Работа над первой пьесой (в марте 1914 трагедия «Владимир Маяковский» вышла отдельным изданием) утвердила поэта в необходимости продолжить творческие поиски в области крупных поэтических форм. В автобиографии «Я сам» Маяковский относит возникновение замысла нового произведения к началу 1914 года:
«Чувствую мастерство. Могу овладеть темой. Вплотную. Ставлю вопрос о теме. О революционной. Думаю над “Облаком в штанах”».
По свидетельству друзей-футуристов первые строчки первой главы поэмы «Облако в штанах» выросли из романтического эпизода в период футуристического турне.
В Одессе (футуристы выступали здесь 16-19 января 1914 года) Маяковский познакомился с Марией Александровной Денисовой, красивой незаурядной девушкой, захватившей его воображение. По-видимому, и Мария симпатизировала Маяковскому, но при столь мимолетном трехдневном знакомстве с гастролирующим футуристом от каких-либо решительных шагов отказалась.
Не следует преувеличивать значение этого эпизода. Но история неразделенной любви как первоначальная тема нового крупного произведения могла возникнуть, начать складываться отсюда. Однако для осуществления замысла, неизмеримо усложнившегося в ходе творческой работы, поэту потребовалось полтора года. Жизнь вносила свои коррективы и в замысел, и в творческие планы.
На начало мировой войны в августе 1914 года поэт откликнулся стихотворением «Война объявлена», полным мрачных поэтических ассоциаций. В августе-декабре 1914 года Маяковский пишет тексты для лубочных плакатов и открыток на военные темы, публикует серию статей в газете «Новь» по вопросам войны и искусства. С февраля 1915 года начинает сотрудничать с журналом «Новый Сатирикон», переезжает из Москвы в Петроград. К февралю 1915 года относятся первые публичные читки и первая публикация готовых отрывков новой трагедии (так сам автор первоначально определил это произведение). «Облако в штанах» было закончено в первой половине 1915 года. В предисловии ко второму бесцензурному изданию (1918) Маяковский писал:
«“Облако в штанах” считаю катехизисом современного искусства. ”Долой вашу любовь”, “долой ваше искусство”, “долой ваш строй”, “долой вашу религию” - четыре крика четырех частей».
Композиционно, однако, поэма не имеет столь четко выраженного поэтического разделения этих «ниспровержений» по четырем ее частям. Но вся она наглядно подтверждает справедливость сказанного Б. Пастернаком о Маяковском на вечере памяти поэта в 1933 году:
«Он как живая полнокровнейшая клеточка... человеческой культуры уже обозначал собою будущее... Его революционность есть революционность совершенно самостоятельная, порожденная не только героическими событиями, но и его типом, складом, мыслью, голосом. Революция ему снилась раньше, чем она случилась. Революционность его - революционность саморожденная, совершенно особого, я даже не боюсь сказать, индивидуалистического типа... »
Прозорливо подмеченные Пастернаком «корни и зародыши будущего» «само- рожденная революционность» многое предопределили в жизни и творчестве Маяковского.
К лету 1915 года относятся две встречи, два важнейших знакомства Маяковского. Поэт в те дни завершил поэму «Облако в штанах». В различных аудиториях Петрограда он знакомит с новым произведением товарищей по искусству.
В первых числах июля 1915 года, по-видимому, в ответ на пожелание Маяковского, переданное через общих знакомых, пришла открытка от М. Горького:
«Буду рад видеть Вас. Если можно - приезжайте к часу, к завтраку. Всего доброго! А. Пешков».
Поэт не замедлил воспользоваться предложением. Так на даче Горького состоялось личное знакомство писателей. В автобиографии «Я сам» Маяковский об этом важном знакомстве говорит с излишней иронией - наложились уже более поздние обстоятельства, приведшие в конце концов к разрыву этой дружбы:
«Поехал в Мустамяки. М. Горький. Читал ему части “Облака”. Расчувствовавшийся Горький обпла- кал мне весь жилет. Расстроил стихами. Я чуть загордился...»
В мае 1930 года, после трагической гибели Маяковского, М. Горький в частном письме так вспоминал эти встречи с Маяковским:
«...Там он читал “Облако в штанах”... - отрывки - и много различных лирических стихов. Стихи очень понравились мне, и читал он их отлично, даже разрыдался, как женщина, чем весьма испугал и взволновал меня... Когда я сказал ему, что - на мой взгляд - у него большое, хотя, наверное, очень тяжелое будущее, и что его талант потребует огромной работы, он угрюмо ответил: “Я хочу будущего сегодня”, и еще: “Без радости - не надо мне будущего, а радости я не чувствую!” Вел он себя очень нервозно...
Чувствовалось, что он не знает себя и чего-то боится... Но было ясно: человек своеобразно чувствующий, очень талантливый и - несчастный... »
Это знакомство, очень благожелательный отзыв Горького, признанного главы русской литературы, поистине окрылили молодого поэта (Маяковский был младше Горького на 25 лет). Он почувствовал, видимо, - при всей своей неуверенности, при всех своих сомнениях, - что он - Поэт, что он может со своим талантом войти в «большую» русскую литературу. Войти не как «апаш», нигилист, литературный хулиган, и даже не как представитель некоего литературного течения - футуризма, а просто как настоящий национальный русский поэт. Несомненно и влияние Горького на формирование общественных и эстетических идеалов молодого Маяковского.
Второе знакомство лета 1915 года, знакомство с семейством Бриков, стало для Маяковского фатальным, роковым, слишком многое предопределившим в его жизни, в самом характере его последующей творческой деятельности....
Во время турне по России группа футуристов посетила Одессу. В. Маяковский познакомился с Машей Денисовой, влюбился, но любовь осталась безответной. Поэт тяжело переживал свою безответную любовь. В поезде, уезжая из Одессы, Маяковский читал друзьям фрагменты поэмы «Облако в штанах».
Поэма была завершена с посвящением Лиле Брик «Тебе, Лиля». Первоначальное название поэмы — «Тринадцатый апостол» цензурой было воспринято как кощунство над христианством, кроме этого указывалось, что в поэме Маяковский соединил «лирику и большую грубость». В ответ поэт пообещал быть «безукоризненно нежным, не мужчиной, а — облаком в штанах». Эта фраза послужила основой нового названия. В издании 1915 года был подзаголовок — тетраптих (произведение в 4 частях). Каждая часть выражала отрицание: "Долой вашу любовь!", "Долой ваше искусство!", "Долой ваш строй!", "Долой вашу религию!".
Поэму "Облако в штанах" исследователи называют вершиной дореволюционного творчества В. В. Маяковского, в котором тема любви сочетается с темами значения поэта и поэзии в обществе, отношения к искусству, религии. В поэме отмечаются лирические и сатирические ноты, что придает произведению драматическое звучание. В целом же это поэма о любви. Во вступлении подчеркиваются мотивы лирики и причины трагедии В. В. Маяковского (противопоставленность лирического героя толпе, «жирным»).
Первая часть поэмы — крик недовольства: "Долой вашу любовь!" Что кроется за этим отрицанием? Лирический герой ждет встречи с Марией, но ее нет и нет. Сердце лирического героя в тоске и тревоге, выражается это через видение им окружающего мира: вечер "уходит", сменяясь мраком ночи; канделябры "хохочут и ржут" в спину уходящего вечера и т.д. Все это представляется в увеличенных размерах, а лирический герой — «жилистая громада», "глыба". Мария приходит и говорит: «Знаете, я выхожу замуж». Кражу любимой поэт сравнивает с похищением из Лувра «Джоконды».
Во второй части поэмы Маяковский переходит к теме искусства, которое не хочет видеть страдания людей. Нищие и калеки (герои ранней лирики) требуют внимания к себе. Поэты сторонятся их, а Маяковский считает, что они «чище венецианского лазорья».
Тема поэта и поэзии звучит все сильнее. В. Маяковский противопоставляет себя "поэтикам" — "...я — где боль, везде"; обращаясь к «пиликающим поэтикам», он заявляет: «Долой ваше искусство!».
В третьей части автор отрицает господствующий строй, который порождает искаженную любовь и псевдоискусство. Бесчеловечное устройство мира порождает жестокость среди людей, как результат этого возникают тюрьмы, виселицы, сумасшедшие дома. Навстречу сильным выходит лирический герой с лозунгом "Долой ваш строй!".
В четвертой части - «Долой вашу религию!»- поэт явно богохульствует, вводит богоборческие мотивы. И снова, как в начале поэмы, он обращается к Марии. Это и мольбы, и упреки, поэт остается с кровоточащим сердцем.
Использованы материалы книги: Литература: уч. для студ. сред. проф. учеб. заведений / под ред. Г.А. Обернихиной. М.: "Академия", 2010
"Облако в штанах"
Л.П. Егорова, П.К. Чекалов
"Облако в штанах" (1915) является "наиболее значительным, творчески наиболее смелым и обещающим произведением раннего Маяковского,- признавались современники.- Трудно даже поверить, что вещь такой напряженной силы и формальной независимости написал юноша 22-23 лет!" (44; 125).
Напомним предысторию поэмы.
В январе 1914 года Маяковский вместе с другими футуристами - Д.Бурлюком, В.Каменским - находился в турне по России: читали лекции, стихи, пропагандировали футуризм. В Одессе Маяковский увлекся гимназисткой Марией Денисовой, но взаимности не встретил. Это стало завязкой сюжета поэмы, содержание которой вышло далеко за рамки автобиографического эпизода.
Начав поэму до первой империалистической войны, Маяковский закончил ее летом 1915 года. Война, обнажившая многие социальные и нравственные проблемы времени, помогла поэту увидеть перспективу неизбежной революции. Впервые поэма вышла в изуродованном цензурой виде в сентябре 1915 г. После Октябрьской революции, когда Маяковскому представилась возможность, он осуществил второе бесцензурное издание поэмы.
"Облако в штанах" - программное произведение Маяковского. Автор предварил его таким предисловием: "Облако в штанах" (первое имя "Тринадцатый апостол" зачеркнуто цензурой. Не восстанавливаю. Свыкся.) считаю катехизисом сегодняшнего искусства. "Долой вашу любовь", "долой ваше искусство", "долой ваш строй", "долой вашу религию" - четыре крика четырех частей" (37; 23).
"Долой вашу любовь!"
Наиболее сильно и ярко воплощен первый: "Долой вашу любовь!" - которому отводится вся первая глава и часть четвертой. Поэма открывается напряженным ожиданием:
Вы думаете, это бредит малярия?
Это было,
было в Одессе.
"Приду в четыре",- сказала Мария.
Мучительное ожидание длится бесконечно долго. Глубину страдания лирического героя передает развернутая метафора о скончавшемся двенадцатом часе:
Полночь, с ножом мечась,
зарезала,-
Упал двенадцатый час,
как с плахи голова казненного.
Время, уподобленное упавшей с плахи голове, не просто экзотический троп: он наполнен большим внутренним содержанием; накал страстей в душе героя до такой степени высок, что обычное, но безысходное течение времени воспринимается как его физическая гибель. Скончалось, в принципе, не время. Кончились истощенные напряженным ожиданием человеческие возможности. Двенадцатый час оказался пределом.
Далее следует то, что в народе буднично называют "расшалились нервы". Но в данном случае в соответствии с могучим темпераментом героя нервы не просто "шалят", а "мечутся в отчаянной чечетке" до изнеможения, пока у них от усталости не подкашиваются ноги. Эта великолепная картина, представляющая своеобразный "бешеный" танец оживших нервов, неслучайно развертывается почти что сразу за предыдущей:
как больной с кровати,
спрыгнул нерв.
сначала прошелся
едва-едва,
потом забегал,
взволнованный,
Теперь и он, и новые два
мечутся в отчаянной чечетке.
Рухнула штукатурка в нижнем этаже.
маленькие,
скачут бешеные,
Двери вдруг заляскали, будто у гостиницы не попадает зуб на зуб.
В таком состоянии встречают герой и гостиница объявившуюся наконец возлюбленную. Нервозность, порывистость движений героини опять же передаются через неожиданные сравнения и "чувствующие" вещи:
Вошла ты,
резкая, как "нате!",
муча перчатки замш,
Я выхожу замуж".
Вот достойная награда за все немыслимые страдания, испытанные за ночь...
Кажется, сейчас герой взорвется от возмущения и негодования, на голову изменнице обрушатся разъяренные громы и молнии, низвергнутся водопады стенаний и упреков... Но поражает то нечеловеческое хладнокровие и спокойствие, с которыми он встречает столь убийственное для себя известие:
Что ж, выходите.
Покреплюсь.
Видите - спокоен как!
Как пульс
покойника!
И снова сравнение. И снова необычное. И снова содержательное. "Пульс покойника" - это окончательно, безвозвратно умершая надежда на взаимное чувство.
В поэме не реализуется сюжет обычного любовного треугольника, не выводится образ счастливого соперника. Его заменяют "любители святотатств, преступлений, боен" - нечто поэтически не оформленное, но социально обозначенное. Это они виновны в любовной драме. Они "увели", "украли", "купили" любовь героя:
Вы говорили:
"Джек Лондон,
страсть",-
а я одно видел:
вы - Джиоконда,
которую надо украсть!
И украли.
А.Михайлов говорил по этому поводу: "В любовном треугольнике третьим "персонажем" включен буржуазный жизнепорядок, где отношения между мужчиной и женщиной основаны на выгоде, корысти, купле-продаже, но не на любви... Здесь Маяковский типизирует явление, уходит от реального факта, так как Мария Денисова не выходила тогда замуж" (31; 128).
Героиня отвергает любящего ее героя не потому, что он обладает каким-то нравственным или моральным изъяном, а потому, что он не способен создать вокруг нее тот комфорт из вещей, тот материальный уют, к которому она стремится. Поэтому она меняет живую, страстную и трепетную любовь героя на материальные возможности другого человека. Такая любовь, по мнению поэта, является продажной, она не требует каких-либо моральных или духовных затрат. Ее легко можно купить. В расчет не берутся ни нравственные, ни человеческие качества, казалось бы, то, что испокон веков самоценно. В любовном поединке побеждает тот, кто материально обеспеченней. И именно потому герой отвергает любовь, которую можно купить за деньги.
Этот мотив "покупки" любви находит свое воплощение и в других произведениях Маяковского:
каждый за женщину платит.
Ничего, если пока
тебя вместо шика парижских платьев
одену в дым табака (...)
А я вместо этого до утра раннего
в ужасе, что тебя любить увели,
и крики в строчки выгранивал,
уже наполовину сумасшедший ювелир.
("Флейта-позвоночник")
А в послеоктябрьской поэме "Люблю":
У взрослых дела.
В рублях карманы.
Пожалуйста!
Рубликов за сто.
бездомный,
в карман засунул
и шлялся, глазастый
В "Облаке в штанах" традиционная метафора: любовь - пожар сердца (Ср. у Есенина: "заметался пожар голубой") реализуется в подробнейшей картине:
Кто говорит?
Ваш сын прекрасно болен!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле, -
Ему уже некуда деться...
Люди нюхают -
запахло жареным!
Нагнали каких-то.
Блестящие!
В касках!
Нельзя сапожища!
Скажите пожарным:
на сердце горящее лезут в ласках.
Проследим развертывание метафоры "пожар сердца". То, чем обычно ограничиваются другие поэты, у Маяковского перерастает в, казалось бы, бытовую, но имеющую глубокий подтекст сцену: реакция людей, вызов пожарных - непрошеных утешителей в несчастье. Личные переживания поэта тоже облекаются в этакий "противопожарный" антураж:
глаза наслезненные
бочками выкачу.
Дайте о ребра опереться.
Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу!
Не выскочишь из сердца.
"Пожар сердца" распространяется широко, он рвется "людям в квартирное тихо" ("Трясущимся людям в квартирное тихо стоглазое зарево рвется с пристани"), и первая часть поэмы завершается отчаянным выкриком, обращенным "в столетия", в будущее: "Крик последний, - ты хоть о том, что горю, в столетия выстони!"
"Долой ваше искусство!"
Находит свое воплощение в поэме и "крик" - "Долой ваше искусство!". Уже во второй главе Маяковский начинает и продолжает развивать в третьей тему отношений искусства и действительности.
Еще в 1909 году А.Блок писал: "Современная жизнь есть кощунство перед искусством; современное искусство - кощунство перед жизнью" (43; 63). На наш взгляд, эту фразу можно понимать таким образом, что жизнь настолько грязна и пошла, что искусство, обращенное в высокое и прекрасное, не в состоянии отобразить ее во всей полноте, и в этом кощунство жизни перед искусством. Но в свою очередь и искусство не очень-то и силится отразить эту жизнь, оно постоянно уводит читателя в какой-то мистический мир сладостных грез, и в этом кощунство искусства перед жизнью.
Маяковский осознал бессилие искусства (в частности, - поэзии) воздействовать на окружающую действительность:
Пока выкипячивают, рифмами пиликая,
из любвей и соловьев какое-то варево,
улица корчится безъязыкая
Ей нечем кричать и разговаривать.
Пришло понимание социальной задавленности улицы ("Улица муку молча перла") и необходимости вводить в поэтическую речь не совсем "поэтичные" слова, чтобы отразить жизнь такой, какая она есть на самом деле. Отсюда и соответствующая лексика:
А улица присела и заорала:
"Идемте жрать!"
умерших слов разлагаются трупики,
только два живут, жирея, -
"сволочь"
и еще какое-то,
кажется, - "борщ".
Поэт, переживший войну как личную трагедию (вспомним стихотворение "Вам!") теперь вершит суд над теми, кто этой трагедии не увидел. Это нашло свое поэтическое воплощение и в "Облаке в штанах":
Как вы смеете называться поэтом
и, серенький, чирикать, как перепел!
кастетом
кроиться миру в черепе!
В одной статье Маяковский утверждал: "Сегодняшняя поэзия - поэзия борьбы" (28; 11, 42). И эта публицистическая формула нашла в поэме свое поэтическое воплощение:
Выньте, гулящие, руки из брюк -
берите камень, нож или бомбу,
а если у которого нету рук -
пришел, чтоб и бился лбом бы! (...)
Понедельники и вторники
окрасим кровью в праздники!
Поэзией, не соответствующей требованиям времени, Маяковский считал творчество И.Северянина, и потому в поэме выводится нелицеприятный портрет поэта:
А из сигарного дыма
ликерною рюмкой
вытягивалось пропитое лицо Северянина.
Здесь дискредитируется не столько поэзия Северянина, сколько образ самого поэта, живущий в сознании публики. В стихотворении "Вам!" Маяковский также упоминает о Северянине, говоря о поручике Петрове:
Если б он, приведенный на убой,
Вдруг увидел, израненный,
Как вы измазанной в котлете губой
Похотливо напеваете Северянина...
Здесь нет прямой отрицательной оценки творчества Северянина, и тем не менее она присутствует: нельзя положительно относиться к тому, что можно "похотливо" напевать, тем более "измазанной в котлете губой". Развлекательная поэзия Северянина отвергается негативным эмоциональным фоном.
Напомним, что именно в этом стихотворении Маяковский утверждает, что для поэта достойнее прислуживать женщине свободной профессии, нежели бездумной буржуазной публике.
"Долой ваш строй!"
Поэтическое и социальное у Маяковского было изначально взаимосвязано. Он поставил свое творчество на службу массе, социальным низам, с которыми он ощущает единство и слияние. Поэтому крик "Долой ваше искусство" неотрывен от крика "Долой ваш строй!" Выступая от лица готовых к восстанию масс, Маяковский говорит "мы":
с лицом, как заспанная простыня,
с губами, обвисшими, как люстра,
каторжане города-лепрозория,
где золото и грязь изъязвили проказу,-
мы чище венецианского лазорья,
морями и солнцами омытого сразу;
держим в своей пятерне
миров приводные ремни!
Это сближение героя поэмы с демократической массой рождает у него прозрение о грядущей революции:
в терновом венце революций
грядет шестнадцатый год.
Исходной точкой движения политической мысли послужило искусство, от него Маяковский шел к жизни, чтобы понять, что жизнь - исток и содержание искусства. И, осознав это, герой заговорил как пророк, как "предтеча":
А я у вас - его предтеча;
я - где боль, везде;
на каждой капле слезовой течи
распял себя на кресте.
Поэт представляет себя выразителем народной боли, предтечей революции и жертвой ("распял себя на кресте"). Причем жертва в романтическом ореоле, напоминающая горьковского Данко:
душу вытащу,
растопчу,
чтоб большая! -
и окровавленную дам, как знамя.
Таким образом в поэме находит свое выражение и мысль "долой ваш строй".
"Долой вашу религию!"
"Облако в штанах" наполнено эмоциональными контрастами от интимного, самому себе или любимой сделанного признания до дерзкого, в грубой форме брошенного вызова Богу: "Долой вашу религию!". Особенно ярко этот контраст наблюдается в четвертой главе, где герой снова обращается к своей возлюбленной и снова получает отказ. И когда рушится последняя надежда на взаимную любовь, герою остается одно: обратить свой взор к небу, к тому, кто долгие века давал людям утешение в несчастье.
Библейские мотивы в творчестве Маяковского - специальная тема, глубоко раскрытая Дм. Скляровым в книге-справочнике для учащихся. Автор главы подчеркнул, что Маяковский дал свой "вариант истолкования евангельских идеалов, выделяя... земную, человеческую сторону личности", которая к тому же предстает в "ореоле неизбежных историко-литературных ассоциаций" (41, 187-188).
"Послушайте, господин бог!- фамильярно, без должного пиетета обращается герой Маяковского к всевышнему и со свойственным ему сарказмом предлагает устроить карусель "на дереве изучения добра и зла", расставить вина по столу, отчего хмурому Петру Апостолу захотелось бы "пройтись в ки-ка-пу", рай снова заселить Евочками (в этом ему готов помочь ерничающий герой). Не находя отклика у Бога, герой разражается очередной филиппикой:
Мотаешь головою, кудластый?
Супишь седую бровь?
Ты думаешь - этот,
за тобою, крыластый,
знает, что такое любовь?
Ернические эпитеты по отношению к богу ("кудластый") и архангелу ("крыластый"), казалось бы, завершают кощунственную сцену, но после минутной ярости герой снова обращается к богу с мольбой:
Всемогущий, ты выдумал пару рук,
что у каждого есть голова,-
отчего ты не выдумал,
чтоб было без мук
целовать, целовать, целовать?
Но не этот эпатаж главная причина богохульства поэта. За всем этим стоит кровавая трагедия войны. Как часто человечество повторяло: если есть Бог, он не может допустить такое. Вот и лирическому герою поэмы бог предстает не всесильным, а маленьким, беспомощным, которого можно прирезать обычным сапожным ножиком: "Я думал - ты всесильный божище, а ты недоучка, крохотный божик..." Отсюда и бунт против всей небесной братии:
Крыластые прохвосты!
Жмитесь в раю!
Ерошьте перышки в испуганной тряске!
Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою
отсюда до Аляски!..
Герой не остановим в стихийном порыве:
Меня не остановите.
вправе ли,
но я не могу быть спокойней.
Смотрите -
звезды опять обезглавили
и небо окровавили бойней!
Кто они - обезглавившие и окровавившие,- кто скрыт в этом отвлеченном, безличном обвинении? Как и первая глава, поэма заканчивается на трагедийной ноте. Страданию героя нет исхода: на нем замыкается не только драма любви, но и трагедия войны. Трагедийность поэмы подчеркивается отсутствием отклика, глухотой мира, человечества - всего и всех, к кому обращен страстный монолог поэта:
Вселенная спит,
положив на лапу,
с клещами звезд огромное ухо.
1. Аннинский Л. Карабчиевский против Маяковского// Театр.- 1989.- N 12.
2. Арутюнов Л.Н. Национальные традиции и опыт Маяковского// Маяковский и литература народов СССР.- Ереван, 1983.
3. Асеев Н. О поэтах и поэзии. Статьи и воспоминания.- М., 1985.
6. Блок А. О назначении поэта. - М., 1990.
7. Бочаров М. Судьба поэта: Исследование поэзии и личности В. В. Маяковского в современной литературной критике// Дон.- 1989.- N 2.
8. Брик Л.Ю. О Маяковском: Из воспоминаний// Дружба народов.- 1989.- N 3.
9. Бялик Б. О Горьком.- М., 1947.
10. Вишневская И. Парадокс о драме: Перечитывая пьесы 20-30-х годов.- М., 1993.
12. Горловский А.В. Маяковский: О современном прочтении произведений поэта// Лит. учеба.- 1985.- N5.
13. Горький М. Несвоевременные мысли.- МСП "Интерконтакт", 1990.
15. Землякова О. "Алло, кто говорит? Мама?"// Работница.- 1988.- N 11.
16. Иванова Н. Сбросим Маяковского с парохода современности?// Театр.- 1988.- N 12.
17. Каменский В. Из литературного наследия. -М., 1990.
18. Карабчиевский Ю. Воскресение Маяковского.- М., 1990.
19. Катанян В.А. Не только воспоминания// Дружба народов.- 1989.- N 3.
19а. Катанян В.А. Вокруг Маяковского// Вопросы литературы.- 1997.- № 1.
20. Кацис Л.Ф. "...Но слово мчится, подтянув подпруги..." (Полемические заметки о Владимире Маяковском и его исследователях)// Известия Академии Наук. Серия литературы и языка.- 1992.- N 3.
21. Коваленко С.А. "Не юбилей, а отчет о работе..."// Маяковский и современность. Вып. 2.- М., 1984.
22. Ковский В. "Желтая кофта" Юрия Карабчиевского: Заметки на полях одной книги// Вопросы литературы.- 1990.- N 3.
23. Кожинов В. Правда и истина// Наш современник.- 1988.- N 4.
24. Кормилов С.И. Русская литература после 1917 г.: Основные черты литературного процесса // Вестник Московского университета.- 1994.- N 5.
25. Лазарев Л., Пушкарева Л. Как партия руководила литературой. Вокруг наследия Маяковского// Вопросы литературы.- 1995.- Вып. 5.
27. Либединский Ю. Современники. Воспоминания.- М., 1961.
27а. Лифшиц Б. Полутораглазый стрелец.- Л., 1989.
30. Минакова А.М. К проблеме лирической драмы ХХ века (Блок, Маяковский, Есенин)// Проблемы советской литературы (Метод. Жанр. Характер).- М., 1978.- Вып. 1.
31. Михайлов А.А. Маяковский.- М.: Мол. гвардия, 1988.
32. Михайлов А. У подножия великана// Лит. газета.- 1988.- 10 фев.
33. Михайлов А.А. Маяковский: кто он?// Театр.- 1989.- N 12.
34. Михайлов А.А. Мир Маяковского.- М., 1990.
35. Пастернак Б. Люди и положения: Автобиографический очерк// Новый мир, 1987.- N 1.
36. Перцов В.М. Маяковский. Жизнь и творчество (1893-1917).- М., 1969.
37. Перцов В.М. Маяковский. Жизнь и творчество. (1918-1924).- М., 1971.
38. Перцов В.М. Маяковский. Жизнь и творчество (1925-1930).- М., 1972.
39. Пицкель Ф.Н. Маяковский: Художественное постижение мира.- М., 1978.
40. Полонская В.В. Воспоминания о В.В.Маяковском// Советская литература сегодня.- М., 1989.
41. Скляров Д.Н. Творчество В.В.Маяковского. Лирический герой ранней поэзии. Библейские мотивы и образы// Русская литература. ХХ век. Справочные материалы. - М., 1995.
42. Солженицын А.И. Октябрь Шестнадцатого.- Вермонт-Париж, 1989.- т. 1.
43. Тимофеев Л.И. Творчество Александра Блока.- М., 1963.
44. Троцкий Л. Литература и революция.- М., 1991.
45. Халфин Ю. Апостол хозяина// Век ХХ и мир.- 1990.- N 6.
46. Хорошилова Т. Не кистью, так пером? Кому понадобилось расшатывать пьедесталы?// Комс. правда.- 1988.- 12 фев.
47. Цветаева М. Сочинения в 2 т.- М., 1980.
48. Черешин Г.С. Из истории изучения творчества Маяковского: Маяковский и культ личности Сталина// Рус. литература.- 1989.- 2.
49. Чуковский К. Собр. соч. в 2 т.- М., 1990.
51. Шенцева Н.В., Карпов И.П. Новое о Маяковском.- Йошкар-Ола, 1991.
52. Шкловский В. Маяковский,- М., 1940.
Поэма “Облако в штанах” занимает особое место в творчестве Маяковского. Если изучить краткий анализ “Облако в штанах” по плану, становится понятно, почему. Этот разбор можно использовать для проведения урока литературы в 11 классе.
Краткий анализ
История создания – написано произведение в 1914 году, в этот период поэт был влюблен в Марию Денисову, однако чувства его не получили ответа и были воплощены в стихах. Впервые оно было издано в 1915 году.
Тема поэмы – центральной можно назвать тему любви, однако к ней также добавляются тема поэта и толпы, нового искусства, отрицания господствующего строя и, наконец, отрицания Бога.
Композиция – поэма делится начасти, каждая из которых имеет собственную тему, причем если в первой части лирический герой ждет встречи со своей любовью, а после отрицает само это чувство, то в последней он обвиняет Бога в том, что тот не позаботился о человеке, не дал ему счастливой любви. Всего их четыре.
Жанр – поэма-тетраптих.
Стихотворный размер – свободный стих, в котором проявилось новаторство Маяковского как поэта.
Эпитеты – “окровавленный сердца лоскут “, “выжиревший лакей “, “засаленная кушетка “, “размягченный мозг” .
Метафоры – “и гостиная батистовая, чинная чиновница ангельской лиги “.
Гипербола – “вывернуть не можете, чтобы одни сплошные губы “.
Сравнение – “мужчины, залежанные, как больница “, “женщины, истрепанные, как пословица “.
Оксюморон – “пульс покойника “.
История создания
Владимир Маяковский задумал свою поэму еще до знакомства с Марией Денисовой, первоначально она должна была называться “Тринадцатый апостол”. Но фактически история создания ее начинается во время поездки футуристов по России. Знакомство с красавицей, которая отказалась вступать с ним в близкие отношения, глубоко ранило Маяковского и в то же время дало ему большой творческий толчок: поэму, начатую в 1914 году, он закончил уже в июле 1915-го. В том же году произведение, уже под названием “Облако в штанах”, было опубликовано Осипом Бриком. Второе издание пришлось на 1916 года, и оба были сильно урезаны цензурой.
Тема
Поэма Маяковского интересна еще и тем, что, несмотря на наличие центральной темы, она многотемна, причем остальные можно проследить по главам.
Так, в первой главе лирический герой ждет свою возлюбленную (Маяковский никогда не скрывал, кому посвящено его произведение), причем ожидание это для него скорее мучительно, чем приятно. Он понимает, что надежды на ответное чувство нет, но все же готов выслушать слова Марии. Тема второй части – поэзия, которая, по мнению Маяковского, должна быть поэзией борьбы – но далеко не все произведения и творцы соответствуют этому образу. Третья часть – это отрицание всего государственного строя, который жесток и бесчеловечен. Здесь появляется образ тринадцатого апостола из первоначального названия поэмы – это человек, который противостоит хозяевам жизни.
Наконец, в четвертой части Маяковский снова возвращается к теме любви, которая на этот раз тесно связана с темой Бога – поэт не просто отрицает религию, он насмехается и над самим Создателем, который не подарил людям возможность счастливой любви. Лирический герой пытается донести свои чувства до возлюбленной – но остается с окровавленным сердцем.
Композиция
Произведение состоит из четырех частей. Четырехчастная композиция поэмы позволяет поэту рассмотреть все грани его чувства и высказать свои взгляды на жизнь, которые можно выразить простым лозунгом “Долой!” – и любовь, и современное общество, и самого Бога. Это основной смысл и посыл всего произведения.
Жанр
Жанр этого произведения – поэма. Сам Маяковский говорил, что это “четыре крика из четырех частей” . Он считал “Облако в штанах катехизисом современного искусства – оно действительно новаторское по своей форме и бунтарское по содержанию.
Средства выразительности
Поэзия Маяковского с самого была максимально резкой – он использовал многочисленные средства выразительности, чтобы наиболее ярко донести свою мысль до читателя. “Облако в штанах”, относящееся к дореволюционному периоду его творчества, уже выглядит как манифест. В нем использованы:
- эпитеты – “ окровавленный сердца лоскут “, “ выжиревший лакей “, “ засаленная кушетка “, “ размягченный мозг” ;
- метафоры – “ и гостиная батистовая, чинная чиновница ангельской лиги “;
- гиперболы – “ вывернуть не можете, чтобы одни сплошные губы “;
- сравнения – “ мужчины, залежанные, как больница “, “ женщины, истрепанные, как пословица “;
- оксюморон – “ пульс покойника “.
Ритмика стихотворения новаторская – использован модернистский подход, когда за ориентир берется маршевый ритм и биение пульса. Все выразительные средства в нем используются не для красоты слога, а для того, чтобы более точно и емко передать мысль, которую поэт вкладывал в свои строки.
История издания
Владимир Владимирович Маяковский начал работать над поэмой в первой половине 1914 года, о чём свидетельствует он сам в своей автобиографии «Я сам»: «Начало 14-го года. Чувствую мастерство. Могу овладеть темой. Вплотную. Ставлю вопрос о теме. О революционной. Думаю над „Облаком в штанах“ ». По свидетельству друзей Владимира Маяковского на написание первой главы поэмы поэта вдохновил романтический эпизод во время поездки футуристов по России. В Одессе, где они выступали с 16 по 19 января 1914 года, он познакомился с красавицей, Марией Денисовой , в которую влюбился. Несмотря на симпатию к поэту, девушка отказалась вступать с ним в близкие отношения. Работа над поэмой была завершена в июле 1915 года в Куоккала (ныне Репино под Санкт-Петербургом).
Изначально она называлась «Тринадцатый апостол», но по требованию царской цензуры название было изменено поэтом на «Облако в штанах». Отрывки из пролога и 4-й части произведения были опубликованы в сборнике «Стрелец» ещё в феврале 1915 года. Несколько строф из 2-й и 3-й частей цитировались автором в своей статье «О разных Маяковских», опубликованной в «Журнале журналов» в августе 1915 года. В обоих случаях поэма была названа Владимиром Маяковским «трагедией». После, в отдельном издании он дал ей подзаголовок «тетраптих», указав на то, что композиционно она состоит из четырёх частей.
Первое издание поэмы, с огромным количеством цензурных купюр, было выпущено Осипом Бриком в сентябре 1915 года. В 1916 году она была перепечатана издательством «Парус» в сборнике «Простое как мычание» также со значительным числом цензурных изъятий. После Февральской революции в России журнал «Новый сатирикон» в марте 1917 года опубликовал не пропущенные ранее цензурой отрывки поэмы под заглавием автора «Восстанавливаю».
Впервые полностью поэма «Облако в штанах» была издана в начале 1918 года в Москве издательством «АСИС» (Ассоциация социалистического искусства).
Структура
В предисловии к первому полному изданию поэмы в 1918 году Владимир Маяковский написал: «„Облако в штанах“ (первое имя „Тринадцатый апостол“ зачеркнуто цензурой. Не восстанавливаю. Свыкся) считаю катехизисом сегодняшнего искусства; „Долой вашу любовь“, „долой ваше искусство“, „долой ваш строй“, „долой вашу религию“ - четыре крика четырёх частей ». Поэма имеет маленькое вступление.
Критика
Большую оригинальность поэме придаёт её метафорическая насыщенность, в неё чуть ли не каждая строка метафорична. Примером материализованной метафоры может служить строка «пожар сердца» поэта, который тушат пожарные…
Муратова Ксения Дмитриевна.
В «Облаке…» видна одна из главных особенностей мышления Маяковского: способность к мощным ассоциативным стяжениям весьма далёких друг от друга тем, образов, сюжетов. Что общего между Северянином, Бисмарком и «тушами лабазников»? Какое отношение они имеют к страдающему отвергнутому любовнику?..
Бавин Сергей Павлович.
Богохульство, агрессивная лексика, уличная грубость и нарочитый антиэстетизм выявляют… бунтарскую стихию поэмы. И хотя Маяковский, богохульствуя, возвышает человека, но стихия захлёстывает его.
Михайлов Александр Алексеевич.
Напишите отзыв о статье "Облако в штанах"
Примечания
Литература
- / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. - М.: Гос. изд-во худож. лит., 1955-1961.
- Маяковский В. В. Полное собрание сочинений: В 13 т. / Т.1. [Стихотворения, трагедия, поэмы и статьи 1912-1917 годов] / Подгот. текста и примеч. В. А. Катаняна; Ред. З. Паперный. - М.: Гос. изд-во худож. лит., 1955. - 464 с.
Ссылки
- Владимир Маяковский. . Ruslit.traumlibrary.net. .
См. также
- поэма Война и мир
|
||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Облако в штанах
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.
Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.