В данной статье предлагаем вспомнить краткое содержание рассказа «Цифры» Бунина И. А. Это произведение поможет читателю по-новому взглянуть на свои поступки. А для кого-то послужит нравственным ориентиром в мире непростых отношений между взрослыми и детьми.
Герои произведения - маленький мальчик Женя, который торопится познать мир, и его дядя. Спустя годы после случившегося мужчина рассказывает племяннику о крупной ссоре, которая стала уроком для них обоих. Форма повествования от первого лица позволяет понять чувства взрослого человека, всем сердцем любящего своего племянника, но вместе с тем желающего научить ребенка считаться с мнением других и стойко сносить удары судьбы.
Глава 1. Примирение
Как-то вечером мальчик появился на пороге столовой с грустным личиком и, шаркнув ножкой, тихо пожелал дяде «покойной ночи». Он не подошел близко, как это обычно бывало. А потом извинился и попросил показать, смирив при этом самолюбие, как отмечает Бунин, цифры. Краткое содержание мыслей дяди в этот момент можно выразить так. Его сердце сжималось от жалости и сострадания, так как он очень любил своего племянника-шалуна. Но разум взял верх, и он помедлил с ответом.
Глава 2. С чего все началось
Утром того дня мальчик проснулся в радостном настроении и со страстным желанием. Ему непременно хотелось в тот же миг научиться рисовать, читать и писать (последнее и станет причиной всех последующих событий, как покажет краткое содержание) цифры. Бунин по главам покажет, как накалялась обстановка в доме и как страдали все члены семьи. А пока автор отмечает, что дяде очень не хотелось заниматься сегодня с ребенком книжками и цифрами. И придумал отговорку: сегодня царский день, и потому лавка закрыта. При этом пообещал выучить цифры вечером или завтра. Когда мальчик понял, что его желание не исполнится, он с угрозой произнес: «Ну, хорошо…» И весь день не унимался: бегал по дому, шумел, при этом все спрашивал: «Непременно покажешь?» Но настоящий выход эмоциям был дан вечером.
Глава 3. Непослушание и наказание
Когда взрослые пили чай, Женя придумал игру. Он стал прыгать, изо всей силы ударяя ногами по полу и громко крича. Первой сделала замечание мама. К ней присоединилась бабушка. Безуспешно пытался угомонить ребенка и дядя. Мальчик лишь дерзко ответил: «Сам перестань». И весь отдался своим чувствам. Наконец мужчина не выдержал и закричал что было сил. Затем схватил Женю за руку, крепко шлепнул и, громко хлопнув дверью, отправил его в детскую. Так разрушилась главная на тот момент мечта мальчика: узнать (как отмечает Бунин) цифры.
Краткое содержание главы 4. Стыд за совершенное
Ошеломленный ребенок еще какое-то время истошно вопил. Потом зарыдал и стал просить о помощи. Так продолжалось долго: Женя изображал умирающего, а взрослые старательно принимали безразличный вид. Хуже всего чувствовала себя бабушка, которая едва сидела на месте. А дядя помимо жалости испытывал сильный стыд за содеянное. Ему хотелось раскрыть дверь и прекратить страдания племянника. Однако, по его мнению, это противоречило правилам разумного воспитания. И потому он решил выдержать характер, делает вывод Иван Бунин.
«Цифры» (краткое содержание рассказа вы сейчас читаете) продолжается описанием состояния мальчика, который понял, что крики не помогут, и наконец затих.
Глава 5. Обида
Только через полчаса после того, как наступила тишина, взрослые открыли дверь в детскую. Женя сидел на полу и расставлял перед собой пустые спичечные коробки. Его лицо было заплаканным, а дыхание все еще не восстановилось после долгого и громкого плача. Когда дядя стал выходить из комнаты, ребенок вдруг произнес, что никогда больше не будет его любить. Но мужчина выказал равнодушие. Потом в детскую заходили мама с бабушкой и всякий раз стыдили Женю за его поведение. Наконец в столовой зажгли лампу, и взрослые оставили ребенка в покое.
Как же закончился для мальчика этот день? Об этом и пишет далее И. Бунин.
«Цифры»: краткое содержание 6-й главы. Смирение
Детская погрузилась во мрак, а Женя все двигал свои коробки. Дядя не мог больше выносить эту муку и решил пройтись по городу. Именно тогда он услышал голос бабушки. Она вновь укоряла внука. Но решающими стали ее слова о том, что дядя очень обижен. И теперь некому будет купить альбом и карандаши. А главное, Жене никто не покажет, как пишутся (именно на этом делает акцент Бунин) цифры. Краткое содержание рассказа показывает, как герой безуспешно пытался добиться желаемого. Но самолюбие его в результате было сломлено.
Бабушка вышла, а мужчина еще раз вспомнил, с каким чудесным настроением проснулся сегодня мальчик. Как он непременно пытался познать новое. Но в тот момент, когда в душе ребенка кипела радостная жажда, жизнь впервые больно ударила его. Никакие крики о помощи не помогли. И ему пришлось смириться.
Глава 7. Мечта сбылась
Женя робко вышел из детской. Можно сделать вывод, что он оказался умнее своего дяди, и поэтому попросил прощения. И тут же получил желаемое. Вскоре на столе появились бумага и карандаши. И вот уже ребенок старательно выводил пока еще мало понятные ему крючки и черточки. Его лицо было смущено, но светилось радостью. Неменьшее счастье испытывал и дядя, который с наслаждением вдыхал запах волос любимого племянника. Так заканчивает свой рассказ И. А. Бунин.
«Цифры» (краткое содержание для читательского дневника приведено в статье) - удивительное произведение, помогающее взрослым понять, что и они порой бывают не правы. Ведь в данном случае более мудрым оказался маленький мальчик, который, в отличие от дяди, смог переступить через свою гордыню и признать неправоту.
Иван Алексеевич Бунин
«Цифры»
«Мой дорогой, когда ты вырастешь, вспомнишь ли ты, как однажды зимним вечером ты вышел из детской в столовую, — это было после одной из наших ссор, — и, опустив глаза, сделал такое грустное личико? Ты большой шалун, и когда что-нибудь увлечёт тебя, ты не знаешь удержу. Но я не знаю никого трогательнее тебя, когда ты притихнешь, подойдёшь и прижмёшься к моему плечу! Если же это происходит после ссоры, и я говорю тебе ласковое слово, как порывисто ты целуешь меня, в избытке преданности и нежности, на которую способно только детство! Но это была слишком крупная ссора…»
В тот вечер ты даже не решился подойти ко мне: «Покойной ночи, дядечка» — сказал ты и, поклонившись, шаркнул ножкой (после ссоры ты хотел быть особенно благовоспитанным мальчиком). Я ответил так, будто между нами ничего не было: «Покойной ночи». Но мог ли ты удовлетвориться этим? Забыв обиду, ты опять вернулся к заветной мечте, что пленяла тебя весь день: «Дядечка, прости меня… Я больше не буду… И пожалуйста, покажи мне цифры!» Можно ли было после этого медлить с ответом? Я помедлил, ведь я очень умный дядя…
В тот день ты проснулся с новой мечтой, которая захватила всю твою душу: иметь свои книжки с картинками, пенал, цветные карандаши и выучиться читать и писать цифры! И все это сразу, в один день! Едва проснувшись, ты позвал меня в детскую и засыпал просьбами: купить книг и карандашей и немедленно приняться за цифры. «Сегодня царский день, все заперто» — соврал я, уж очень не хотелось мне идти в город. «Нет, не царский!» — закричал было ты, но я пригрозил, и ты вздохнул: «Ну, а цифры? Ведь можно же?». «Завтра» — отрезал я, понимая, что тем лишаю тебя счастья, но не полагается баловать детей…
«Ну хорошо же!» — пригрозил ты и, как только оделся, пробормотал молитву и выпил чашку молока, принялся шалить, и весь день нельзя было унять тебя. Радость, смешанная с нетерпением, волновала тебя все больше, и вечером ты нашёл им выход. Ты начал подпрыгивать, бить изо всей силы ногами в пол и громко кричать. И мамино замечание ты проигнорировал, и бабушкино, а мне в ответ особенно пронзительно крикнул и ещё сильнее ударил в пол. И вот тут начинается история…
Я сделал вид, что не замечаю тебя, но внутри весь похолодел от внезапной ненависти. И ты крикнул снова, весь отдавшись своей радости так, что сам господь улыбнулся бы при этом крике. Но я в бешенстве вскочил со стула. Каким ужасом исказилось твоё лицо! Ты растерянно крикнул ещё раз, для того, чтобы показать, что не испугался. А я кинулся к тебе, дёрнул за руку, крепко и с наслаждением шлёпнул и, вытолкнув из комнаты, захлопнул дверь. Вот тебе и цифры!
От боли и жестокой обиды ты закатился страшным и пронзительным криком. Ещё раз, ещё… Затем вопли потекли без умолку. К ним прибавились рыдания, потом крики о помощи: «Ой больно! Ой умираю!» «Небось не умрёшь, — холодно сказал я. — Покричишь и смолкнешь». Но мне было стыдно, я не поднимал глаз на бабушку, у которой вдруг задрожали губы. «Ой, бабушка!» — взывал ты к последнему прибежищу. А бабушка в угоду мне и маме крепилась, но едва сидела на месте.
Ты понял, что мы решили не сдаваться, что никто не придёт утешить тебя. Но прекратить вопли сразу было невозможно, хотя бы из-за самолюбия. Ты охрип, но все кричал и кричал… И мне хотелось встать, войти в детскую большим слоном и пресечь твои страдания. Но разве это согласуется с правилами воспитания и с достоинством справедливого, но строгого дяди? Наконец ты затих…
Только через полчаса я заглянул будто по постороннему делу в детскую. Ты сидел на полу весь в слезах, судорожно вздыхал и забавлялся своими незатейливыми игрушками — пустыми коробками спичек. Как сжалось моё сердце! Но я едва взглянул на тебя. «Теперь я никогда больше не буду любить тебя, — сказал ты, глядя на меня злыми, полными презрения глазами. — И никогда ничего не куплю тебе! И даже японскую копеечку, какую тогда подарил, отберу!»
Потом заходили мама и бабушка, и так же делая вид, что зашли случайно. Заводили речь, о нехороших и непослушных детях, и советовали попросить прощения. «А то я умру» — говорила бабушка печально и жестоко. «И умирай» — отвечал ты сумрачным шёпотом. И мы оставили тебя, и сделали вид, что совсем забыли о тебе.
Опустился вечер, ты все так же сидел на полу и передвигал коробки. Мне стало мучительно, и я решил выйти и побродить по городу. «Бесстыдник! — зашептала тогда бабушка. — Дядя любит тебя! Кто же купит тебе пенал, книжку? А цифры?» И твоё самолюбие было сломлено.
Я знаю, чем дороже мне моя мечта, тем меньше надежд на её достижение. И тогда я лукавлю: делаю вид, что равнодушен. Но что мог сделать ты? Ты проснулся, исполненный жаждой счастья. Но жизнь ответила: «Потерпи!» В ответ ты буйствовал, не в силах смирить эту жажду. Тогда жизнь ударила обидой, и ты закричал от боли. Но и тут жизнь не дрогнула: «Смирись!» И ты смирился.
Как робко ты вышел из детской: «Прости меня, и дай хоть каплю счастья, что так сладко мучит меня». И жизнь смилостивилась: «Ну ладно, давай карандаши и бумагу». Какой радостью засияли твои глаза! Как ты боялся рассердить меня, как жадно ты ловил каждое моё слово! С каким старанием ты выводил полные таинственного значения чёрточки! Теперь уже и я наслаждался твоей радостью. «Один… Два… Пять…» — говорил ты, с трудом водя по бумаге. «Да нет, не так. Один, два, три, четыре». — «Да, три! Я знаю», — радостно отвечал ты и выводил три, как большую прописную букву Е. Пересказала Наталья Бубнова
Этот рассказ написан в форме исповеди взрослого человека маленькому мальчику. Автор обращается к своему племяннику Жене, с которым у него произошла серьезная размолвка, пытаясь и ему и себе объяснить мотивы своего поведения.
Дядя очень любит этого малыша. «Должен сказать тебе: ты большой шалун. Когда что-нибудь увлечет тебя, ты не знаешь удержу», — так пишет он о племяннике. Но как трогателен бывает этот мальчик, когда сиротливо прижимается к плечу своего дяди! Стоит ему в эту минуту сказать хоть одно ласковое слово, как малыш начинает порывисто целовать и обнимать дядю.
Из-за чего же произошла ссора этих двух так сильно привязанных друг к другу людей?
Приехавший в гости дядя — для мальчика источник самых замечательных открытий. Он привозит ему подарки, учит многим увлекательнейшим вещам. Вот и теперь обещал купить книжки с картинками, пенал, цветные карандаши. Но главное — обещал научить цифрам!
С детским нетерпением малыш требует немедленного осуществления своей мечты. Но дяде не хочется идти сию минуту в магазин. Он пробует слукавить, говорит, что сегодня царский день (выходной) и магазины не работают. Племянник не верит этой отговорке, настаивает на своем. Дядя, считая, что баловать ребенка не следует, не отступает от своего решения. Тогда мальчик просит показать хотя бы цифры. Из тех же воспитательных соображений дядя откладывает это на завтра.
— Ну, хорошо же, дядька! — пригрозил тогда обычно очень ласковый малыш. — Помни ты это себе!
Энергия, которая должна была найти выход в радости от исполнения заветного желания, стала искать иной выход: маленький племянник расшалился не на шутку. Он бегал, опрокидывая стулья, шумел. А за вечерним чаем придумал новую игру: подпрыгивал, бил изо всех сил ногами в пол и при этом громко вскрикивал. Его пробовали унять мама, бабушка. Наконец и дядя сказал: «Перестань». На это Женя дерзко ответил: «Сам перестань». И продолжал подпрыгивать. Раздраженный дядя схватил его за руку, крепко шлепнул и вытолкал за дверь.
От боли, от острого и внезапного оскорбления мальчик зашелся криком, который перешел в плач. Никто не вышел к нему, чтобы успокоить. Взрослые стойко держались своих воспитательных принципов, хотя сердца их разрывались от жалости. «Было невмоготу и мне, — признается в своей исповеди дядя. — Хотелось встать с места, распахнуть дверь в детскую и сразу, каким-нибудь одним горячим словом, пресечь твои страдания. Но разве это согласуется с правилами разумного воспитания и с достоинством справедливого, хотя и строгого дяди?»
Когда мальчик затих, дядя под выдуманным предлогом все-таки зашел в детскую. Женя сидел на полу и играл пустыми спичечными коробками. При виде все еще вздрагивающего от недавних рыданий мальчика у дяди сжалось сердце. Но он продолжал выдерживать характер.
Племянник посмотрел на дядю злыми, полными презрения глазами и хрипло сказал: «Теперь я никогда больше не буду любить тебя».
Взрослые сделали вид, что не обращают внимания на малыша.
Кто же разрешил этот драматический и для мальчика, и для взрослых конфликт? Умные, все понимающие взрослые? Нет. Им мешала какая-то внутренняя преграда. Эта преграда — оставленное в детстве умение не раздумывая следовать искренним порывам сердца. В своей разумной логике они выглядят жестокими. Автор, беспощадно для себя анализируя ситуацию, невольно приводит читателя к этому выводу. Первым делает шаг к примирению малыш. «Дядечка, прости меня», — говорит он, обессиленный неравной борьбой. Но в этих словах не столько признание своей вины, сколько стремление восстановить прежнюю гармонию, вернуть любовь.
И дядечка смилостивился, хотя сам всей душой стремился к прекращению этой нелепой ссоры. И вот он уже показывает племяннику цифры. А тот старается быть таким покорным, деликатным, осторожным в каждом своем движении, чтобы не рассердить дядю.
«Теперь уже и я наслаждался твоей радостью, с нежностью обоняя запах твоих волос: детские волосы хорошо пахнут, — совсем как маленькие птички», — признается дядя малышу в своей исповеди, которую тот еще не может прочитать. Это — исповедь перед самим собой.
В рассказе «Цифры» Бунин описывает ссору маленького непоседливого мальчика Жени и его дяди. Рассказ начинается со сцены прощения, когда маленький мальчик, заглянув вечером к дяде перед сном желает тому спокойной ночи и, не удержавшись, обращается к дяде с так долго мучившей его просьбой. «И, пожалуйста, все-таки покажи мне цифры!» - восклицает Женя, полный страха, что строгий дядя может снова отказать. Дядя медлит с ответом, потому как он «очень, очень умный».
Женя не просто мальчик, он счастливый обладатель замечательных вещей, книжек с картинками, пенала, непременно цветных карандашей. Утром, едва открыв глаза, маленький Женя зазвал к себе в спальню дядю, засыпав взрослого просьбами. Мальчику поскорее хотелось приняться за цифры, получить детский журнал, книги, карандаши и бумагу.
Дяде же не хотелось заниматься покупками. Потому-то он и соврал про царский день Жене. День царский, все заперто, заявил он племяннику. Женя с дядей не согласился, но уступил все же, поскольку дядя пригрозил, что коли Женя будет докучать просьбами, то вообще ничего не получит.
Хоть в царский день не работают лавки, нет такого указа, запрещающего показывать мальчикам цифры в царские дни. Тут в разговор вмешалась бабушка Жени. Она велела внуку не приставать к дяде, не то за ними явится полицейский и арестует тех, кто решил показывать цифры в царский день. Дядя решительно отмел подобное заявление и просто признался Жене, что сейчас ему неохота заниматься цифрами. Вечером или завтра, лучше завтра, он обязательно уделит племяннику время и познакомит Женю с цифрами.
Женя отнесся к подобному обещанию скептически. В конце концов, кто его знает, сколько может продолжаться то самое долгожданное завтра. Нет уж, решил мальчик, цифры ему надобны сегодня. Дядя видел, как изнемогает мальчик на пороге великого открытия, ожидающий мудрого провожатого, готового показать ему новый мир. А провожатый, оказывается, не в духе показывать цифры. К тому же дядя решил твердо, а баловать детей уступками не полагается.
Женя весь день был сам не свой. Унять его было нельзя. Он носился по дому, опрокидывал стулья, кричал, за обедом болтал ногами. Радость, смешанная с нетерпением, обернулась злой шалостью, послужившей причиной ссоры между мальчиком и дядей.
Сидя за вечерним чаем, Женя придумал новую игру. Мальчик подпрыгивал, бил ногами в пол и так громко кричал, что у взрослых, сидевших за столом, «чуть не лопались барабанные перепонки». Женю неоднократно просили прекратить забаву, но разве послушает ребенок, весь в предвкушении радостного завтра. Потому, когда в очередной раз Женя крикнул и ударил ногами, дядя сорвался с места, схватил мальчика, шлепнул, крутанул вокруг своей оси и выставил за дверь. В этот момент сам черт окатил дядю целым ушатом злобы.
Женя расплакался. Плакал жалобно и долго, но никто не подошел к нему за целый вечер, ни мама, ни даже бабушка, хотя ей-то приходилось тяжелее всего. Сам дядя заглянул в комнату племянника позже, и сердце взрослого сжалось от того, что он увидел. Маленький Женя сидел на полу и играл с пустыми коробками из под спичек.
Сумрачный и угрюмый охрипшим от крика голосом заявил он, что дядю не любит и даже подаренную копеечку отберет. Попытки примирения, предпринятые мамой и бабушкой Жени, не привели ни к чему. В конце концов, взрослые сделали вид, что забыли об обиженном ребенке. Но вот, мудрая бабушка нашла выход. Кто же, спросила она Женю, покажет тебе цифры. Пенал и книжки можно купить, но цифры не купишь ни за какие деньги. Женя был сломлен.
С дядею он помирился. Вечер застал умного взрослого и непоседливого мальчика за нехитрым занятием. Женя, слюнявя огрызок карандаша, выводил на бумаге волшебные таинственные цифры, а дядя сидел, наслаждаясь радостью мальчика, обоняя запах детских волос. Женя поминутно сбивался со счету, а взрослый неустанно поправлял его и глядел, как мальчик вывод цифру три, «как большую прописную Е».
- Анализ рассказа «Легкое дыхание»
- «Темные аллеи», анализ рассказа Бунина
Вспомнишь ли ты, мой дорогой, когда станешь взрослым, как в один зимний вечер ты вошел в столовую с грустным личиком, опустив глаза? Это случилось после одной из наших с тобой ссор. Ты шалун, и в своих увлечениях не знаешь удержу. Но нет для меня ничего трогательнее, чем когда притихший, ты прижмешься к моему плечу! Когда такое происходит после ссоры, стоит мне сказать ласковое слово, как ты порывисто целуешь меня, переполненный преданностью и нежностью, которые возможны только в детстве.
Но сегодня произошла слишком крупная ссора для того, чтобы так просто разрешиться.
В тот вечер ты ко мне даже не решился подойти. Шаркнув ножкой и поклонившись, ты сказал: «Покойной ночи, дядечка». Особенно благовоспитанным мальчиком ты бывал после ссоры. Я сделал вид, будто между нами не произошло никакой ссоры: «Покойной ночи». Мог ли ты этим удовлетвориться? Ты тут же забыл обиду и снова вернулся к своей заветной мечте, пленявшей тебя весь день. Ты попросил прощения, пообещал так больше не поступать и вернулся к нашему разговору: «…Пожалуйста, покажи мне цифры!» Будучи умным дядей, я помедлил с ответом…
В тот день у тебя появилась новая мечта, захватившая всю твою душу: ты захотел иметь книжки с картинками, цветные карандаши, пенал и непременно выучиться писать и читать цифры! И сделать это все сразу, за один день! Лишь только проснувшись, ты позвал меня в свою комнату и одна за другой посыпались просьбы: купить карандашей и книг и тут же приняться за цифры.
Я соврал, что сегодня царский день, и все лавки заперты. Очень уж мне не хотелось идти в город. Ты закричал было, что день не царский, но я пригрозил, и ты тоскливо вздохнул. Я понимал, что лишаю тебя счастья, но ответил: «Завтра». Детей все же баловать не полагается.
Ты пригрозил: «Ну хорошо же!» - и после молитвы и завтрака начал свои шалости, да так баловался, что тебя нельзя было унять весь день. Твоя радость смешалась с нетерпением, к вечеру твое волнение увеличилось еще больше. Ты стал подпрыгивать и изо всей силы бить ногами в пол и одновременно громко кричать. Ты не обратил внимания на мамино замечание, затем на бабушкино, а в ответ на мое замечание ты крикнул особенно пронзительно и ещё громче ударил в пол. Вот тут-то вся история и началась …
Сделав вид, что я ничего не замечаю, хотя внутри меня все похолодело от внезапной ярости, я не реагировал на твое поведение. И тут ты снова крикнул. Тут я не выдержал и, взбешенный, вскочил со стула. Какой ужас был написан на твоем лице! Ты еще раз растерянно крикнул, больше для того, чтобы показать, что ничуть не испугался. Я тем временем бросился к тебе, схватил за руку, крепко и с огромным наслаждением шлепнул, выставил из комнаты и захлопнул дверь. Такие вот цифры!
Ты зашелся в страшном и пронзительном крике, вызванном болью и жестокой обидой. Вопли не прекращались, напротив, они только усиливались. К ним добавились рыдания, а затем крики о помощи. Я холодно сказал: «Покричишь и смолкнешь». Однако мне было стыдно, я старался не глядеть на бабушку, готовую разрыдаться. Но она крепилась, в угоду мне и маме.
Ты понял, что тебя никто не утешит, потому что мы не сдадимся. Но сразу прекратить вопли ты тоже не мог – тебе не позволяло самолюбие. Ты уже охрип, но продолжал кричать. Мне очень хотелось войти в детскую и остановить твои страдания, но ведь это неправильно с точки зрения воспитания и не согласуется с достоинством строгого и справедливого дяди? Ты, наконец, затих…
Лишь полчаса спустя заглянул я в детскую, будто по постороннему делу. Весь в слезах, ты сидел на полу и, судорожно вздыхая, забавлялся пустыми коробками спичек - незатейливыми своими игрушками. Мое сердце сжалось! Но стоило мне взглянуть на тебя, как, глядя на меня полными презрения, злыми глазами, ты сказал, что никогда больше не будешь любить меня, ничего мне не купишь и даже отберешь японскую копеечку, которую мне подарил.
Потом в комнату заходили мама и бабушка, тоже делая вид, что случайно заглянули. Они говорили о непослушных и нехороших детях и советовали попросить прощения. Бабушка печально и жестоко обещала умереть, на что ты сумрачным шепотом ответил: «И умирай». И мы оставили тебя, сделав вид, что забыли о тебе.
Наступил вечер, а ты все сидел на полу и двигал спичечные коробки. Я чувствовал себя мучительно, и отправился побродить по городу. Бабушка стала укорять тебя, говоря: «Бесстыдник… Дядя любит тебя!» Кто же тебе купит пенал и книжку, цифры? Твое самолюбие было побеждено.
Мне известно: чем дороже моя мечта, тем надежд на её достижение меньше. Тогда мне приходится лукавить: я принимаю равнодушный вид. Что же мог сделать ты? Проснувшись, ты был полон жаждой счастья. Однако жизнь приказала тебе потерпеть. Ты буйствовал, не имея возможности смирить эту жажду. И жизнь ответила тебе обидой, и ты кричал от боли. Жизнь и тут не дрогнула, она приказала смириться. И ты смирился.
Ты робко вышел из детской и попросил прощения. Жизнь смилостивилась и позволила взять карандаши и бумагу. Твои глаза засияли радостью. Ты так боялся рассердить меня, каждое мое слово ты ловил с жадностью. Ты старательно выводил черточки, полные таинственного значения. Теперь и я тоже наслаждался твоей радостью. Ты считал: «Один… Два… Пять…» - и с трудом водил по бумаге. Ты радостно выводил один, два, четыре… А цифра три была похожа на прописную букву Е.