комнату всех живших с нею сестер и сказала им:

– Господь наш Иисус Христос благоволил возвестить мне о скором моем уходе, и потому я более не начальница вам. Пусть главною у вас будет сестра Анна Дмитриевна, кланяйтесь ей в ноги и целуйте ее руку, – затем сама первая подошла к ней и поклонилась.

Тело старицы слабело, но дух бодрствовал. За несколько дней до кончины над нею было совершено Таинство Елеосвящения, а затем Таинство Причащения. После причащения она вновь обрела слух, которого давно по старости лишилась. Все время она сохраняла ясное сознание. В день смерти вечером встала с постели, позвала келейницу и попросила налить в стакан святой воды. Три раза перекрестившись, она при каждом крестном знамении пила воду. Потом сама опустилась на постель и тихо умерла. Это было 15 января 1860 года.

Три дня она лежала в гробу, как спящая, без всяких признаков разложения. Ее тело при громадном стечении народа было предано земле в часовне Задонского Богородицкого монастыря, возле могилы затворника Георгия, в ряду других задонских подвижников.

По молитвам Матронушки

Еще до рождения Матронушки ее мать видела чудесный сон: к ней прилетела белая слепая птица с человеческим лицом и села на правую руку.

В 1881 году у нее родилась слепая девочка (вместо глаз были впадинки), которую назвали Матроной. Когда девочку крестили, над купелью поднялся столб легкого благовонного пара. Знамение богоизбранности заметили и священник отец Василий, и все, кто присутствовал при Таинстве. Еще совсем маленькая, ночью, когда все в доме спали, Матронушка выбиралась из своей постельки. Бывало, отец и мать проснутся, а дочки рядом нет. Они зовут ее, и она отвечает:

– Да вот я.

Сидит в красном углу и играет с иконами. Как она могла их достать, снять, положить на стол?

Когда малышка подросла и начала ходить, с ней произошел такой случай: она сидела в доме у окна, вдруг открылась дверь, вошел старец и попросил попить. Матрона взяла ковш из бересты, зачерпнула воды и подала его старику. Он попил, а на прощанье легонько стукнул ребенка в грудь. С тех пор у блаженной на всю жизнь остался на груди крестик. Старик этот, по ее словам, был Николай Чудотворец.

Однажды Наталья, мать Матронушки, стала ее бранить:

– Зачем ты снимаешь крест? Замучила меня, слепая.

– Мамочка, это ты слепая, не видишь, что у меня свой крестик на груди.

Наталья увидела крест на груди Матроны и сказала:

– Милая дочка, прости меня, я не видела…

Много обид пережила слепая девочка, ее дразнили братья и сестры, обижали дети на улице. Бывало, сельские сверстницы позовут ее играть, а сами нарвут крапивы, настегают Матронушку и посадят ее в глубокую яму, чтобы посмотреть, выберется ли она. А Матронушка помолится, поплачет и в следующий раз скажет им:

– Не пойду я больше гулять с вами, вы меня крапивой стрекочете, смеетесь надо мной.

Пристыдит обидчиков – и играет одна.

В богоизбранном ребенке рано проявились дары Божии. На причитание матери «Дитя ты мое несчастное!» – Матрона отвечала: «Я-то несчастная? У нас Ваня несчастный да Миша». Действительно, два брата блаженной стали безбожниками и кощунниками.

Жила Матрона рядом с сельским храмом Успения Божией Матери, ни одной службы не пропускала с самого детства, определила себе место возле входной двери, там и стояла. Мать всегда знала, где искать блаженное дитя: либо в храме, либо в доме.

Через некоторое время к словам Матронушки начали прислушиваться. К ней стали приходить люди со своими скорбями и болезнями. Всех страждущих принимала блаженная, просила у Господа исцелить болящих, и никто не уходил от нее без утешения.

Однажды Матронушка попросила односельчан начать сбор пожертвований. Деньги требовались, чтобы заказать иконописцу образ Царицы Небесной «Взыскание погибших» для сельского храма. Как только собрали деньги, нашли в Богородске иконописца, тот пришел в Себино, к блаженной. Святая спросила его:

– Ты сможешь написать эту икону?

– Смогу, – ответил иконописец, – опыт у меня есть, заказывайте, буду писать.

Прошло время, иконописец вновь пришел к блаженной Матроне и признался ей, что ничего не получается. Матрона сказала ему:

– Иди раскайся в содеянных грехах, тогда и напишешь святую икону.

Себинская икона явила себя как чудотворная и благодатная. Не раз после молитв перед святым образом Господь одаривал богатым урожаем жителей окрестных сел. В храме к ней припадали болящие и получали исцеление от недугов.

Святая предвидела многие события. Одна барыня купила в Себино дом, думая прожить там остаток дней, а часть денег решила отдать на строительство колокольни. Перед этим барыня зашла посоветоваться с блаженной.

– Что ты задумала сделать – не сбудется, – был ответ Матронушки.

– Да как же, я и извести нажгла, и кирпич на строительство приготовила, и деньги есть.

А в ответ вновь услышала:

– Не сбудется.

Вскоре грянула война, потом разразилась революция, и намеренье барыни не осуществилось.

Блаженная часто паломничала по святым местам. Ее брала с собой Лидия Янькова, дочь помещика села Себино. Вместе они посетили Киев, Троице-Сергиеву Лавру, другие богохранимые обители.

Побывала Матронушка с Лидией и в Кронштадте; когда святой праведный Иоанн Кронштадтский увидел ее в Андреевском соборе, то громко произнес:

– Расступитесь, расступитесь! Иди ко мне.

Матрону подвели к всероссийскому чудотворцу, и он назвал четырнадцатилетнюю девушку «своей сменой, восьмым столпом России».

Когда грянула революция, села Себино какое-то время не касались братоубийственная война и богоборчество. В храме не прерывалась служба, благочестивые люди сторонились противников царской власти, к Матроне стекались страждущие из самых отдаленных мест. В то время Матронушка уже принимала всех в комнате, на кровати, с семнадцати лет у нее отнялись ноги, но она продолжала исцелять других.

Постепенно безбожная власть установила свои порядки. Братья блаженной приняли новые законы, в доме воцарилась ненависть к собственной святой сестре, жизнь в селе, охваченном враждой к верующим, стала невыносимой.

Добрые люди перевезли блаженную в Москву. Святая была вынуждена переезжать с квартиры на квартиру не один год. Как-то в Сокольниках матушку Матрону поселили в фанерную будку, где и летом было холодно, а она ютилась там и осенью, и зимой. Матронушка лежала на кровати, положив кулачок под голову, и порой ее волосы примерзали к стене. Ей пришлось жить в подвалах и каморках на Пятницкой, в Вишняковском переулке, у Никитских ворот, в Петровско-Разумовском. Крестьяне родного села обращались к блаженной через хожалок (женщин, ухаживающих за ней); два раза Матрона приезжала еще в Себино, помогала односельчанам, утешала, исцеляла, советовала.

В годы Великой Отечественной войны она говорила москвичам, что враг не тронет столицы и не войдет в Тулу. Погруженная в молитву старица перебирала ивовые ветки, ломала их на палочки одинаковой длины, очищала от коры и складывала, все ее пальцы были в ранках. Богомольцы говорили, что так блаженная помогает русским воинам в их борьбе за Отечество.

В 1942 году святую Матрону поселила у себя Евдокия Носкова, по мужу Жданова, односельчанка Матроны и ее духовная дочь. В обширной комнате в Староконюшенном переулке надолго был отведен уголок для блаженной и ее хожалки Пелагеи. По новому адресу к старице опять пошел народ, среди них были и одержимые, и лукавые, нечестные люди, но всем блаженная оказывала помощь.

Прошла война, но трудные времена продолжались, хозяина квартиры посадили, его дочь Зинаиду тоже, за матушкой установили слежку.

Пришлось искать новый приют. Недалеко от станции Сходня, у своей дальней родственницы святая провела последние годы жизни. Людской поток не иссякал до самой ее смерти. В это время блаженная много предсказывала, говорила притчами, и не все слышащие понимали суть сказанного.

Когда ее речь была более ясной, она часто повторяла:

– Если народ теряет веру в Бога, то его постигают бедствия, а если не кается, то гибнет и исчезает с лица земли. Сколько народов исчезло, а Россия осталась жива и будет жить. Молитесь, просите, кайтесь! Господь вас не оставит и сохранит землю нашу.

Свою кончину блаженная Матрона предрекла сама. За несколько дней до смерти она соборовалась и причастилась, всех близких попросила ходить на ее могилу, пообещав слышать их так же, как при жизни.

Скончалась старица 2 мая 1952 года, отпевали ее в Ризоположенской церкви при большом стечении людей, похоронили на Даниловском кладбище.

Чудеса и исцеления, совершающиеся по молитвам ко святой Матроне, не прекращаются и сегодня, множество людей приходит к ней просить помощи и заступничества.

Возлюбившая Христа

Святая Татьяна родилась в Риме около 200-го года. Ее родители были богатые и знатные граждане, тайные христиане.

Трудно тогда было христианам, Рим был полон языческих капищ. Возвращались римские легионы после победы над врагами – все должны были приносить жертвы богам. Вступал на престол новый император – все шли в капища и воскуряли там фимиам. Начинался новый год – всем следовало приносить жертвы. А сколько было других случаев, когда нужно было всем показать, что ты чтишь богов!

Казалось бы, просто – бросить щепотку фимиама на жертвенник, но христиане считали это изменой Христу, отречением от Него, поэтому старались уклониться от участия в общенародных праздниках. Им приходилось скрывать свою веру в истинного Бога. Когда же вспыхивало очередное гонение на христиан, когда их принуждали открыто, при всех, хулить Христа и принести жертвы идолам, тогда даже и тайные христиане объявляли о своей вере, терпели страдания и лишались жизни.

Родители с ранних лет учили Татьяну благочестию. Они брали ее с собой на тайные богослужения, совершаемые ночью в катакомбах. Пробираясь по узким коридорам катакомб, едва освещенным масляными лампами, она видела, что стены этих коридоров хранят в себе мощи мучеников за Христа. В дни их памяти она слышала молитвы, прославлявшие их подвиги, и трепетным сердцем внимала рассказам об их святой жизни и страданиях. Ей самой захотелось быть такой же, как эти святые мученики, так же любить Христа и так же отдать за Него жизнь.

Часто, будучи маленькой девочкой, святая Татьяна, проснувшись среди ночи, молилась Богу: «Научи меня, Господи, не любить ничего и никого так крепко, как Тебя!» Когда она выросла, ее мечта исполнилась. За свою благочестивую жизнь, за преданность Богу и постоянную готовность что-то сделать для других она была посвящена в диакониссы. В ее обязанности входило учить вере оглашенных женщин и девушек, готовить их к Святому Крещению, помогать при совершении этого Таинства, заботиться о бедных, больных и сиротах.

В это время в Риме опять вспыхнуло гонение на христиан. Было приказано, чтобы все граждане принесли жертвы богам, и заключали в темницы всех, кто отказывался это выполнить. Через несколько месяцев после начала гонений Татьяну схватили. От нее потребовали поклониться богу Аполлону. Татьяна ответила, что для нее существует только один Бог – Иисус Христос. Тогда правитель велел силой привести ее в храм Аполлона и склонить перед идолом. Татьяна молила Господа не оставить ее в этот трудный час и дать силы, чтобы выстоять. В то время, когда Татьяну подвели к языческому храму, земля содрогнулась, идол Аполлона упал и разбился на части. Также обрушилась часть стены храма и придавила многих язычников и жрецов, а дьявол, обитавший в статуе, с громким криком и рыданием выбежал из нее – все слышали его вопли и видели тень, пронесшуюся по воздуху.

Тогда нечестивые мучители повели святую деву на суд и мучения. Там ее стали бить по лицу и терзать железными крючьями. Мужественно перенося страдания, Татьяна молилась за своих мучителей и просила Господа открыть им душевные очи и научить истине. Ее молитва была услышана: небесный свет озарил их, и они увидели четырех ангелов, окружавших святую. Тогда они упали к ногам святой Татьяны и стали просить ее:

– Прости нас, служительница истинного Бога, ибо не по нашей воле мы терзали тебя!

Разозленные судьи приказали схватить раскаявшихся воинов и предать их смерти. Новообращенные мученики громко славили Христа, и после жестоких мучени все они были усечены мечом и отошли ко Господу, приняв крещение собственной кровью.

На следующий день сам правитель Рима Ульпиан взялся судить святую мученицу. Когда ее привели из темницы, все были удивлены тем, что на ней не было следов от вчерашних мучений. Ее лицо было спокойно и радостно. Ульпиан стал убеждать святую деву принести жертву богам, но она отказалась. Тогда он приказал раздеть ее и острыми бритвами резать ей тело. Как знамение ее чистоты из ран вместе с кровью истекло молоко, и воздух наполнился благоуханием, подобным аромату святого мира, ибо Татьяна была исполнена Святого Духа.

Затем ее бросили на землю и долго избивали. Мучители уставали, сменяли друг друга. Татьяна же оставалась непоколебимой, так как ангелы Божии, как и прежде, невидимо стояли около нее, ободряли и отводили от нее удары на тех, кто пытался причинить ей страдания. Наконец девять палачей упали замертво, а остальные, еле живые, остались лежать на земле.

Святая Татьяна обличила во лжи самого судью и его служителей, говоря, что их боги – бездушные идолы, она же служит единому истинному Богу, творящему чудеса.

Приближался вечер, и святую отправили обратно в темницу. Там она провела ночь, молясь Господу. Небесный свет озарял ее, и ангелы Божии славословили Господа вместе с ней. Утром ее снова привели на суд, и все были удивлены, увидев ее вполне здоровой. В этот день святая сокрушила своей молитвой храм богини Дианы и снова претерпела за это страшные муки. На другое утро святую Татьяну привели в цирк и выпустили на нее льва. Арена Колизея, как и арены многих других римских цирков, была обильно напоена кровью мучеников. Там постоянно совершались кровавые зрелища: христиан отдавали на растерзание диким зверям. Но теперь на эту же арену была брошена дочь одного из знатнейших и уважаемых римлян. Это сильнее обычного возбуждало всеобщее любопытство.

Однако выпущенный из клетки лев не тронул святую. Вместо этого он ласкался к ней и покорно лизал ей ноги. Толпа, подумав, что это был какой-то ручной лев, потребовала, чтобы его убрали с арены. Некоторые зрители кинулись исполнять волю толпы. Но лев тут же растерзал одного из них. После этого святую Татьяну увели с арены и снова подвергли мучениям. Наконец ее бросили в огонь. Но огонь не коснулся не только ее тела, но даже роскошных волос, которыми святая мученица, как плащом, прикрывала свою наготу во время мучений. Тогда язычники решили, что эти чудеса совершаются только силой волос Татьяны. Ее остригли и заключили в храм Зевса.

Когда на третий день в храм пришли жрецы, они увидели, что идол Зевса лежит разбитый на мелкие куски, а святая молится Богу. Тогда правитель произнес смертный приговор, и святая Татьяна была обезглавлена. Вместе с ней был казнен и ее отец, объявивший себя христианином. Видя страдания своей дочери, он не пожелал оставаться тайным христианином и решил пострадать вместе с ней. Это произошло в 225 году.

Annotation

Книга архимандрита Тихона (в миру - Георгия Шевкунова), представляет собой сборник реальных историй, иногда - грустных, иногда смешных, иногда - трогательных. Автор не стремится идеализировать своих героев, тем не менее, их человечность, духовность, теплота - эти качества необычайно важны писателю. Недаром эти истории используются отцом Тихоном в проповедях и беседах. Несмотря на то, что книга о людях «пришедших в монастырь», она заинтересует не только читателей разных убеждений и конфессий, но и просто светских людей.

2-е издание, исправленное.

Архимандрит Тихон (Шевкунов)

Предисловие

В Печорах

Десять дней. Первые послушания

Отец Иоанн

Архимандрит Серафим

Вредный отец Нафанаил

Схиигумен Мелхиседек

Отец Антипа

Послушничество

О том, как мы уходили в монастырь

Про наших ровесников

Отец Гавриил

Великий Наместник

Августин

Что происходило в духовном мире в эти минуты?

Богословы

Проповедь в воскресенье 23-е по Пятидесятнице

Про молитву и лисичку

Про Ангела Хранителя

Об одной святой обители

О самой прекрасной службе в моей жизни

Матушка Фрося

Подлинный рассказ матушки Фроси

Как-то в гостях у матушки

В праздник Крещения вода во всем мире становится святой

Отец Аввакум и псковский уполномоченный

Черный пудель

Об одной христианской кончине

Теща маршала Жукова

Архимандрит Клавдиан

Смерть «стукача»

Вот такие истории происходят сегодня в Москве

Любовь Тимофеевна Чередова

Дочь митрополита

Как Булат стал Иваном

Предсказание отца Николая о монашестве

Глава, которую читателям, не знакомым с догматическим богословием, можно пропустить

Слово на литургии на монашеском постриге в Сретенском монастыре

Повесть о епископе, впадшем в блуд

Мощи святителя Тихона

О нарушении церковного Устава, или О том, как мы с князем Зурабом Чавчавадзе нарушали Великий пост

О том, что нельзя совмещать служение Слову и заработок

Еще об одном нарушении Устава, или О том, как отец Рафаил оказался Ангелом

Андрей Битов

Преосвященнейший послушник

О глупых горожанах

Литургия служится один раз на одном престоле

О том, как мы покупали комбайны

Василий и Василий Васильевич

Жизнь, удивительные приключения и смерть иеромонаха Рафаила - возопившего камня

Приходской дом в Лосицах и его обитатели

Случай на дороге

О смирении

Как отец Рафаил пил чай

Несвятые святые

Архимандрит Тихон (Шевкунов)

«Несвятые святые» и другие рассказы

Предисловие

Открыто являясь тем, кто ищет Его всем сердцем, и скрываясь от тех, кто всем сердцем бежит от Него, Бог регулирует человеческое знание о Себе - Он дает знаки, видимые для ищущих Его и невидимые для равнодушных к Нему. Тем, кто хочет видеть, Он дает достаточно света; тем, кто видеть не хочет, Он дает достаточно тьмы.

Блез Паскаль

Как-то теплым сентябрьским вечером мы, совсем молодые тогда послушники Псково-Печерского монастыря, пробравшись по переходам и галереям на древние монастырские стены, уютно расположились высоко над садом и над полями. За разговором мы стали вспоминать, как каждый из нас оказался в обители. И чем дальше слушали друг друга, тем сильнее удивлялись.

Шел 1984 год. Нас было пятеро. Четверо росли в нецерковных семьях, да и у пятого, сына священника, представления о людях, которые уходят в монастырь, мало чем отличались от наших что ни на есть советских. Еще год назад все мы были убеждены, что в монастырь в наше время идут либо фанатики, либо безнадежно несостоявшиеся в жизни люди. Да! - и еще жертвы неразделенной любви.

Но, глядя друг на друга, мы видели совершенно иное. Самому юному из нас исполнилось восемнадцать лет, старшему - двадцать шесть. Все были здоровые, сильные, симпатичные молодые люди. Один блестяще окончил математический факультет университета, другой, несмотря на свой возраст, был известным в Ленинграде художником. Еще один основную часть жизни провел в Нью-Йорке, где работал его отец, и пришел в монастырь с третьего курса института. Самый юный - сын священника, талантливый резчик, только что завершил учебу в художественном училище. Я тоже недавно окончил сценарный факультет ВГИКа. В общем, мирская карьера каждого обещала стать самой завидной для таких юношей, какими мы были тогда.

Так почему же мы пришли в монастырь и всей душой желали остаться здесь навсегда? Мы хорошо знали ответ на этот вопрос. Потому, что каждому из нас открылся прекрасный, не сравнимый ни с чем мир. И этот мир оказался безмерно притягательнее, нежели тот, в котором мы к тому времени прожили свои недолгие и тоже по-своему очень счастливые годы. Об этом прекрасном мире, где живут по совершенно иным законам, чем в обычной жизни, мире, бесконечно светлом, полном любви и радостных открытий, надежды и счастья, испытаний, побед и обретения смысла поражений, а самое главное, - о могущественных явлениях силы и помощи Божией я хочу рассказать в этой книге.

Мне не было нужды что-либо придумывать - все, о чем вы здесь прочтете, происходило в жизни. Многие из тех, о ком будет рассказано, живы и поныне.

Начало

Я крестился сразу после окончания института, в 1982 году. К тому времени мне исполнилось двадцать четыре года. Крещен ли я был в детстве, никто не знал. В те годы подобное случалось нередко: бабушки и тетушки часто крестили ребенка втайне от неверующих родителей. В таких случаях, совершая таинство, священник произносит: «Аще не крещен, крещается», то есть «если не крещен, крестится раб Божий такой-то».

К вере я, как и многие мои друзья, пришел в институте. Во ВГИКе было немало прекрасных преподавателей. Они давали нам серьезное гуманитарное образование, заставляли задумываться над главными вопросами жизни.

Обсуждая эти вечные вопросы, события прошлых веков, проблемы наших семидесятых-восьми-десятых годов - в аудиториях, общежитиях, в облюбованных студентами дешевых кафе и во время долгих ночных путешествий по старинным московским улочкам, мы пришли к твердому убеждению, что государство нас обманывает, навязывая не только свои грубые и нелепые трактовки истории и политики. Мы очень хорошо поняли, что по чьему-то могущественному указанию сделано все, чтобы отнять у нас даже возможность самим разобраться в вопросе о Боге и Церкви.

Эта тема была совершенно ясна разве что для нашего преподавателя по атеизму или, скажем, для моей школьной еще пионервожатой Марины. Она абсолютно уверенно давала ответы и на этот, и вообще на любые жизненные вопросы. Но постепенно мы с удивлением обнаружили, что все великие деятели мировой и русской истории, с которыми мы духовно познакомились во время учебы, кому мы доверяли, кого любили и уважали, - мыслили о Боге совершенно по-другому. Проще сказать, оказались людьми верующими. Достоевский, Кант, Пушкин, Толстой, Гете, Паскаль, Гегель, Лосев - всех не перечислишь. Не говоря уже об ученых - Ньютоне, Планке, Линнее, Менделееве. О них мы, в силу гуманитарного образования, знали меньше, но и здесь картина складывалась та же. Хотя, конечно, восприятие этими людьми Бога могло быть различным. Но, как бы то ни было, для большинства из них вопрос веры был самым главным, хотя и наиболее сложными в жизни.

А вот персонажи, не вызывавшие у нас никаких симпатий, с кем ассоциировалось все самое зловещее и отталкивающее в судьбе России и в мировой истории, - Маркс, Ленин, Троцкий, Гитлер, руководители нашего атеистического государства, разрушители-революционеры, - все, как один были атеистами. И тогда перед нами встал еще один вопрос, сформулированный жизнью грубо, но определенно: или пушкины, достоевские и ньютоны оказались столь примитивными и недалекими, что так и не смогли разобраться в этой проблеме и попросту были дураками, или все же дураки - мы с пионервожатой Мариной? Все это давало серьезную пищу для наших молодых умов.

В те годы в нашей обширной институтской библиотеке не было даже Библии, не говоря уж о творениях церковных и религиозных писателей. Нам приходилось выискивать сведения о вере по крупицам из первоисточников то в учебниках по атеизму, то в произведениях классических философов. Огромное влияние оказала на нас великая русская литература.

Мне очень нравилось по вечерам приходить на службы в московские храмы, хотя я мало что там понимал. Большое впечатление произвело на меня первое чтение Библии. Взял я ее у одного почитать у одного баптиста, да так все и тянул, не возвращая обратно - прекрасно понимая, что нигде больше эту книгу не найду. Хотя тот баптист совсем и не настаивал на возвращении.

Он несколько месяцев пытался меня обратить. В их молитвенном доме в Малом Вузовском переулке мне как-то сразу не приглянулось, но я до сих пор благодарен этому искреннему человеку, позволившему мне оставить у себя его книгу.

Как и все молодые люди, мы с друзьями проводили немало времени в спорах, в том числе о вере и...

Быстрая навигация назад: Ctrl+←, вперед Ctrl+→

Архимандрит Тихон (Шевкунов)

«Несвятые святые» и другие рассказы

Предисловие

Открыто являясь тем, кто ищет Его всем сердцем, и скрываясь от тех, кто всем сердцем бежит от Него, Бог регулирует человеческое знание о Себе - Он дает знаки, видимые для ищущих Его и невидимые для равнодушных к Нему. Тем, кто хочет видеть, Он дает достаточно света; тем, кто видеть не хочет, Он дает достаточно тьмы.

Блез Паскаль

Как-то теплым сентябрьским вечером мы, совсем молодые тогда послушники Псково-Печерского монастыря, пробравшись по переходам и галереям на древние монастырские стены, уютно расположились высоко над садом и над полями. За разговором мы стали вспоминать, как каждый из нас оказался в обители. И чем дальше слушали друг друга, тем сильнее удивлялись.

Шел 1984 год. Нас было пятеро. Четверо росли в нецерковных семьях, да и у пятого, сына священника, представления о людях, которые уходят в монастырь, мало чем отличались от наших что ни на есть советских. Еще год назад все мы были убеждены, что в монастырь в наше время идут либо фанатики, либо безнадежно несостоявшиеся в жизни люди. Да! - и еще жертвы неразделенной любви.

Но, глядя друг на друга, мы видели совершенно иное. Самому юному из нас исполнилось восемнадцать лет, старшему - двадцать шесть. Все были здоровые, сильные, симпатичные молодые люди. Один блестяще окончил математический факультет университета, другой, несмотря на свой возраст, был известным в Ленинграде художником. Еще один основную часть жизни провел в Нью-Йорке, где работал его отец, и пришел в монастырь с третьего курса института. Самый юный - сын священника, талантливый резчик, только что завершил учебу в художественном училище. Я тоже недавно окончил сценарный факультет ВГИКа. В общем, мирская карьера каждого обещала стать самой завидной для таких юношей, какими мы были тогда.

Так почему же мы пришли в монастырь и всей душой желали остаться здесь навсегда? Мы хорошо знали ответ на этот вопрос. Потому, что каждому из нас открылся прекрасный, не сравнимый ни с чем мир. И этот мир оказался безмерно притягательнее, нежели тот, в котором мы к тому времени прожили свои недолгие и тоже по-своему очень счастливые годы. Об этом прекрасном мире, где живут по совершенно иным законам, чем в обычной жизни, мире, бесконечно светлом, полном любви и радостных открытий, надежды и счастья, испытаний, побед и обретения смысла поражений, а самое главное, - о могущественных явлениях силы и помощи Божией я хочу рассказать в этой книге.

Мне не было нужды что-либо придумывать - все, о чем вы здесь прочтете, происходило в жизни. Многие из тех, о ком будет рассказано, живы и поныне.

Я крестился сразу после окончания института, в 1982 году. К тому времени мне исполнилось двадцать четыре года. Крещен ли я был в детстве, никто не знал. В те годы подобное случалось нередко: бабушки и тетушки часто крестили ребенка втайне от неверующих родителей. В таких случаях, совершая таинство, священник произносит: «Аще не крещен, крещается», то есть «если не крещен, крестится раб Божий такой-то».

К вере я, как и многие мои друзья, пришел в институте. Во ВГИКе было немало прекрасных преподавателей. Они давали нам серьезное гуманитарное образование, заставляли задумываться над главными вопросами жизни.

Обсуждая эти вечные вопросы, события прошлых веков, проблемы наших семидесятых-восьми-десятых годов - в аудиториях, общежитиях, в облюбованных студентами дешевых кафе и во время долгих ночных путешествий по старинным московским улочкам, мы пришли к твердому убеждению, что государство нас обманывает, навязывая не только свои грубые и нелепые трактовки истории и политики. Мы очень хорошо поняли, что по чьему-то могущественному указанию сделано все, чтобы отнять у нас даже возможность самим разобраться в вопросе о Боге и Церкви.

Эта тема была совершенно ясна разве что для нашего преподавателя по атеизму или, скажем, для моей школьной еще пионервожатой Марины. Она абсолютно уверенно давала ответы и на этот, и вообще на любые жизненные вопросы. Но постепенно мы с удивлением обнаружили, что все великие деятели мировой и русской истории, с которыми мы духовно познакомились во время учебы, кому мы доверяли, кого любили и уважали, - мыслили о Боге совершенно по-другому. Проще сказать, оказались людьми верующими. Достоевский, Кант, Пушкин, Толстой, Гете, Паскаль, Гегель, Лосев - всех не перечислишь. Не говоря уже об ученых - Ньютоне, Планке, Линнее, Менделееве. О них мы, в силу гуманитарного образования, знали меньше, но и здесь картина складывалась та же. Хотя, конечно, восприятие этими людьми Бога могло быть различным. Но, как бы то ни было, для большинства из них вопрос веры был самым главным, хотя и наиболее сложными в жизни.

А вот персонажи, не вызывавшие у нас никаких симпатий, с кем ассоциировалось все самое зловещее и отталкивающее в судьбе России и в мировой истории, - Маркс, Ленин, Троцкий, Гитлер, руководители нашего атеистического государства, разрушители-революционеры, - все, как один были атеистами. И тогда перед нами встал еще один вопрос, сформулированный жизнью грубо, но определенно: или пушкины, достоевские и ньютоны оказались столь примитивными и недалекими, что так и не смогли разобраться в этой проблеме и попросту были дураками, или все же дураки - мы с пионервожатой Мариной? Все это давало серьезную пищу для наших молодых умов.

В те годы в нашей обширной институтской библиотеке не было даже Библии, не говоря уж о творениях церковных и религиозных писателей. Нам приходилось выискивать сведения о вере по крупицам из первоисточников то в учебниках по атеизму, то в произведениях классических философов. Огромное влияние оказала на нас великая русская литература.

Мне очень нравилось по вечерам приходить на службы в московские храмы, хотя я мало что там понимал. Большое впечатление произвело на меня первое чтение Библии. Взял я ее у одного почитать у одного баптиста, да так все и тянул, не возвращая обратно - прекрасно понимая, что нигде больше эту книгу не найду. Хотя тот баптист совсем и не настаивал на возвращении.

Он несколько месяцев пытался меня обратить. В их молитвенном доме в Малом Вузовском переулке мне как-то сразу не приглянулось, но я до сих пор благодарен этому искреннему человеку, позволившему мне оставить у себя его книгу.

Как и все молодые люди, мы с друзьями проводили немало времени в спорах, в том числе о вере и Боге, за чтением раздобытого мною Священного Писания, духовных книг, которые как-то все же умудрились найти. Но с крещением и воцерковлением большинство из нас тянули: нам казалось, что можно вполне обойтись без Церкви, имея, что называется, Бога в душе. Все, может быть, так бы и продолжалось, но однажды нам совершенно ясно было показано, что такое Церковь и зачем она нужна.

Историю зарубежного искусства у нас преподавала Паола Дмитриевна Волкова. Читала она очень интересно, но по каким-то причинам, возможно потому, что сама была человеком ищущим, рассказывала нам многое о своих личных духовных и мистических экспериментах. Например, лекцию или две она посвятила древней китайской книге гаданий «И-Цзин». Паола даже приносила в аудиторию сандаловые и бамбуковые палочки и учила нас пользоваться ими, чтобы заглянуть в будущее.

Открыто являясь тем, кто ищет Его всем сердцем, и скрываясь от тех, кто всем сердцем бежит от Него, Бог регулирует человеческое знание о Себе - Он дает знаки, видимые для ищущих Его и невидимые для равнодушных к Нему. Тем, кто хочет видеть, Он дает достаточно света; тем, кто видеть не хочет, Он дает достаточно тьмы.

Блез Паскаль

Как-то теплым сентябрьским вечером мы, совсем молодые тогда послушники Псково-Печерского монастыря, пробравшись по переходам и галереям на древние монастырские стены, уютно расположились высоко над садом и над полями. За разговором мы стали вспоминать, как каждый из нас оказался в обители. И чем дальше слушали друг друга, тем сильнее удивлялись.

Шел 1984 год. Нас было пятеро. Четверо росли в нецерковных семьях, да и у пятого, сына священника, представления о людях, которые уходят в монастырь, мало чем отличались от наших что ни на есть советских. Еще год назад все мы были убеждены, что в монастырь в наше время идут либо фанатики, либо безнадежно несостоявшиеся в жизни люди. Да! - и еще жертвы неразделенной любви.

Но, глядя друг на друга, мы видели совершенно иное. Самому юному из нас исполнилось восемнадцать лет, старшему - двадцать шесть. Все были здоровые, сильные, симпатичные молодые люди. Один блестяще окончил математический факультет университета, другой, несмотря на свой возраст, был известным в Ленинграде художником. Еще один основную часть жизни провел в Нью-Йорке, где работал его отец, и пришел в монастырь с третьего курса института. Самый юный - сын священника, талантливый резчик, только что завершил учебу в художественном училище. Я тоже недавно окончил сценарный факультет ВГИКа. В общем, мирская карьера каждого обещала стать самой завидной для таких юношей, какими мы были тогда.

Так почему же мы пришли в монастырь и всей душой желали остаться здесь навсегда? Мы хорошо знали ответ на этот вопрос. Потому, что каждому из нас открылся прекрасный, не сравнимый ни с чем мир. И этот мир оказался безмерно притягательнее, нежели тот, в котором мы к тому времени прожили свои недолгие и тоже по-своему очень счастливые годы. Об этом прекрасном мире, где живут по совершенно иным законам, чем в обычной жизни, мире, бесконечно светлом, полном любви и радостных открытий, надежды и счастья, испытаний, побед и обретения смысла поражений, а самое главное, - о могущественных явлениях силы и помощи Божией я хочу рассказать в этой книге.

Мне не было нужды что-либо придумывать - все, о чем вы здесь прочтете, происходило в жизни. Многие из тех, о ком будет рассказано, живы и поныне.

Я крестился сразу после окончания института, в 1982 году. К тому времени мне исполнилось двадцать четыре года. Крещен ли я был в детстве, никто не знал. В те годы подобное случалось нередко: бабушки и тетушки часто крестили ребенка втайне от неверующих родителей. В таких случаях, совершая таинство, священник произносит: «Аще не крещен, крещается», то есть «если не крещен, крестится раб Божий такой-то».

К вере я, как и многие мои друзья, пришел в институте. Во ВГИКе было немало прекрасных преподавателей. Они давали нам серьезное гуманитарное образование, заставляли задумываться над главными вопросами жизни.

Обсуждая эти вечные вопросы, события прошлых веков, проблемы наших семидесятых-восьми-десятых годов - в аудиториях, общежитиях, в облюбованных студентами дешевых кафе и во время долгих ночных путешествий по старинным московским улочкам, мы пришли к твердому убеждению, что государство нас обманывает, навязывая не только свои грубые и нелепые трактовки истории и политики. Мы очень хорошо поняли, что по чьему-то могущественному указанию сделано все, чтобы отнять у нас даже возможность самим разобраться в вопросе о Боге и Церкви.

Эта тема была совершенно ясна разве что для нашего преподавателя по атеизму или, скажем, для моей школьной еще пионервожатой Марины. Она абсолютно уверенно давала ответы и на этот, и вообще на любые жизненные вопросы. Но постепенно мы с удивлением обнаружили, что все великие деятели мировой и русской истории, с которыми мы духовно познакомились во время учебы, кому мы доверяли, кого любили и уважали, - мыслили о Боге совершенно по-другому. Проще сказать, оказались людьми верующими. Достоевский, Кант, Пушкин, Толстой, Гете, Паскаль, Гегель, Лосев - всех не перечислишь. Не говоря уже об ученых - Ньютоне, Планке, Линнее, Менделееве. О них мы, в силу гуманитарного образования, знали меньше, но и здесь картина складывалась та же. Хотя, конечно, восприятие этими людьми Бога могло быть различным. Но, как бы то ни было, для большинства из них вопрос веры был самым главным, хотя и наиболее сложными в жизни.

А вот персонажи, не вызывавшие у нас никаких симпатий, с кем ассоциировалось все самое зловещее и отталкивающее в судьбе России и в мировой истории, - Маркс, Ленин, Троцкий, Гитлер, руководители нашего атеистического государства, разрушители-революционеры, - все, как один были атеистами. И тогда перед нами встал еще один вопрос, сформулированный жизнью грубо, но определенно: или пушкины, достоевские и ньютоны оказались столь примитивными и недалекими, что так и не смогли разобраться в этой проблеме и попросту были дураками, или все же дураки - мы с пионервожатой Мариной? Все это давало серьезную пищу для наших молодых умов.

В те годы в нашей обширной институтской библиотеке не было даже Библии, не говоря уж о творениях церковных и религиозных писателей. Нам приходилось выискивать сведения о вере по крупицам из первоисточников то в учебниках по атеизму, то в произведениях классических философов. Огромное влияние оказала на нас великая русская литература.

Мне очень нравилось по вечерам приходить на службы в московские храмы, хотя я мало что там понимал. Большое впечатление произвело на меня первое чтение Библии. Взял я ее у одного почитать у одного баптиста, да так все и тянул, не возвращая обратно - прекрасно понимая, что нигде больше эту книгу не найду. Хотя тот баптист совсем и не настаивал на возвращении.

Он несколько месяцев пытался меня обратить. В их молитвенном доме в Малом Вузовском переулке мне как-то сразу не приглянулось, но я до сих пор благодарен этому искреннему человеку, позволившему мне оставить у себя его книгу.

Как и все молодые люди, мы с друзьями проводили немало времени в спорах, в том числе о вере и Боге, за чтением раздобытого мною Священного Писания, духовных книг, которые как-то все же умудрились найти. Но с крещением и воцерковлением большинство из нас тянули: нам казалось, что можно вполне обойтись без Церкви, имея, что называется, Бога в душе. Все, может быть, так бы и продолжалось, но однажды нам совершенно ясно было показано, что такое Церковь и зачем она нужна.

Историю зарубежного искусства у нас преподавала Паола Дмитриевна Волкова. Читала она очень интересно, но по каким-то причинам, возможно потому, что сама была человеком ищущим, рассказывала нам многое о своих личных духовных и мистических экспериментах. Например, лекцию или две она посвятила древней китайской книге гаданий «И-Цзин». Паола даже приносила в аудиторию сандаловые и бамбуковые палочки и учила нас пользоваться ими, чтобы заглянуть в будущее.